Значение СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ в Лингвистическом энциклопедическом словаре

— область языкознания, объектом к-рой являются родственные, т. е. генетически связанные, языки. Конкретно в С.-и. я. речь идет об установлении соотношения между родств. языками и описании их эволюции во времени и пространстве; С.-и. я. пользуется как основным инструментом исследования сравнительно-историческим методом; наиболее общая форма исследований — сравнит.-ист. грамматики (включающие в себя прежде всего фонетику) и этимологич. словари (лексика). С.-и. я. противостоит описательному, или синхроническому, яз-знанию, нормативному и общему яз-знанию. Вместе с тем С.-и. я. связано как с описат. яз-зианием, так и с общим яз-знанием взаимовлияниями в целом ряде вопросов. Обычно возникновение С.-и. я., прежде всего его ядра — сравнит.-нет. грамматики, связывают со знакомством ев-роп. лингвистов с санскритом в кон. 18 в., недооценивая роль того общего идейно-иителлектуального контекста, к-рый складывался в науч.-филос, лит.-худож. и обществ, жизни Европы во 2-й пол. 18 в.— первые десятилетия 19 в. К этому времени в естеств. науках (прежде всего) был накоплен большой конкретный материал, давший основание первым универсальным классификациям и так-сономиям, открывшим возможность рассмотреть целое, определить иерархию его частей и предположить, что сама она есть результат действия неких общих законов. Весь этот этап работы подразумевал существ, роль эмпнрич. сравнения фактов и неизбежно приводил к выводу, согласно к-рому за внешне разнообразными фактами должно крыться (по крайней мере, в значит, числе случаев) внутр. единство, нуждающееся в истолковании. 486 СРАВНИТЕЛЬНО Принципом истолкования для секуляризованной науки того времени стал историзм, т. е. признание развития во времени, осуществляющегося естеств. образом (а не божественной волей, реализующей некий общий план), по з а к о н а м, к-рые не только описывают самое смену одних форм другими, ио и конкретный вид, ими принимаемый. Отсюда новая установка в трактовке фактов: в них склонны были видеть уже не «лестницу форм» («существ»—в биологич. науках), но «цепь развития >, предполагающую естеств. изменение форм. Изменяемость форм (идея, в полном своем виде оформившаяся к сер. 19 в., ср. «Происхождение видов» Ч. Дарвина, 1859), объясняемая их историей, стала выступать как причина нх многообразия. Само развитие мыслилось в двух вариантах: чаще как восходящая линия от простого к сложному и улучшенному (ср. миого-числ. теории прогресса от А. Р. Ж. Тюр-го и Г. ¦ Э. Лессинга, И. Г. Гердера и М. Ж. А. Н. Кондорсе до Ж. Б. Ламарка, Э. Жоффруа Сент-Илера и того же Дарвина), реже как нисходящая линия, связанная с деградацией (Ж. Ж. Руссо, Ю. Мёзер и др.). Отражения подобной концепции многообразны н нередко объединяют естеств. науки с гуманитарными. Так, с одной стороны, возникают отд. опыты ист. описания, претендующие на полноту и целостность (Д. Юм илн Э. Гиббон), утверждаются взгляды об истории как автономной науке (Тюрго, энциклопедисты, «Идея всеобщей истории» И. Канта, 1784), вырабатываются общефилос. теории развития с особым вниманием к его причинам и стадиям, к соотношению «логического» и «истори-ческого> (Г. В. Ф. Гегель, Ф. В. Й. Шеллинг и др.). С др. стороны, возникают многочисл. сравнит, дисциплины (сравнит, анатомия, эмбриология, палеонтология, геология и т. д.) и развиваются общие и частные принципы естеств.-иауч. «компаративизма» (Ламарк, Жоффруа Сент-Илер, Ж. Кювье, Ч. Лайель и др.). Характерно, что объектом ист. изменения и иауч. сравнения становится форма (а не функция), что и предопределило возрастание роли морфологии и то важное значение, к-рое стало придаваться понятию гомологии в структуре исследуемых объектов (т. е. подобию не функциональному, ио формальному, отсылающему к общему происхождению). Для С.-и. я. оказались важными также результаты исследований в области естеств. наук, не получившие, однако, всеобщего признания,— об оформлении понятия с и с т е-м ы, определяющей взаимодействие частей целого (ср. строго детерминистич. концепцию Кювье), нередко определяемой термином «организм >, и о выдвижении идеи исходной модели-архетипа (Р. Оуэн), объясняющей развитие всех реально засвидетельствованных конкретных типов. Наука о языке не только испытывала плодотворные влияния со стороны общей методологии наук, но и сама принимала активное участие в выработке общих идей. В частности, важную роль сыграла работа Гердера (1770, изд. 1772), к-рая наряду с его же статьей «О возрастах языка> явилась одним из самых серьезных подступов к будущему ист. яз-знанию. Выступая против распространенных тезисов об исконности языка, его божеств, происхождении и неизменяемости, Гердер был одним из первых провозвестников историзма в яз-знании. Согласно его учению, естеств. законы опре- делили необходимость возникновения языка и его дальнейшего развития; язык, связанный по своему происхождению с культурой (и, в частности, с поэзией), в ходе своего развития совершенствуется, как и общество; нераздельная связь языка с культурой и обществом делает его важнейшим компонентом нац. духа (перечень причин изменения языка во многом предвосхищает аналогичную проблему в естеств. науках, ср. биологич. географию А. фон Гумбольдта). И. К. Аде-луиг в нач. 19 в. выдвигает свои соображения о причинах ист. развития языка и формулирует критерии различия в степенях языкового родства, предполагающие не просто сравнение языков, считающихся родственными, но, по суги дела, сравнение их г р а м м а т и ч. структур (не только лексем!). Характерно, что У. Джоунз, познакомившись с санскритом и обнаружив его сходство в глагольных корнях и в грамматич. формах с греч., лат., готским и др. языками, в 1786 уже смог предложить совершенно новую концепцию лиигвистич. родства; наличие достаточного кол-ва подобных совпадений в сравниваемых языках позволяет заключить об их генетич. родстве и, следовательно, об их происхождении из общего праязыка. Ф. фон Шле-гель в труде «О языке и мудрости индий-цев> (1808) не только подчеркивает роль грамматич. элементов при установлении языкового родства (именно он ввел в употребление термин «сравнительная грамматика »), но и применительно к санскриту, перс, греч., нем. и др. языкам формулирует первые постулаты сравнит.-ист. грамматики индоевроп. языков, подчеркивая особую методологич. сущность форм спряжения. Эти теоретич. предпосылки С.-и. я. подкреплялись обширным собранием лексики разных языков, упорядоченной в словарях сопоставит, типа («Сравнительные словари всех языков и наречий> П. С. Палласа, 1787—89, 2 изд., 1790—91; словарь исп. миссионера Лореисо Эрвас-и-Пандуро, 1784, 2 изд., 1800—05; «Mithridates, oder all- femeine Sprachenkunde» Аделунга и I. С. Фатера, 1806—17, и др.), где создавались особо благоприятные условия для выделения лексем родств. языков (хотя бы сугубо предварительного и приблизительного) (см. также Родство языковое, Генеалогическая классификация языков). Идеи языкового родства выдвигались и раньше (ср. отчасти уже у Данте, а также «О родстве язы ков > Гвилельма По-стеллуса, 16 в.). Выделялись работы, авторы к-рых ограничивались кругом языков, обнаруживающих сходство: «Рассуждение о европейских языках* Й. Ю. Скалигера (1599), где, однако, в сравнение включались кроме языков, позже признанных индоевропейскими, также финский, венгерский, баскский, к-рые затушевали нек-рые бесспорные результаты. Еще более широкая классификация родств. языков Ст. Света была предложена Г. В. Лейбницем, по сути дела разграничившим индоевроп. языки (по его терминологии, «кельтские») и урало-алтайские («скифские»). Более перспективными в плане будущих сравнит.-ист. исследований оказывались те работы, в к-рых ставились более узкие задачи (напр., доказательство родства отд. групп или семей языков, ориентированные при этом на сравнение сходных элементов). Так, уже в 17 в. сложилось представление о родстве языков семит. семьи (Э. Гишар, И. Лудольф и др.), германской (Л. тен Кате) и романской (Рейнуар и др.) групп, слав, языков (Ю. Крижаннч и др.) н т. п. Особое значение имели изданные Ф. Ю. фои Стралеибергом в 1730 сравнит, таблицы языков Сев. Европы, Сев. Кавказа, благодаря чему была создана классификация уральских и алтайских языков (финно-угорские и самодийские; тюркские, монгольские, тунгусские), хотя и в предварит, варианте. Эти первые попытки классификации языков способствовали формированию ранних вариантов С.-и. я. и, в свою очередь, во многом от них зависели. В 10-х гг. 19 в. идеи С.-и. я. воплотились в исследованиях сравнит.-ист. характера, в к-рых была применена и соотв. техника исследований, опиравшихся преим. на данные пндоевроп. языков, и т. о. сравнит.-ист. грамматика этих языков стала ведущей дисциплиной С.-и. я., оказавшей стимулирующее влияние на развитие других частных сравнит.-ист. грамматик. Главные фигуры той революции в С.-и. я., к-рая привела к созданию сравнит.-ист. грамматики, были Ф. Бопп («О системе спряжения санскритского языка в сравнении с таковою в греческом, латинском, персидском и германских языках», 1816), Р. К. Раек («Разыскания о древнесевериом языке», 1818), Я. Гримм («Грамматика немецкого языка», т. 1—4, 1819—37, речь идет о герм, языках) и В. фон Гумбольдт (чО сравнительном изучении языков применительно к разл. эпохам их развития», 1820, и др.). Гумбольдт теоретически обосновал статус С.-и. я. как не только особой, но и автономной лингвистич. дисциплины, выводы к-рой имеют, однако, первостепенное значение при изучении культуры, интеллектуальной деятельности, нар. психологии. Заслугой Гумбольдта было выделение яз-знаиия как новой науки ист. цикла — «сравнит, антропологии». При этом задачи С.-и. я. понимались им исключительно широко: у) выстраивались цепочки ист. последовательностей (типа а, > а2 > а3... > а„, где ai — самый ранний из реконструируемых элементов, а а„ — последний по времени, т. е. современный) и формировались матрицы звуковых соответствий (типа: звук х языка А соответствует звуку у языка В, звуку z языка Сит. п.); с развитием фонологии, особенно в том ее варианте, где выделяется уровень фонологич. дифференциальных признаков — ДП, актуальным ;тановится учет еше более дробных квантов языковых изменений самих ДП (так, изменение d > t объясняется не как сдвиг на одну фонему, а как более мелкий сдвиг на один ДП: звонкость > глухость). В этом случае можно говорить о фонеме как минимальном языковом фрагменте (пространстве), на к-ром может быть зафиксирован временной сдвиг в составе ДП. Эта ситуация объясняет одну из осн. особенностей С.-и. я., наиболее рельефно проявляющихся в срав-нит.-ист. грамматике; хотя, как было сказано, мииим. сдвиг фиксируется на уровне звуков (или морфем) и описывается как «звук х в одном языке соответствует звуку у в другом (родственном) языке», коитрастивным пространством (минимальным и достаточным) для сравнения звуков (или фонем) является морфема (в эксплицитном виде соответствие цолжио было бы выражаться след. образом: фонема х в морфеме К языка А соответствует фонеме у в морфеме Ki языка В, причем К и Ki — родств. морфемы, реализующие общий источник, предшествующий наличным его отражениям). Поэтому морфеме суждено было сыграть совершенно исключит, роль в С.-и. я., и особенно в развитии сравнит.-ист. метода (хотя до иек-рого времени эта роль могла не осознаваться с достаточной четкостью). Если утверждения типа «звук х языка А соответствует звуку у языка В» вполне тривиальны (при 488 СРАВНИТЕЛЬНО отсутствии особых условий) и неопера-ционны в рамках тех целей, к-рые ставит перед собой С.-и. я. (в еще большей степени то же относится к тезисам типа «значение m в языке А соответствует значению п в языке В», выглядящим как абсурд), то подобное сопоставление морфем [они могут быть выражением грам-матич. категорий, элементом структуры слова или носителем лексич. значения (корневые морфемы)] оказывается наиболее эффективным и операционным: оно не только отсылает к меньшим (фонемы) и большим (слово) членам сравнения, но и кратчайшим образом указывает элемент, фиксирующий родство сравниваемых членов. Поэтому морфемы данного языка (или языков) представляют собой необходимое и достаточное (строго говоря, достаточно ограничиться только «грамматическими» морфемами) основание для построения на нем сравнит.-ист. фонетики и грамматики данного языка или группы языков. Чем четче морфемная структура языка, тем более полной и надежной оказывается сравнит.-ист. интерпретация этого языка и тем больший вклад вносит этот язык в сравнит.-ист. грамматику дайной группы языков. Из указанных особенностей логич. структуры С.-и. я. вытекают не только его преимущества (среди них: относит, простота процедуры, если известно, что сравниваемые морфемы родственны; нередкая ситуация, когда реконструкция предельно облегчена или даже уже представлена частью сравниваемых элементов; возможность упорядочения этапов развития одного или неск. явлений в от-носительио-хронологич. плане; приоритет формы над функцией, лри том что первая нередко остается более устойчивой и надежной, чем последняя, и т. п.), но и его недостатки или ограничения, относящиеся к методу, применяемому в С.-и. я. Последние связаны гл. обр. с фактором «языкового» времени: данный язык, привлекаемый для сравнения, может отстоять от исходного языка-основы или от другого родственного ему языка на такое кол-во шагов «языкового» времени, при к-ром большая часть унаследованных языковых элементов (теоретически все элементы) оказалась утраченной («вымытой» временем) и, следовательно, сам данный язык выбывает из сравнения или же становится для него ненадежным материалом; иной аспект того же ограничения — невозможность реконструкции тех явлений, древность к-рых превосходит способность языка к фиксации «языкового» времени, т. е. превышает временную глубину данного языка. В др. случаях значительность «языкового» времени, отделяющего данный язык от родственных ему языков или от праязыка такова, что материал для сравнения (напр., морфемы) остается, но подвергается столь глубоким изменениям, что становится крайне ненадежным, в частности допускающим целый ряд разных сравнит.-ист. интерпретаций. Наконец, особую сложность могут представлять заимствования в языке. Слишком большое число заимствований — а известны языки, где число займете, слов превышает число исконных,— может существенно деформировать представление о соотношении «своей» и «чужой» лексики и дать основания для рядов «ложных» соответствий, к-рые, однако, обладают высокой степенью регулярности. При отсутствии внеш. свидетельств заимствования определяются изнутри, лингвистически, как раз по отклонениям от действующей в данном языке или группе языков схемы соответствий. Но старые заимствования могут утрачивать фонетич. знаки «чужого» происхождения и полностью ассимилироваться. Эти вкрапления могут смещать общую картину, притом что у исследователя нет средств для определения того, является ли это слово заимствованным или исконным и, следовательно, корректно или некорректно привлечение его для сравнения. Особую категорию сложностей составляют случаи «не-взвешенного» сравнения, когда в качестве членов ряда соответствий выступают, напр., два или более состояния одного и того же языка (причем исследователь полагает, что речь идет о разных языках) или, наоборот, один из членов ряда оказывается пустым из-за ненадежности материала. Нередки (особенно в случае недостаточного кол-ва фактов) примеры «игры случая», когда возникают фантомные факты, к-рым реально ничего не соответствует, или «сдвинутые», как бы подстроенные факты, смещающие и затемняющие реальное положение вещей. В силу всех этих обстоятельств исследования в области С.-и. я. не могут опираться исключительно на предусмотренные процедуры (на «правила»); нередко обнаруживается, что подлежащая решению задача принадлежит к числу исключительных и нуждается в обращении к нестандартным приемам анализа и /или решается лишь с определ. вероятностью. Тем не менее, благодаря установлению схемы соответствий между соотносимыми элементами разных родств. языков («сравнительное» тождество) и схемы преемственности во времени элементов данного языка (т. е. л, > а, > ...а„), С.-и. я. приобрело совершенно самостоят, статус. Яз-знанию традиционного типа как описательной и / или предписывающей дисциплине оно противопоставлялось как дисциплина объясняющая. В этом отношении С.-и. я. напоминало естеств. науки. В обоих случаях эмпирич. данные, отраженные в соотв. описаниях, нуждались в причинном объяснении; установление же причин и следствий в принципе объясняло ист. развитие объекта, изучаемого в этих науках. Высшим выражением принципа «исторической» причинности и одновременно методологич. строгости (своего рода «математичности») С.-и. я. было открытие понятия фонетич. закона (см. Фонетические законы). Роль фонетики в С.-и. я. оказалась совершенно иной, чем в описат. яз-знании; если в последнем фонетика оставалась вспомогат. дисциплиной, а звуки, как и буквы, трактовались только как средство выражения, то в С.-и. я. фонетика стала ведущей его частью, в частности потому, что в ней наиболее полно и объективно раскрывались ист. процессы, не нарушаемые, как на других уровнях, коррекцией со стороны осознаваемых говорящим элементов содержания. На первых порах в С.-и. я. довольствовались признанием соответствий и не настаивали иа их закономерности и неукоснительности в той степени, в какой это принято в естеств. науках. Во всяком случае, предполагалось, что иа язык оказывает влияние нечто более сильное, нежели лингвистич. законы (Бопп). Но уже А. Шлейхер, одержимый идеями естествознания и рассматривавший язык как естеств. организм, пытался увидеть в языковых закономерностях реализацию законов природы. Шлейхер был, пожалуй, первым, кто пытался установить как частные фоне- тич. законы, действующие в пределах данного языка, так и всеобщие (универсальные) законы языка. Шлейхеровская реконструкция индоевроп. праязыка, по сути дела, уже предполагает всевластие лингвистич. законов. Но сама трактовка этих законов Шлейхером ие могла быть принята след. поколением компаративистов, хотя убеждение в исключит, важности фонетич. законов стало в 70— 80-х гг. 19 в. общим тезисом младограм-матич. направления в С.-и. я. (см. Мла-дограмматизм). Соответственно росла непримиримость ко всем тем утверждениям в области сравнит.-ист. грамматики', к-рые основывались не на законе, а на исключениях из иего. В 1878 в своих исследованиях Трубецкого, Якобсона, Н. ваи Вейка, А. Мартине и др. в 20—30-х гг. 20 в. и позже); усвоение идей фонологии (различение фонемы и звука, дифференциальные признаки, сильная и слабая позиция, нейтрализация, дистрибуция фонологии, изменений и т. д.); учет результатов развития типологии языков (типологии, схемы, особенно универсалии, как критерии допустимости, надежности, доказательности реконструкции); использование трансформационного метода и идей порождающей грамматики (см. Генеративная лингвистика: ср. модели порождения в С.-и. я. и — шире — опыт метода моделей); внимание к статистическим (количественным) методам (количеств, способы оценки родства, лексикостатистика, претендующая на объяснение не только абсолютной хронологии распада языка-основы н выделения отд. языков, но и определяющая хроио-логич. пределы, в к-рых может вестись сравнит.-ист. исследование данного языка и т. п.). Внедрение методов структурной лингвистики и математики (см. Математическая лингвистика) определяет важную особенность С.-и. я. в последующие десятилетия и объясняет ряд конкретных достижений. Несмотря иа то что следствием строго проводимого различения синхронии и диахронии было изъятие ряда областей из сферы исключит, компетенции С.-и. я., оно продолжает оставаться одной из наиболее представит, отраслей совр. яз-зна-ния, в ряде случаев захватывающей в свое ведение новые области исследования; оно включает в себя такие дисциплины, как сравнит.-ист. грамматика (и фонетика), этимология, ист. грамматика, сравнит, и ист. лексикология, теория реконструкции и ист. развития языков, дешифровка неизвестных письменностей, наука о древностях — т. наз. лиигви-стич. палеонтология, история лит. языков; диалектология, топонимика и ономастика и т. п. Нек-рые из этих дисциплин (лингвистич. палеонтология, учение о праязыке, диалектология, этимология, топонимика и ономастика) оказывают значит, влияние на выводы, формулируемые в науках ист. цикла (археология, протоистория, ист. этнология, мифология и религиеведение, история культуры, предыстория науки, исследования древнейших форм словесного творчества, сравнит, и ист. поэтика, исследования структуры текстов и т. д.), а также в ряде естеств. наук, особенно когда речь идет о древних фактах (ботаника, зоология, геология, география и т. п.), ср. такие пока еще эвен- 490 СРЕДИЗЕМНОМОР туально применяющиеся понятия, как н т. п. Наиболее надежная основа С.-н. я.— ист. грамматики отд. языков и целых их групп, сравнит.-ист. грамматики семей и групп языков, этимологич. и ист. словари. Все эти области принадлежат к числу быстро развивающихся. К числу наиболее разработанных областей следует отнести сравнит.-ист. грамматику индоевропейских, финно-угорских, алтайских, семитских, дравидийских, байту, иидгйских языков. Серьезные исследования сравнит.-ист. характера ведутся на материале хамитских, картвельских, иахско-дагестанских, абхазско-адыгских, енисейских, самодийских, китайско-тибетских и др. языков. Все большее внимание в С.-и. я. привлекают к себе языки, считающиеся изолированными в отношении их родства, и успехи в их изучении значительны. Как особую перспективную область С.-и. я. следует выделить исследование соответствий между большими языковыми семьями и установление родственных макросемей. Хотя недостатка в попытках сравнения больших языковых семей ие было и раньше (особенно урало-алтайской, иидоевропейско-семитской и др.), новый этап в этой области начинается, несомненно, с фундаментальной работы В. М. Иллич-Свитыча (из-за смерти автора не законченной) и его продолжателей в сравнит.-ист. грамматике т. наз. ностратич. языков. Другим достижением С.-и. я. становится теория и практика реконструкции текстов. Эта новая область исследования возвращает — но с углублением и расширением материалов и результатов — к исходной основе С.-и. я., к принципу «историзма» и принципу связи языка с культурой. Ш Дельбрюк Б., Введение в изучение языка, в кн.: Б у ли ч С, Очерк не-тории яз-знания в России, СПБ., 1904: Сепир Э., Язык. Введение в изучение речи, пер. с англ., М.—Л., 1934; Том-сен В., История языковедения до кон. XIX в., пер. с дат., М.. 1938; Мейе А.. Введение в сравнит, изучение индоевроп. языков, 3 изд., пер. с франц., М,—Л.. 1938; его же. Сравнит, метод в ист. яз-знании, пер. с франц., М., 19S4; Ш у х а р д т Г., Избр. статьи по яз-знанию, пер. с нем., М., 1950; Иванов В. В., Генеалогия, классификация языков и понятие языкового родства, М.. 1954; Десницкая А. В., Вопросы изучения родства иидоевроп. языков, М.—Л., 1955; Вопросы методики сравнит.-ист. изучения индоевроп. языков, М.. 1956; П и з а н и В., Этимология. История — проблемы—метод, пер. с итал., М., 1956; Пауль Г., Принципы истории языка, пер. с ием., М., 1960; Мартине А., Принцип экономии в фонетич. изменениях, пер. с франц., М.. I960; Иллич-Сви-тыч В. М., Опыт сравнения ностратич. языков, т. 1—3. М., 1971 — 84; Гер дер И. Г., Идеи к философии истории человечества, пер. с нем., М., 1977; С о с с ю р Ф. де. Тр. по яз-знанию, пер. с франц., М.. 1977; Семереньи О., Введение в сравнит, яз-знание, пер. с ием., М., 1980; Сравнит.-ист. изучение языков разных семей. Совр. состояние и проблемы, М., 1981; Гумбольдт В. фон, Избр. труды по яз-знанию, пер. с нем., М., 1984; Г а м к р е-л и Д з е Т. В., Иванов В я ч. В с, Индоевроп. язык и индоевропейцы. Реконструкция и ист.-тнпологич. анализ праязыка и протокультуры, кн. 1—2, Тб., 1984; Whitney W. D., Language and the study of language, N. Y., 1867; его же, The life and growth of language, N. Y., 1875; его же, Whitney on language. Selected writings, Camb. (Mass.), 1971; Schleicher A., Compendium der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen,4 Aufl.. Weimar, 1876; О sth of f H., В г u g-mann K.,Morphologische Untersuchungen auf dem Gebiete der indogermanischen Spra- chen, I, Lpz.. 1878; Humboldt W., Ober die Verschiedenheit des menschlichen Sprach-baues und ihren Einfluss auf die geistige Ent-wicklung de.s Menschengeschlechts. Bd 1 — 2, В., 1880; Jespersen O.. Progress in language, 2 ed., L. —N. Y., 190У: T r u b e t-z k о у N. S., Gedanken uber das Indogerma-nenproblem, «Acta linguistics.. 1939, v. 1; Meillet A., Linguistique historique et linguistique generale, P., 1948; L e h m a n n W. Ph.. Historical linguistics. N. Y., 1962; Pedersen H.. The discovery of language. Linguistic science in the 19th century, Bloo-mington, 1962; Hoenigswald H., Language change and linguistic reconstruction, Chi.. 1966; Arens H.. Sprachwissen-schaft. Der Gang ihrer Entwicklung von der Antike bis zur Gegenwart, 2 Aufl.. Freiburg, 1969; M о u n i n G., Histoire de la linguistique, des origines au XX-e siecle, 2 ed., P., 1970; см. также лит. при ст. Индоевропеистика. В. Н. Топоров.