Значение МЕНЬШЕВИЗМ В ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ в Литературной энциклопедии

МЕНЬШЕВИЗМ В ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ

1 " id=Меньшевизм_в_литературоведении.Оглавление> 1. Меньшевизм (социально-политическая характеристика) [163]. 2. Философские основы русского меньшевизма [168]. 3. Литературно-теоретические взгляды меньшевиков [172]. 4. Проблема пролетарской культуры и лит-ры у меньшевиков [182]. 5. История лит-ры в меньшевистском освещении [185]. 6. Меньшевизм и национал-демократизм [186]. 7. Заключение [187]. 1. МЕНЬШЕВИЗМ (СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА)[/b]. — М., говорил Ленин на II конгрессе Коминтерна, «есть родовое понятие для всех якобы социалистических, социал-демократических и т. п. направлений, враждебных большевизму» (Ленин, т. XXV, стр. 342). М. как политическое течение и партия всегда был враждебен революционному марксизму-ленинизму. В своем историческом развитии М. как оппортунизм только менял свою форму, обличие, но по своей социальной природе и политическому содержанию он оставался всегда буржуазным извращением марксизма. Характернейшая черта М. заключалась в том, что он неизменно осуществлял «влияние буржуазии на пролетариат изнутри рабочего движения» (Ленин, том XXV, стр. 382). Политически М. на всем протяжении истории подчинял пролетариат буржуазному реформизму. Социальные корни М. не в рабочем классе, а в мелкой буржуазии. Определенные слои мелкобуржуазной интеллигенции: литераторы, юристы, врачи, чиновники земств и городских самоуправлений и очень небольшая прослойка рабочей аристократии — вот социальная база меньшевизма. Меньшевистская партия была «социалистической» только по своему названию и по «марксистской» фразеологии. Свою мелкобуржуазную, оппортунистическую природу меньшевики пытались прикрывать «верностью» марксизму. Но, как указывает Ленин, «оппортунизм можно выразить в терминах какой угодно доктрины, в том числе и марксизма» (том XVI, стр. 169). Меньшевистское извращение, опошление марксизма на разных исторических этапах только меняло свои внешние формы, а по своему содержанию преследовало одну и ту же цель. Меньшевики как оппортунисты стремились «убить марксизм „посредством мягкости“, удушить посредством объятий, путем якобы признания „всех“, „истинно-научных“ сторон и элементов марксизма кроме „агитаторской“, „демагогической“, „бланкистски-утопической“ стороны его. Другими словами: взять из марксизма все, что приемлемо для либеральной буржуазии, вплоть до борьбы за реформы, вплоть до классовой борьбы (без диктатуры пролетариата), вплоть до „общего“ признания „социалистических идеалов“ и смены капитализма „новым... строем“ и отбросить „только“ живую душу марксизма, только его революционность» (Ленин, том XVIII, стр. 251).

164 Отрицание учения Маркса о пролетарской революции и диктатуре пролетариата самое характерное в М. Ленин неоднократно указывал, что «марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма» (Ленин, т. XXI, стр. 392). В 90-х гг. Плеханов в своих работах против ревизионистов (Бернштейна) и анархистов обошел вопрос об отношении марксистов к буржуазному государству и диктатуре пролетариата. В проекте программы нашей партии, представленном Плехановым к II съезду партии, не было указано, что цель партии — завоевание диктатуры пролетариата. И только по настоянию Ленина пункт о диктатуре пролетариата был включен в программу партии. В революции 1905—1907 меньшевистское отрицание диктатуры пролетариата выразилось в том, что они отрицали гегемонию пролетариата в революции, перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую, отрицали революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства. Меньшевистское отрицание диктатуры пролетариата сказалось и в том, что Советы в 1905 меньшевики рассматривали не как зародышевые формы революционной пролетарской власти, а только как органы местного самоуправления. И наконец меньшевистское отрицание диктатуры пролетариата проявилось в том, что они боролись против создания партии нового типа. «Типом социалистических партий эпохи II Интернационала была партия, которая терпела в своей среде оппортунизм... Этот тип пережил себя» (Ленин, т. XVIII, стр. 86). Меньшевики пролетарскую партию превращали в реформистскую рабочую партию. Они стремились зачислить в члены партии каждого «профессора» и «гимназиста», каждого «сочувствующего» и «стачечника», не входящего и не желающего входить ни в одну из партийных организаций. Они отрицали учение Маркса о роли партии в пролетарской революции. Они партию из передового отряда, из вождя и руководителя революции превращали в отряд, плетущийся в хвосте стихийного рабочего движения. Социальная сущность меньшевиков как агентов буржуазии в рабочем движении состояла в том, чтобы притупить классовые противоречия, примирить их, осуществить мирное сожительство классов. «Защита сотрудничества классов, отречение от идеи социалистической революции и от революционных методов борьбы, приспособление к буржуазному национализму, забвение исторически преходящих границ национальностей или отечества, превращение в фетиш буржуазной легальности, отказ от классовой точки зрения и классовой борьбы из боязни оттолкнуть от себя „широкие массы населения“ (читай: мелкую буржуазию) — таковы, несомненно, идейные основы оппортунизма» (Ленин, т. XVIII, стр. 67). Характеристика М. была бы не полна, если бы мы исключили характеристику троцкизма.

165 Троцкизм как разновидность М., как центризм на русской почве, имеет те же социальные корни и общие черты, что и М. После II съезда Троцкий выступил с пасквилем на нашу партию. Троцкий защищал оппортунистов, он был за сожительство с ними в рядах одной партии. В период революции 1905—1907 Троцкий боролся с большевизмом под флагом теории «перманентной революции». В годы реакции и подъема Троцкий выступал защитником ликвидаторства и организатором антипартийного, антипролетарского «августовского блока». В годы войны Троцкий как центрист и каутскианец боролся против революционных лозунгов большевиков. В 1917 Троцкий вступил в ряды большевистской партии, но с меньшевизмом не только не порвал, но и обращал его оружие против большевизма. На каждом крутом повороте революции Троцкий выступал как организатор антипартийных элементов. Так было во время заключения Брестского мира и при переходе к нэпу, то же самое повторилось и в 1923. И наконец при переходе к социалистической реконструкции всего народного хозяйства в 1926—1927 Троцкий стал организатором антипартийного, антисоветского «оппозиционного блока». Троцкизм превратился в эти годы в передовой отряд контрреволюционной буржуазии. «Существо троцкизма, — говорил т. Сталин на XVI партийном съезде, — состоит прежде всего в отрицании возможности построения социализма в СССР силами рабочего класса и крестьянства нашей страны» («Вопросы ленинизма», стр. 557). «Существо троцкизма состоит, во-вторых, в отрицании возможности вовлечения основных масс крестьянства в дело социалистического строительства в деревне» (стр. 558). «Существо троцкизма состоит, наконец, в отрицании необходимости железной дисциплины в партии, в признании свободы фракционных группировок в партии, в признании необходимости образования троцкистской партии» (стр. 558). Как агентура буржуазии в рабочем классе М. уходит своими историческими и идейными корнями к «легальному марксизму» (струвизму) и к «экономизму». «Легальный марксизм», подчинявший рабочее революционное движение гегемонии либеральной буржуазии, был родоначальником и теоретической базой «экономизма». Экономизм, как и струвизм, отрицал общие основы марксистского мировоззрения, учение Маркса о пролетарской революции и диктатуре пролетариата (см. книгу С. Прокоповича «К критике Маркса»). Отрицая гегемонию пролетариата в революции, экономисты тем самым отрицали необходимость создания революционной соц.-дем. рабочей партии в России. Роль борца за политическую свободу, роль гегемона в революции экономисты предоставляли либеральной буржуазии. Задачи рабочего класса экономисты сводили к борьбе за реформы, к борьбе за создание касс взаимопомощи, профсоюзов, кооперативов, Для экономистов стихийное рабочее движение было все, а конечная цель — ничто. Экономизм был движением без социализма

166 и против социализма. Его социальная природа и политическая суть были разоблачены Лениным. Экономисты были изгнаны из рабочего движения. В революции 1905—1907 меньшевики выступили как проводники буржуазного влияния на пролетариат, считая либеральную буржуазию главной движущей силой революции, ее гегемоном, отводя пролетариату роль подсобной силы, роль «подталкивателя» буржуазии; что же касается крестьянства, то оно как революционная сила почти исчезло из поля зрения меньшевиков. Меньшевики отрицали необходимость революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Революционные формы и средства борьбы пролетариата они объявили анархизмом, «народническим бунтарством», «бланкизмом». Отсюда — их тактика соглашения с буржуазией и поддержка всевозможных съездов, банкетов, либеральных профессоров, земцев и др. Отсюда — ставка на мирные парламентские методы борьбы. Меньшевики спешили объявить 1905 год «сумасшедшим годом», а героическую борьбу миллионных масс рабочих и крестьян образцом того, «чего не следовало бы делать». Плеханов говорил: «не надо было браться за оружие». После поражения революции 1905 меньшевизм перерастает в ликвидаторство. Сущность последнего далеко не ограничивалась стремлением ликвидировать нелегальную соц.-дем. партию. Ликвидаторство было такого рода оппортунизмом, сущность к-рого состояла в «отрицании революционной классовой борьбы социалистического пролетариата вообще и в частности в отрицании гегемонии пролетариата в нашей буржуазно-демократической революции» (Ленин, т. XIV, стр. 105). Ликвидаторы стремились превратить рабочее движение в придаток к движению либеральной буржуазии, а революционную соц.-дем. партию в столыпинскую «рабочую» партию. Борьба с меньшевиками-ликвидаторами была победоносно завершена большевиками исключением ликвидаторов из русских соц.-дем. организаций. Переход меньшевиков на позиции социал-шовинизма и национал-социализма с началом мировой войны 1914 был подготовлен всем ходом исторического развития М. Меньшевики-оборонцы во главе с Г. Плехановым, А. Потресовым и др. выступили с защитой империалистической политики русской буржуазии и царизма (см. сб. «Самозащита»). Они приняли непосредственное участие в работе военно-промышленных комитетов. М. стал оруженосцем русского царизма и буржуазии. М. превратился в социал-шовинизм. С первых же дней Февральской революции меньшевизм выступил против вооружения пролетариата и передачи власти Советам. На протяжении всех восьми месяцев революционной борьбы пролетариата за власть Советов меньшевики поддерживали политику крупной капиталистической буржуазии. Меньшевики были за наступление на фронте и за наступление на рабочий класс в тылу. Подло-предательская, контрреволюционная роль меньшевиков ярко проявилась в июльские дни, когда они требовали разоружения питерского

167 пролетариата и революционных матросов Кронштадта. Меньшевики вместе с эсерами помогали буржуазии ввести военно-полевые суды и смертную казнь для солдат в армии; они поддерживали посылку карательных экспедиций в деревню против крестьян, захватывающих помещичью землю и инвентарь. Меньшевики в угоду буржуазии проводили политику удушения революции. В октябрьские дни меньшевики сражались по ту сторону баррикад. Они участвовали в белогвардейских заговорах против советской власти, поддерживали политику оголтелых контрреволюционных генералов и интервентов, расстреливали рабочих, сжигали деревни, продавали богатства страны заграничному капиталу. «Большая часть меньшевиков перешла на сторону буржуазии и во время гражданской войны боролась против нас» (Ленин, т. XXIV, стр. 18). После разгрома контрреволюции, очутившись по ту сторону советских границ, меньшевики под крылышком империалистической буржуазии Запада продолжали свое дело борьбы с рабочим классом, с страной диктатуры пролетариата. Переход к нэпу они рассматривали как реставрацию капитализма, возлагая все свои надежды на возрождающуюся городскую и сельскую буржуазию. Делая ставку на внутреннее перерождение советской власти и коммунистической партии, они поддерживали все и всякие антипартийные группы в ВКП(б), начиная от «рабочей оппозиции» и кончая троцкистами и правыми оппортунистами. Контрреволюционная деятельность меньшевиков чрезвычайно оживилась в условиях нэпа. Маскируясь под «специалистов», они пролезали в советские органы, откуда тайком всячески вредили советской власти. Излюбленным местом, где меньшевики свили себе гнездо буржуазного опошления и извращения марксизма, был идеологический фронт. Так, в области экономических наук довольно долгое время процветала рубинщина, это наиболее яркое формалистическое извращение марксизма. Рубин, Суханов, Финн-Енотаевский, Базаров и др. являлись не только поставщиками меньшевистских вредительских теорий, но и принимали непосредственное участие во вредительской деятельности контрреволюционных групп. Меньшевики-историки извращали историю революционной борьбы в России, опошляли руководящую роль пролетариата в этой борьбе, клеветали на историю большевистской партии, прибегая к фальсификациям, к извращению исторических фактов. В области философии меньшевиствующий идеализм группы Деборина извращал, выхолащивал революционную философию марксизма. В области литературоведения меньшевистские взгляды проводили В. Переверзев и его ученики. Потребовалась энергичная борьба партии под руководством ее вождя, т. Сталина, чтобы были разоблачены все и всякие меньшевистские теории и теоретики во всех областях идеологической борьбы. В период наступления социализма по всему фронту, когда классовая борьба обострилась и на отдельных участках приняла ожесточенные формы, меньшевики стали во главе

168 организации вредительства, подготовляя интервенцию империалистов против СССР. Вся история М. есть история предательства и измен делу рабочего класса и социализма. От поддержки либеральной буржуазии в революции 1905—1907 до организации столыпинской «рабочей партии» в годы реакции и подъема, от защиты русского царизма в годы войны и проведения политики буржуазии в революции 1917, от участия в гражданской войне на стороне контрреволюционных генералов до организации вредительских актов и подготовки интервенции в наши дни — таков исторический путь М. Я. Ронис 2. ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВЫ РУССКОГО МЕНЬШЕВИЗМА[/b]. — Основоположники научного коммунизма Маркс и Энгельс являются творцами и его философской основы — диалектического материализма. Философская основа марксова учения неразрывно связана со всеми другими его сторонами. Она является тем «решающим в марксизме» (Ленин), всякие попытки отделить которое от других сторон марксизма неизменно приводят к отказу от марксизма в целом. Диалектический материализм, как решающее в марксизме, в новой обстановке эпохи империализма развил, поднял на новую и более высокую ступень Ленин. В наши дни Сталин, вождь Коммунистического Интернационала и ВКП(б), на основе опыта мирового революционного движения и социалистического строительства СССР развивает дальше диалектический материализм, философскую основу марксизма-ленинизма, и главное в нем — учение о диктатуре пролетариата. II Интернационал, отказавшийся от марксова учения о диктатуре пролетариата и классовой борьбе, подвергший ревизии и фальсификации все учение Маркса о законах развития и гибели капитализма, заменивший борьбу за коммунизм практикой буржуазного либерализма и социал-фашизма, отверг и философскую основу марксизма. Диалектический материализм заменили модные буржуазно-идеалистические философские теории, обосновывающие соглашательскую тактику II Интернационала, его предательство. С течением времени неокантианство — реакционная сугубо-идеалистическая философия буржуазного либерализма — становится официальной философией II Интернационала, а неокантианцы — К. Форлендер, М. Адлер — официальными философами германской и австрийской соц.-дем. Однако если марксизм-ленинизм отстаивает чистоту диалектико-материалистического метода и мировоззрения как единственной последовательно-научной и революционной философии пролетариата, то плетущийся в хвосте модных буржуазных философских школ социал-фашизм, равно как и русский М., отличается помимо прочего отсутствием единства философских взглядов. Кроме неокантианства широкое распространение в рядах II Интернационала получил махизм — философия реакционного мещанства эпохи империализма. В последнее время неогегельянство — философия фашизма — широко распространяется теоретиками II Интернационала (З. Марк, А. Либерт и др.). К. Каутский,

169 начавший свою философскую деятельность в качестве вульгарного материалиста и отчасти кантианца (в этике), в последних работах выступает как эклектик, идеалист, кантианец и в то же время в значительной степени махист. Те же кантианские, махистские, гегельянские и механистические тенденции и влияния проявляются и в русском М., философски обосновывая его тактику соглашения с буржуазией, общую с партиями правого крыла II Интернационала до войны, тактику социал-шовинизма и социал-фашизма всего II Интернационала во время и после войны. Пропагандистами обоснования марксизма при помощи неокантианства в России с конца 90-х гг. выступали легальные марксисты: Струве, Бердяев и др. Однако эти попытки легальных марксистов протащить в рабочее движение философский ревизионизм встретили со стороны большинства соц.-дем. отпор, легальные марксисты были разоблачены как идеологи буржуазии. Кантианские философские идеи в сильнейшей степени окрашивали движение экономизма, родственное немецкому бернштейнианству, также выступавшему под знаменем Канта. Уже в то время и немного позже, в 1904—1905, именно в меньшевистском крыле соц.-дем. имелись откровенные неокантианцы, из числа которых можно назвать Е. Лозинского, затем И. Давыдова и других. Хотя неокантианское движение подверглось резкой критике со стороны лидера русского меньшевизма — Г. В. Плеханова, критиковавшего неокантианство с позиций диалектического материализма, тем не менее ряд кантианских идей усвоен самим Плехановым в самом начале его философской деятельности. Значение этих идей в системе философских взглядов Плеханова возрастает по мере углубления политического меньшевизма Плеханова. Плеханов открыто перешел на позиции кантианства во время мировой войны, когда он с помощью этики Канта обосновывал свой социал-патриотизм. Еще в большей мере кантианство отразилось на философских взглядах учеников Плеханова — Л. Аксельрод (Ортодокс) и А. Деборина. Элементы разрыва объективной действительности и познания; более или менее последовательно проводимый разрыв теоретической и практической деятельности человека и в связи с этим отрыв философии от действительности; глубокий разрыв формы и содержания и в связи с этим признание внеисторических идеалов в области этики и эстетики — таковы основные линии кантианских влияний в философии Плеханова, а затем в углубленном и развитом виде у его учеников. Стоя в основном философском вопросе о соотношении мышления и бытия на позициях материализма, Плеханов допускал в теории познания, идя по линии кантианства, разрыв вещи в себе и явления. Диалектический материализм рассматривает явление как «для других бытие самой вещи», т. е. как определение самой объективной действительности, проникающее в сознание человека лишь постольку, поскольку оно эту действительность отражает. Плеханов, подобно кантианцам, рассматривает явление как чистую субъективность. Так. обр., противопоставляя

170 вещь в себе ее явлению, Плеханов расценивает акт познания не как отражение объективной действительности, как это мы имеем у Энгельса и у Ленина, но лишь как иероглиф, как ее условный символ. Отказавшись под влиянием ленинской критики от термина «иероглиф» и заменив его термином «вид вещи» (в «Materialismus militans»), Плеханов не покинул почвы полуагностицизма в теории познания, поскольку он продолжал «вид вещи» трактовать как чистую субъективность, противопоставляя «вид вещи» свойству и только последние считая объективным определением вещи. Теория иероглифов Плеханова несомненно проводит достаточно резкую грань между познанием и объективным миром, из к-рого познание только и может черпать свое содержание и с к-рым в действительности оно неразрывно связано. Это приводит в дальнейшем развитии взглядов Плеханова к ряду следствий. Разрывается форма и содержание познания. Форма у Плеханова предстает как неизменчивая сущность и трактуется далее в духе, сходном с кантовским a priori. В философских взглядах Плеханова имеются элементы чисто кантианского противопоставления логического и чувственного познания, что находит свое отражение в противопоставлении мышления и науки — как области «расчета» эстетической сфере, в к-рой господствуют чувственность и инстинкт. Логические формы у Плеханова приобретают конститутивное в кантовском смысле значение по отношению к чувственности. В доставляемый чувствами материал, говорит Плеханов, «наш рассудок вносит известный порядок: он сочетает между собою явления и разделяет другие» (Сочин., т. XVIII, стр. 318). Логические формы в данном случае у Плеханова выступают не как «формы живого реального содержания», а как формы «на содержании», что Гегель отмечает у Канта (см. IX Ленинский сборник, стр. 21). Разрыв логических форм и содержания познания, внеисторическое понимание форм познания тесно связаны у Плеханова с непониманием единства диалектики и теории познания. В этом разрыве ясно сказывается отрыв теории М. от его практики. Еще более это видно на развиваемой Плехановым теории двух планов действительности: одного, где действует диалектика, и другого, где полновластна формальная логика, метафизика. «Диалектическое мышление не исключает также и метафизического: оно только отводит ему известные пределы, за к-рыми начинается царство диалектики», говорит Плеханов (Сб. «Группа Освобождения труда», № 6, стр. 22). Плеханов защищал диалектику и диалектический материализм в ту эпоху, когда подавляющее большинство теоретиков Второго Интернационала третировало ее, подменяло диалектический материализм идеями буржуазной философии. В этом заслуга Плеханова, которую неоднократно отмечал Ленин. Но политический меньшевизм Плеханова не мог не сказаться и сказывался по мере углубления меньшевизма все в большей степени — на марксистской выдержанности философских

171 взглядов Плеханова. Как раз в вопросе о соотношении формальной логики (т. е. метафизики) и диалектики, и это характерно для философии всего русского М., влияние Плеханова сказывается особенно рельефно. Диалектике отводится сфера общих теоретических рассуждений. В практической же меньшевистской своей деятельности Плеханов выступает как формальный логист, накладывающий на формальную логику маску диалектики, в чем его многократно изобличал Ленин. Сфера теории отграничивается русским М., так же как и всем II Интернационалом, от сферы практики. Вполне понятно, что тем самым теоретики II Интернационала прямо становятся на путь отказа от марксистской теории. Плеханов, оставаясь в части философских взглядов диалектическим материалистом, допускает в философии существеннейшие ошибки, идущие в общем по линии кантианства. Яркой меньшевистской философией является эмпириокритицизм в тех интерпретациях, которые он получил у Богданова (эмпириомонизм), Юшкевича (эмпириосимволизм) и др. Эмпириокритицизм — философия реакционного мещанства эпохи империализма — особенное развитие получил не только на Западе, где он был воспринят рядом философов II Интернационала (Ф. Адлер, отчасти М. Адлер, отчасти К. Каутский), но и в России, в эпоху реакции, после поражения революции 1905, где он стал знаменем отходившей от революции мелкобуржуазной интеллигенции. Со стороны меньшевиков (Плеханова, Аксельрод, Деборина) делались попытки на том основании, что одним из наиболее ярких представителей эмпириокритицизма был А. Богданов — тогда [1905—1908] большевик — доказать, что эмпириокритицизм есть философская основа большевизма. На деле не только эмпириокритицизм в том виде, который он принял у меньшевиков Юшкевича и Валентинова, но и эмпириомонизм Богданова — меньшевистская философия. Характерна их общая тенденция: сочетать общественное учение марксизма с модной буржуазной философией. Характерен и отмечаемый Лениным у махистов разрыв теории и практики, так что и в этом вопросе махисты разделяют общую догму II Интернационала. Значительные элементы кантианства содержатся в философских взглядах Л. Аксельрод Ортодокс и А. Деборина, выступавших до революции в качестве меньшевистских философов. Философские концепции и Аксельрод и Деборина в значительной степени воспроизводят ошибки Плеханова. Оба разделяют — Аксельрод прямо и открыто, Деборин в более завуалированной форме — иероглифизм Плеханова в теории познания. Оба последовательно проводят линию разрыва теории и практики и связанную с этим линию разрыва и противопоставления диалектики и теории познания. Оба развивают плехановскую теорию двух планов логики, отводящую самостоятельное по существу значение формальной логике наряду с диалектикой. Оба в значительной мере по-кантиански рассматривают диалектику либо как систему чисто

172 формальных, лишенных содержания категорий (Аксельрод) либо как науку, «вносящую внутреннюю связь» в содержание. Аксельрод прямо приемлет категорический императив Канта в сфере этики, Деборин же в более завуалированной форме общечеловеческого, биологически развившегося, нравственного закона. Под маркой диалектического материализма выступали механисты и меньшевиствующий идеализм. В отношении идейных истоков и по своей идейной сущности и та и другая философская ревизия марксизма, выступающая в наши дни, в условиях диктатуры пролетариата, восходит к философским традициям II Интернационала, к М. Их различие заключается в том, что механицизм воспроизводит в основном вульгарно-материалистическую философию, а меньшевиствующий идеализм представляет собою в основном гегельянскую ревизию марксизма. Для механицизма как философской основы правого оппортунизма характерно: отрицание философии и теории вообще, а в связи с этим оправдание вульгарного эмпиризма, хвостизма, самотека; универсализация механики, в частности теории равновесия, как общефилософской методологии, к-рую поддерживали меньшевики-интервенты (Финн-Енотаевский, Залкинд), количественная точка зрения и субъективизм в понимании качества, антидиалектика в трактовке важнейших логических категорий и законов бытия (случайность, причинность, целесообразность, необходимость). Для меньшевиствующего идеализма характерно: отрыв философии от практики классовой борьбы и социалистического строительства; разработка категорий диалектики на гегельянский образец в порядке саморазвития логической идеи, т. е. идеалистически, талмудически; идеализм в трактовке важнейших категорий философии (материя, пространство и время, движение и т. д.). И механицизм и меньшевиствующий идеализм отражают влияние М. и меньшевистских традиций в философии. Это сказывается и в социологических взглядах обеих этих ревизионистских философий: сползание с почвы классового анализа в плоскость внеисторических идей и идеалов (в этике, в эстетике); хвостистское, пассивистическое отрицание активной роли производственных отношений и идеологий; трактовка первых и вторых как «пассивного следствия». И здесь, в социологии, механицизм и меньшевиствующий идеализм связаны с ошибками Плеханова в теории исторического материализма. Но и здесь, как и в философии, механицизм и меньшевиствующий идеализм углубляют и эпигонски развивают худшие стороны философских взглядов Плеханова. Несмотря на ряд своих серьезных ошибок, Плеханов остался в общем диалектическим и историческим материалистом, тогда как и механицизм и меньшевиствующий идеализм суть антимарксистские и антидиалектические философские концепции. Е. Ситковский 3. ЛИТЕРАТУРНО-ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ МЕНЬШЕВИКОВ — полностью обусловлены их политической сущностью и непосредственно

173 связаны с их эстетическими воззрениями. Не следует представлять меньшевистское литературоведение монолитно единым и последовательно выдержанным в его методологии; в нем без труда могут быть вскрыты несколько разновидностей, довольно сильно враждовавших между собою по отдельным проблемам науки о лит-ре (напр. Переверзев критиковал Кубикова, Горбов — Переверзева и т. д.). Все эти распри меньшевистских литературоведов представляли собою однако только различия в пределах одного теоретического лагеря. Общеменьшевистские черты в методологии литературоведения проявляются в трактовке отношения лит-ры к действительности, в ревизии марксистско-ленинской теории отражения, в отрыве лит-ры от классовой борьбы и меньшевистском отрицании партийности лит-ры, в формалистическом разрешении проблемы формы и содержания, в интуитивистски-стихийническом понимании творческого процесса. Данная статья имеет своей задачей показать типичные и общие черты меньшевистского литературоведения в их наиболее характерных проявлениях. Об индивидуальных же особенностях отдельных литературоведов, о различиях между ними см. соответствующие статьи. Для марксистов лит-ое произведение всегда было классовой идеологией, отражающей действительность в специфической художественной форме. Основою марксистско-ленинского понимания отношения лит-ры к действительности является учение Маркса — Энгельса — Ленина об отражении. И именно против учения об отражении и направлена меньшевистская трактовка данной проблемы. Типичным для меньшевиков здесь является стремление устранить активно-классовый момент в отражении объекта (и по сути, как увидим ниже, отрицание отражения). Художественное познание для меньшевиков-литературоведов, это — пассивное подчинение сознания объекту, простое воспроизведение, а не классовое отражение его. Эти особенности М. в решении данной проблемы стоят в явной зависимости от политической практики М., с его проповедью буржуазного объективизма, с его стихийничеством и стремлением обуздать классовую активность пролетариата. Наиболее примитивно меньшевистское понимание проблемы «лит-ра и действительность» раскрывается в наивном реализме Кубикова. Из меньшевистского решения этой проблемы проистекают наивно-реалистические попытки Кубикова изучить положение рабочего класса в России по произведениям буржуазно-дворянской лит-ры, взятым вне социально-политических взглядов этих писателей, причем идеология их рассматривается Кубиковым как «наслоения», как нечто чуждое «объективному» взору «внеклассового» художника. Тот же меньшевистский подход к лит-ре как пассивному воспроизведению объекта отличает собою и методологию Переверзева, яро и бесплодно «враждовавшего» с наивным реализмом Кубикова. Переверзев устраняет классово-идейную сущность литературы и уподобляет лит-ру (как и искусство вообще)

174 игре, где художник пассивно воспроизводит социальное бытие своей классовой группы, социальный характер в частности. Лит-ра в руках Переверзева становится фотографическим снимком эмоционально-психологических особенностей класса («социальный характер»), передаваемых через воспроизведение социально-бытовой обстановки. Это автоматически и безыдейно воспроизводимое художником бытие только своего класса неизбежно имеет место, по Переверзеву, даже при попытках художника изображать жизнь других классов. Несмотря на это резкое подчеркивание классовой предопределенности творчества, что как будто отличает Переверзева от Кубикова, Переверзев в сущности остается также на своеобразно выраженных наивно-реалистических позициях, когда утверждает фотографическое воспроизведение художником своего социального бытия (на деле — только быта), своего социального характера. Меньшевистская трактовка отношения литературы к действительности теснейшим образом связана с фактическим (иногда прямо высказанным) отрицанием идеологии в лит-ре, с деидеологизацией последней: если лит-ра только пассивно отражает объект сам по себе, то она не может показать субъективно-классового отношения к действительности. Отсюда идет меньшевистское отрицание партийности лит-ры. Значение последней как орудия идейной борьбы меньшевиками игнорируется. Именно поэтому Переверзев объявляет поиски идеи в художественном произведении субъективными домыслами критиков, Плеханов утверждает, что лит-ра лишь «показывает», а не «доказывает», Кубиков ищет в художественных произведениях фотографических оттисков действительности, игнорируя идеи как «наслоения». В основе всех этих ликвидаторских по отношению к идейности лит-ры взглядов лежит меньшевистский тезис о лит-ре как воспроизведении действительности, выдвигавшийся еще Плехановым. Меньшевистское понимание лит-ры как воспроизведения действительности в художественных образах заключает в себе разрыв чувственного и логического моментов познания, характерный для пассивно-созерцательской позиции в лит-ре (к-рая на деле является формой классовой борьбы). Этот разрыв сказывается хотя бы на плехановском противопоставлении «мышления образами» «мышлению силлогизмами», к-рое сводит художественное произведение к совокупности чувственно-конкретных образов, ничего не стремящихся доказать и ничего не доказывающих. Классовая целеустремленность лит-ры, сказывающаяся в ее идейной направленности, подменяется здесь одним лишь показом действительности при помощи художественных образов, «объективным» ее изображением. Отсюда одностороннее, пассивистски-созерцательское выпячивание познания жизни через лит-ру при игнорировании ее классово-действенной роли, получившее особенно рельефное свое выражение у Воронского. Для Воронского главное в лит-ре — «искусство видеть мир». При этом стремление

175 «видеть», воспринимать мир через искусство сопряжено у Воронского с поисками «объективной», «общечеловечески» обязательной картины действительности, «мира — прекрасного самого по себе», выключенного из социальной практики. «Повседневное» с его «житейскими волнениями» закрывает, искажает эту подлинность скрытого мира «вещей в себе». Проникновение в него возможно, по Воронскому лишь, путем отказа от «обычных» мыслей и представлений, т. е. от классового мировоззрения. «Снятие покровов» с затемненного и искаженного облика мира, соприкосновение с «неиспорченными, подлинными образами мира» доступно лишь искусству (лит-ре в частности), к-рое всегда стремилось и стремится открыть мир «в его наиболее очищенных и непосредственных впечатлениях». Сводя литературу к пассивному воспроизведению объекта вне классовой практики и классовой идеологии, меньшевизм скатывается в конце концов на субъективистские позиции. Утверждая лит-ру как воспроизведение действительности («неиспорченные подлинные образы мира» у Воронского, воспроизведение соц. бытия у Переверзева, наивный реализм Кубикова, воспроизведение действительности, подобное игре, у Плеханова и Переверзева), меньшевики-литературоведы в то же время приходят к отрицанию художественного познания действительности благодаря устранению из него активно-классового момента. — Меньшевистская ревизия ленинского учения об отражении, подменяющая отражение пассивистским «внеклассовым» воспроизведением объекта, неизбежно приводит к плехановско-кантианскому тезису об иероглифичности познания. Так, Переверзев, утверждающий литературу как механическое воспроизведение социального бытия, в то же время отрицает возможность познания художником бытия других классов. Художник, по Переверзеву, обречен воспроизводить всегда только свое соц. бытие, свой социальный характер, лишь «переодевая» его во внешние одежды других классов и навешивая над своим автопортретом ярлыки с фальшивыми именами. Устранение активно-классового момента познания производится меньшевиками, во-первых, через изоляцию художественного творчества от классовой борьбы («житейские волнения» у Воронского); во-вторых, через отрыв чувственного момента в художественном познании от логического и ограничение художественной лит-ры сферой воспроизведения чувственных впечатлений от действительности. Изолируя лит-ру от классовой борьбы, меньшевистский объективизм лишает познание объективного критерия общественной практики, ставит перед объектом в позе созерцателя изолированного и бездейственного одиночку, каким является для меньшевиков познающий субъект. Отрывая рациональный момент в познании от чувственного и ограничивая деидеологизированную литературу последним, М. подменяет познание мира, отражаемого в художественной лит-ре, воспроизведением субъективных впечатлений. Таковы «непосредственные впечатления» у

176 Воронского, оказавшие влияние и на теоретиков РАПП, в частности — Либединского, такова «особая действительность», создаваемая художником («творимая легенда»), у Горбова. «Очищенные, непосредственные ощущения», по Воронскому, это — субъективно-эмоциональные впечатления, отвлекающиеся от реальной классовой практики и лишенные обобщающего рационального момента, при помощи к-рого могли бы быть выделены существенные и общие стороны явлений, определяемые в зависимости от классовой практики. «Видеть мир», по Воронскому, — это не познавать мир: это значит «переживать» его, вернее свое собственное ощущение мира. Отсюда: литература превращается в средство внеразумного эстетического созерцания. Изолированная от социальной практики, замкнутая в себе, она становится орудием возбуждения самоцельных эстетических эмоций, эстетического наслаждения. Эта последовательно развернутая с меньшевистских позиций концепция обнаруживает явную зависимость от Канта. Дуализм «мира явлений» и мира «вещей в себе» (у Воронского — обыденный мир «житейских волнений» и «мир прекрасный сам по себе»), разрыв чувственного и логического, деидеологизация искусства, изолированный от практики характер эстетических эмоций ясно свидетельствуют об этом. В особенности резко обозначен кантианский характер в концепции искусства у Л. Аксельрод. Деидеологизация лит-ры, вытекающая из меньшевистской ревизии теории отражения, подменяет идеи в лит-ре эмоциональными переживаниями. Противопоставляемые сознательному мировоззрению и «свободные» от детерминированности классовой практикой, они иррациональны и интуитивны. Так. обр. меньшевистская трактовка отношения лит-ры к действительности проявляет себя в таких чертах меньшевистского литературоведения, как подчеркивание стихийного характера процесса художественного творчества и выпячивание подсознательного начала в нем, как подход к художественному произведению с целью вскрытия лишь эмоционально-психологического содержания в нем. Психологизм, интуитивизм, стихийничество в трактовке лит-ры свойственны целому ряду меньшевистских литературоведов (Воронский, Переверзев, Горбов, Аксельрод и др.) и оказали влияние также на теоретиков РАПП. Вывод: ревизия меньшевиками марксистско-ленинского учения об отражении — характерное для меньшевиков разрешение проблемы «лит-ра и действительность», если брать ее в философском, теоретико-познавательном плане. Та же проблема встает и более конкретно как вопрос об отношении лит-ры к социальной жизни. Непременной особенностью меньшевистских литературоведческих концепций является обособление и даже противопоставление лит-ры соц. практике. Этот отрыв литературы от соц. действительности идет по трем линиям: 1) в плане генетическом налицо отрицание причинной обусловленности лит-ры классовой практикой; 2) в плане функциональном — отрицание

177 лит-ры как орудия классовой борьбы, отрицание ее обратного воздействия на социальную жизнь, особенно типичное для меньшевиков с их пассивистским объективизмом и стихийничеством, являющимися формой активного противодействия революционной активности пролетариата; 3) отрицание классовой направленности, «партийности» лит-ры, проистекающее из меньшевистской деидеологизации лит-ры и тесно связанное с отрицанием активной классовой функции художественных произведений. Устранение причинной зависимости лит-ры от классовой борьбы связано у меньшевиков большей частью с наличием внешнего, формального признания детерминирующей роли социального бытия, эклектически сочетающегося с прямым сбособлением литературы от классовой практики. Достаточно откровенно отрицание классовой обусловленности лит-ры выступает в утверждениях Горбова об особой самодовлеющей эстетической действительности, создаваемой художником, независимо от мира реальных отнсшений. Такова его же мысль о разладе художника с классом как непременном условии художественного творчества. Горбов примыкает здесь к положению Воронского, устанавливающего отрешенность художника от практики — «день седьмый» — обязательным условием «искусства видеть мир». Переверзев, столь «ортодоксально» подчеркивающий везде и всюду классовое бытие, на деле отрицая классовую борьбу, сводит это классовое бытие к быту, к-рый, как и социальный характер, воспроизводится в искусстве-игре. Теория искусства-игры, в к-рой Переверзев опирается на некоторые положения Плеханова, а через него на Канта, стирая момент идейной и классовой направленности, также отрывает лит-ру от обусловленности классо

Литературная энциклопедия. 2012