1.[/b] [trn][m2]Алексей Константинович, граф [1817—1875] — поэт, драматург и беллетрист. Раннее детство провел на Украине, в имении своего дяди А. Перовского, писателя, известного в 20-х гг. под псевдонимом Погорельский. Получил домашнее воспитание, был близок к придворной жизни. Много путешествовал по России и за границей, с 1836 служил в русской миссии во Франкфурте, в 1855 участвовал в севастопольской кампании. Умер в своем черниговском поместьи. Несмотря на блестящую придворную карьеру (был флигель-адъютантом Александра II, потом егермейстером), Т. в своем творчестве отразил фрондерские настроения славянофильского оттенка. Конфликты Т. с Александром II на почве борьбы за личную независимость поэта, за освобождение его от придворных уз нашли отражение в «Илье Муромце» («государыне-пустыне поклонюся вновь»), в «Садко», где в аллегорической форме едко осмеивается царский двор, а также и в декларативной поэме «Иоанн Дамаскин», прославляющей уход поэта из великолепного дворца калифа («отпусти меня, калиф, дозволь дышать и петь на воле»). Корни этого вольнолюбия Т. лежат глубоко в прошлом. Он всячески поэтизирует Киевскую Русь, противопоставляемую абсолютизму как якобы антиславянскому в своей основе, «татарскому» началу («Змей-тугарин», «Поток-богатырь»). Славянофилы 40—50-х гг. возводили в культ московский период русской истории. Т. был убежден, что и московский период был извращением истинно славянского духа. Иван Грозный именно как истребитель [m2]292 боярских родов и создатель бюрократического государства символизирует в глазах Т. злое начало в русской истории. Обращаясь к русской истории, Т. превращал в героев всех борцов за реставрацию феодальных вольностей («Князь Михайло Репнин», «Василий Шибанов»), зло издеваясь над ревнителями централизма не только в историческом плане, но и в злободневных откликах (см. напр. стих. «Единство», бичующее Каткова), и в то же время еще более яростно отвергая политически прогрессивные, буржуазно-демократические течения («Поток-богатырь», «Баллада с тенденцией»). Поэтическая продукция Т. — это, во-первых, баллады из древнерусской (иногда древнескандинавской) жизни с резко выраженной героической тематикой, во-вторых — ряд лирических произведений, преимущественно отражающих тягу к природе, к примитивным жизненным впечатлениям. Следует отметить, что и в балладах Т. героическая эпичность сочетается с жизнерадостным биологизмом, с любовным проникновением в жизнь птиц, животных и растений, с которой так гармонирует эмоциональный мир излюбленных героев Т. Герой баллад Т. — как правило — рисуется в облике мужественного, полнокровного и грубого варвара. В культ возводятся физическая сила, мужество, несокрушимое здоровье. Жизнерадостный биологизм, опьянение ярью «веселого месяца мая», под воздействием к-рой «в лугах поют стрекозы, в лесах поют ручьи», а княжеским дочерям «не шьется, хоть иглы изломай» — служит лейтмотивом баллады «Сватовство», где мы имеем пример сочетания феодальной героики с поэтизацией весеннего ликования природы. Характерно, что и смерть, подстерегающая феодального героя Т. («Канут»), не воспринимается в мрачном свете, т. к. рисуется на фоне весеннего цветения, смягчающего трагизм фабулы. Здесь корни примитивного пантеизма, своеобразного язычества Т. Крещение Руси Т. воспринимает с оттенком весьма заметной иронии («Попы пришли толпами, крестятся и кадят»). В трактовке Т. князь Владимир отнюдь не христианин, заботящийся о просвещении своей страны, а самый неподдельный варвар-язычник, воспринимающий христианскую мораль. Сочетание языческих симпатий с идеологией славянофильства придает позиции Т. известное своеобразие, резко отличающее ее от канонического славянофильства. В противоположность штампам салонной поэзии он сплошь и рядом ярко передает грубое, здоровое чувство бытия. Тяга к патриархальности объясняет наличие у Т. сплошь и рядом нарочитого снижения стиля, стремления к простонародности как в лексике, так и в отборе изобразительного материала. Славянофильская тенденция определяет тягу Т. к имитации народной песни («Кабы знала я, кабы ведала», «Ой, честь ли то молодцу лен прясти» и т. п.). Некоторые его деревенские пейзажи внешне напоминают некрасовские («У мельницы старой и шаткой сидели в траве мужики, телега с разбитой лошадкой лениво подвозит мешки»). Но реализм Т. носит внешний характер, [m2]293 сколько-нибудь глубокой правдивости в отображении действительности у Т. нет, если не считать некоторых сторон современной бюрократической системы, разоблачавшейся Т. Здесь Т. проявил себя как талантливый сатирик. Некоторые его сатирические поэмы, направленные против царизма и бюрократии («Русская история от Гостомысла», «Сон Попова»), являются шедевром этого жанра и пользовались в свое время большой популярностью в радикальных кругах, несколько примиряя последние с реакционными выпадами Т. Сатирическое дарование Т. сказалось и в создании (вместе с бр. Жемчужниковыми) образа Козьмы Пруткова. Лучшим драматическим произведениям Т. («Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоанович») присущи большая сила драматизма и острая для своего времени актуальность. Значительно трафаретнее Т. в своей салонной лирике. Исторический роман «Князь Серебряный», проникнутый проповедью монархизма, художественно слаб. «Князь Серебряный» по существу означал возврат к ставшему для 60—70-х гг. архаизмом типу исторического романа 30-х гг., наиболее характерным представителем к-рого был Загоскин. В «Князе Серебряном» — тот же схематизм в обрисовке персонажей, то же наивное противопоставление добродетели пороку, то же увлечение внешней, поверхностной стилизацией Московской Руси, нанизыванием бытовых деталей с крайне примитивной по существу трактовкой исторических событий. Библиография : I. Стихотворения графа А. К. Толстого, СПБ, 1867 (единственный прижизненный сборник); Полное собрание стихотворений, тт. I—II, СПБ, 1876 [ред. М. М. Стасюлевича; впервые объединены посмертные стихотворения Т.]; Полное собрание сочинений, тт. I—IV, СПБ, 1884 (ред. кн. Д. Н. Цертелева; в дальнейшем это изд. механически перепечатывалось вплоть до 1907); Полное собр. соч., 4 тт. (12 книг), изд. А. Ф. Маркса (прилож. к журн. «Нива»), СПБ, 1907—1908 [ред. П. В. Быкова, критико-биографич. очерк С. А. Венгерова; наиболее полное изд.]; Полное собрание стихотворений. Вступ. статья, ред. и примеч. И. Ямпольского, изд. «Советский писатель», [Л.], 1937 (в серии: «Библиотека поэта», под ред. М. Горького; самое полное изд. стихотворений Т.); Стихотворения, изд. то же, [Л.], 1936 («Библиотека поэта». Малая серия, № 41. Вступ. статья, ред. и примеч. И. Ямпольского). Письма: кроме писем, вошедших в т. IV изд. 1908, см. письма Т. к М. М. Стасюлевичу в кн.: М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке, т. II, СПБ, 1912; к А. М. Жемчужникову — «Русская мысль», М. — П., 1915, кн. XI; к А. А. Фету — в кн.: Мои воспоминания А. Фета, ч. II, М., 1890. II. Салтыков-Щедрин, Полн. собр. соч., т. V (О «Кн. Серебряном»); Соколов Н. М., Иллюзии поэтического творчества. Эпос и лирика гр. А. К. Толстого, СПБ, 1890; Котляревский Н., Старинные портреты, СПБ, 1907; Венгеров С. А., Алексей Толстой [критико-биографический очерк] в кн.: Полн. собр. сочин. Т., изд. А. Ф. Маркса, т. I, СПБ, 1907; Денисюк Н., Гр. А. К. Толстой. Его время, жизнь и сочинения, М., 1907; А. К. Толстой. Его жизнь и сочинения, Сборник историко-литературных статей. Сост. В. Покровский, 2-е изд., М., 1908; Назаревский Б., Гр. А. К. Толстой. Его жизнь и произведения, М., 1911; Кондратьев А. А., Гр. А. К. Толстой. Материалы для истории жизни и творчества, Петербург, 1912; Lirondelle A., Le po?te A. Tolsto?, P., 1912. III. Библиографич. указания см. в Полн. собр. соч., Т., изд. А. Ф. Маркса, т. IV, СПБ, 1908 (сост. П. В. Быков), и в упомянутых выше книгах А. Кондратьева, A. Lirondelle. А. Грушкин 2.[/b] [trn][m2]Алексей Николаевич [11 января 1883—] — один из крупнейших советских писателей. [m2]294 Р. в Сосновке, степном хуторе Самарской губ. Воспитывался в семье отчима — разорившегося помещика. Мать — писательница, печаталась под псевдонимом Александры Бострем. Окончил Петербургский технологический ин-т. В годы 1918—1923 был в эмиграции. Впервые Т. выступил в лит-ре в 1907 книжкой стихов «Лирика». Эта его книжка, как и следующая, «Сорочьи сказки» [1910], написана была под непосредственным влиянием русского декаданса. Ранние новеллы Т. («Соревнователь», «Яшмовая тетрадь» — 1909) представляют собой стилизации под XVIII в. Однако вскоре после этих первых лит-ых опытов Т. выступил как непосредственный продолжатель реалистических традиций XIX в. Его ранняя реалистическая проза (цикл рассказов, впоследствии названный «Под старыми липами», «Чудаки» — 1910, повесть «Хромой барин» — 1912 и т. д.) посвящена теме оскудения и вырождения усадебного дворянства. С самой неприглядной стороны изображен быт российского дворянина-помещика, разорившегося, опустившегося, потерявшего вкус к культурной жизни. На страницах произведений Т. вырастает целая галлерея анекдотических героев, чудаков, вырождающихся самодуров, бездельников, беспредметных мечтателей, этих обломков прошлого, последних представителей дворянского поколения («Мишука Налымов», «Петушок», «Мечтатель», «Хромой барин», «Чудаки» и т. д.). В противоположность Бунину, Б. Зайцеву и другим эпигонам дворянской лит-ры Т. безжалостно разрушал поэтическую легенду «дворянских гнезд», реалистически обнажал застойный и пошлый быт усадебной России начала века. В этом направлении разработана Т. и тема уездных российских сумерек. Уездный врач, учитель, актриса, приехавшая в родные места («Деревенский вечер», «Прогулка», «Родные места») — это жалкие, искалеченные жизнью, по-своему смешные люди, но в к-рых живет пусть нелепый и уродливый, но непосредственный [m2]295 порыв к жизни, к счастью. Именно в «счастьи живой любви» видит Т. в эти годы единственный выход из пошлости и мертвечины окружающего. Эту здоровую, честную любовь противопоставляет писатель эротической мистике исступленной похоти декадентов («Любовь» и др.). По своему стилю ранние произведения Т. продолжают традиции русского реалистического романа XIX в. Детальный психологический рисунок, неторопливое повествование, прерывающееся отдельными напряженно-драматическими сценами, характерные сюжетные ситуации (приезд героя — столичного жителя — в уездную глушь), лирический пейзаж, складывающийся из описания «тенистых парков» с «сырой листвой», заросших камышами прудов, «лунных бликов», «лунной сырости», типичный усадебный interieur, на к-ром лежит уже печать тления («запертые залы с портретами дам и кавалеров в напудренных париках, с золоченой мебелью, изъеденной мышами»... «потертые диваны и круглые столы и ноты в изъеденных корешках...») — все это идет в русле русского усадебного романа. В годы мировой войны, работая в качестве корреспондента русских и союзнических фронтов, Т. дал ряд военных корреспонденций («В Англии, на Кавказе, по Волыни и Галиции», 1916), рассказов («Прекрасная дама», «Маша», «Простая душа»), в которых Толстой пытался затушевать страшный лик войны, изобразить ее в спокойно-будничных тонах. В 1918 Толстой создал свою замечательную повесть «Детство Никиты», завершающую цикл дворянских автобиографических произведений, восходящих к «Детству» Л. Толстого, к «Запискам Багрова внука» Аксакова. В эмиграции Т. продолжал свои ранние стилизаторские опыты, написал комедию «Любовь — книга золотая», в к-рой однако сильна реалистически-бытовая струя: писатель-реалист обнажает всю грубость крепостнических нравов, скрывающихся под внешне-утонченной маской галантного XVIII в. В 1921 в Париже написана Т. первая часть трилогии «Хождение по мукам» — роман «Сестры», отразивший новые настроения автора. Мировая война, на фоне к-рой развертывается действие, изображена в «Сестрах» совсем иначе, чем прежде. Фронт — бессмысленная бойня. Тыл пронизан духом разрушения и хищничества. Ценность этой книги в выразительном и рельефном воспроизведении буржуазной действительности — идейно политического и морального распада буржуазии, полнейшей деградации буржуазной интеллигенции в предреволюционный период. Представителям этого буржуазного декаданса, оторванным от народа, внутренне опустошенным, противопоставляет Т. образ своего положительного героя — Ивана Телегина, органически-цельного, мужественного человека, горячего патриота. Через здоровую, честную любовь к родине, к своему народу приходит Телегин к признанию революции. Хотя в первой части трилогии еще звучит утверждение личного счастья как высшего и неизменного [m2]296 начала («пройдут года, утихнут войны, — отшумят революции, и нетленным останется одно только, — кроткое, нежное, любимое сердце...»), но тема России и революции в конце романа становится доминирующей. В дальнейшем у Т. усиливается интерес к социально-политической тематике, к общественным проблемам. В романе «Восемнадцатый год» [1926] (второй том «Хождения по мукам») дано широкое полотно эпохи гражданской войны: здесь и белогвардейщина на Дону и Кубани, черноморский флот, корниловский поход, гайдамаки и махновцы на Украине, немецкая оккупация, сорокинская армия, наступление чехословаков, контрреволюционные заговоры в Москве. Однако в романе много незавершенных эпизодов, и наряду с яркими, запоминающимися сценами даются иногда беглые зарисовки — хроника событий. Эпиграф романа: «В трех водах топлено, в трех кровях купано, в трех щелоках варено. Чище мы чистого» — подчеркивает идейный смысл второй части трилогии. Право на личное счастье, очищение от мещанской мертвечины получают люди, прошедшие через труднейшие социальные испытания, люди, решившие коренные вопросы общественно-политических судеб России. Именно такой путь и проделывает герой романа. Иван Телегин, бывший царский офицер, должен пройти через боевой опыт Красной армии, чтобы, осудив свой замкнутый личный мирок, подобно России, притти через все испытания к счастию. Вадиму Рощину — упрямому идеологу «веры, царя, отечества, неделимой России и белого движения» — пришлось увидеть всю грязь и разложение белогвардейщины, чтобы разочароваться в ней и понять, что счастье Росии — где-то совсем в другом. По-своему проходят свой «путь очищения» и сестры, Катя и Даша. Так вырастает в «Восемнадцатом годе» проблема преодоления противоречия личного и общественного. К периоду 1922—1927 относится цикл произведений Т., посвященных разоблачению белой эмиграции и послевоенной Европы («Рукопись, найденная под кроватью», и др.). Т. издевается над всеми старыми реликвиями и верованиями былой русской аристократии. Пройдя через все испытания константинопольского и парижского дна, белогвардейские «герои» потеряли главное — веру в себя, они омерзительны в собственных глазах. У них нет ни прошлого, ни будущего. Наиболее последовательна эта издевка в повести «Ибикус или похождения Невзорова» [1924]. Здесь путь белой эмиграции проделывает не какой-нибудь аристократ или денежный воротила, а незаметный конторщик с Мещанской улицы, Семен Иванович Невзоров, «обожающий великосветскую жизнь». Необычайные уголовные приключения его на белогвардейском юге превращают его то в конта Симон де Незор, то в Семилапида Невзораки, то в прожигателя жизни, то в содержателя константинопольского притона. Он — злейшая карикатура на белых эмигрантов, одержимых одним инстинктом самосохранения, готовых во имя этого чувства на любую уголовщину. [m2]297 Тема послевоенной Европы, сбросившей с себя лицемерные буржуазные покровы «свободы, равенства и братства», отражена в произведениях: «Убийство Антуана Риво» и «Черная пятница». Характерно обращение Т. в это время к жанру детектива, уголовного романа. Стремительная напряженная интрига, эффектные мелодраматические ситуации, резко контурная обрисовка характеров — специфичны для этого цикла произведений, по своей художественной манере отличного от ранней прозы Т. Меньшее место занимает за эти годы в творчестве Т. тематика советской действительности. Она привлекается Т. гл. обр. для противопоставления мещанских будней героике гражданской войны. Так, в повести «Гадюка» [1928] трагически кончает свою жизнь боевая красноармейка, героиня гражданской войны, к-рая не может ужиться в советской повседневности, найти в ней смысл. Расцвет личности в гражданской войне и одновременно ее неумение найти свое место в новой обстановке, — таков смысл этой повести. Очень близка к ней по своей идейной направленности другая повесть Толстого — «Голубые города» [1927], на к-рой отразились сменовеховские влияния — неверие в осуществление коммунистических идеалов, утверждение их «нереальности». Молодой архитектор Буженинов, мечтающий о постройке «Голубого города» — символе коммунистического будущего, — сталкивается со страшной уездной действительностью. Убедившись в крушении своей мечты, он совершает убийство, поджигает город. В тот же период Толстым написана серия утопических романов: «Аэлита», «Союз Пяти», «Гиперболоид инженера Гарина» и «Бунт машин» (пьеса). Эти произведения, часто наивные с точки зрения научно-технической достоверности самой утопии, интересны как попытки писателя заглянуть в будущее. Революция социальная побеждает, опираясь на силу технической мысли, — таков замысел этих произведений. Однако марсианская техника в конечном счете используется эксплоататорами для порабощения народа. Пафос голой техники, абстрактной технической выдумки характерен для таких произведений, как «Гиперболоид инженера Гарина», «Бунт машин» и т. д. Жанровое многообразие Т. (от реалистически-бытовой повести к уголовно-политическому роману, детективной новелле, утопическому роману) увенчивается обращением к историческому роману. Историческая тематика, в частности тема Петра I, имеет в творчестве Т. глубокие корни. Постоянный интерес Т. к русской истории возникает с 1916, с рассказа «Навождение». Здесь большие исторические события выражены однако не прямо, а в отраженной форме. История измены Мазепы и политической судьбы Кочубея дана здесь глазами смиренного послушника Трефилия, невольного свидетеля страданий дочери Кочубея. Этот рассказ по своему идейному содержанию и стилю тесно связан со всей дореволюционной усадебной прозой Толстого. [m2]298 Образ Петра впервые появляется в исторической прозе Т. через год, в рассказе «День Петра». В этом произведении так же, как и в следующем, «На дыбе» [1921], реформы Петра, вся его деятельность рассматривается как исторически бесплодное дело. Крах, разочарование ждут одинокого гения, гигантская воля к-рого оказывается бессильной переделать Россию. Решительному пересмотру подвергает Т. свои исторические идеи, связанные с утверждением алогизма исторического процесса, в романе «Петр I» (в настоящее время вышли две части, 1929—1934), одном из замечательных произведений, к-рым по праву гордится советская лит-ра. Роман о Петре наполнен новым содержанием, потому что новым оказалось прежде всего понимание самой истории. По-иному освещена в романе роль Петра и его дела. В противоположность прежним своим взглядам на историю как на иррациональный, алогический процесс, Т. подчеркивает сейчас закономерность исторических явлений, вскрывает связи Петра с растущими силами эпохи, связь петровской политики с общим социально-экономическим положением России. В противоположность прежней оценке дела Петра как исторически бесплодного в романе значение Петра вырастает до огромных масштабов. При известной исторической ограниченности его роли, противоречиях эпохи Петр дан как подлинный русский национальный герой, как создатель русского государства, укрепивший его военную мощь и европейское значение. Т. показывает в своем романе историческую прогрессивность дела Петра, заключающуюся в победе разума и воли над стихией и косностью. Эта идея звучит в пафосе техники, усваиваемой Петром на Западе. Конкретно-исторический подход к прошлому у Т. выразился в том, что, вскрыв прогрессивное значение деятельности Петра, подымающего «неповоротливые толщи» жизни «стародавней служилой Руси, съеденной вшами и тараканами», писатель показал вместе с тем ограниченность петровского дела. Россия вступает на путь европейского прогресса, сохраняя и укрепляя крепостническое государство. Слова В. И. Ленина о том, что Петр «ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства», также получили в романе конкретное воплощение. Со всей системой крепостнических отношений в романе связаны индивидуальные судьбы ряда героев. Для петровской эпохи крайне характерны головокружительные карьеры Меншикова и его сподвижников, бывшего крепостного мальчика, Алешки Бровкина. Это — энергичные, деятельные, по-своему талантливые люди, усвоившие однако все методы крепостнического обогащения и угнетения человека. В беседе с немецким писателем Э. Людвигом товарищ Сталин, характеризуя Петра, сказал: «Петр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо также сказать, что возвышение класса помещиков, содействие [m2]299 нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры». В романе показана эта эксплоатация крестьянских масс, растущее разорение, брожение и смута среди народа. Народ бежит в леса, в раскольничьи скиты, в степи, вступает в разбойничьи шайки, «чтобы избыть тягло, жить по воле, не по указу государеву». Крестьянские бунты даны в романе как историческая неизбежность. Однако образы отдельных представителей этой обездоленной массы (цыган, кузнец Жемов, Федька Умойся Грязью) выглядят еще эпизодическими фигурами. Крестьянские бунты, столкновение крестьянской революции с крепостническим государством также не являются ведущим, стержневым моментом романа и только вкраплены в основное повествование. Ярко описаны отдельные эпизоды раскольничьего движения. Исторически переосмыслив его, Т. сумел показать классовое расслоение в рядах раскольников. С одной стороны, раскольники-купцы, эксплоатирующие с помощью религии темный, забитый крестьянский люд, и рядом с ними беглые мужики — искатели правды. Сцена самосожжения дана в романе не как проявление религиозного экстаза, а как массовое убийство, насильственный акт со стороны вдохновителя «великой жертвы» — старца Нектария, который, сделав свое «божье дело», предпочел во-время удалиться из скита. Глубоко реалистически раскрыт стержневой образ романа — грандиозная фигура Петра, с его «горячим нравом», «диким, жадным, встревоженным умом», гигантской волей, неукротимыми страстями, острой сметкой и находчивостью. Т. не боится снизить образ национального героя, введя в свое повествование ряд курьезных бытовых эпизодов, биографических деталей, рисующих иногда в несколько смешном виде «царя варваров». Многогранность, широта социального охвата исторического прошлого поражает в этом романе. Здесь не только дана целая галлерея исторических деятелей, начиная с «боярина древней крови» Хованского и кончая всесильным фаворитом, откровенным «мздоимцем» Алексашкой Меншиковым, — здесь отражены важнейшие исторические события за период мира и войны, взаимодействие и столкновение различных классов, различных бытовых пластов. Роман развертывается в хронологической последовательности. Тем не менее «Петр I» не хроника: исторические события и факты обобщены, образы исторических деятелей, их судьбы драматизированы. Действие романа переносится из дворца в курную избу, из боярской усадьбы со «слюдяными окошечками» в «дымный кабак» — кружало, из Успенского собора в царский розыск и т. д. и т. д. При этом сочные колоритные описания быта не превращаются в мертвую декорацию, они органически врастают в художественную ткань романа, выполняют определенную сюжетную функцию. Реальные исторические детали романа не подчинены культу музейных «подлинников» [m2]300 — вещей, пейзажей, обрядов. Они всегда возникают в связи с конкретными действиями, с характеристикой, с отношениями героев. Историческая экзотика, погоня за историческим анекдотизмом чужда автору советского исторического романа. Писатель-реалист, в свое время умело передававший колорит хиреющих дворянских усадеб, с еще большим проникновением воспроизводит стиль петровской эпохи. Но красочная бытовая деталь никогда не заслоняет у Т. основного, не служит самоцелью, она только помогает конкретизировать образы прошлого. Отсутствие натуралистического подхода характеризует тонкую передачу языка XVII в. Не перегружая романа архаической лексикой, Т. умело вкрапливает отдельные характерные черточки разговорно-просторечного языка того времени в речь персонажей и в авторскую речь. «Петр I» — первый в современной нашей лит-ре настоящий исторический роман. «Книга — надолго», — так характеризовал в одном из своих писем М. Горький это значительное произведение нашей современности. Это — роман, в к-ром философия истории выражена не в общих категориях, а в конкретных исторических образах. От далекой истории переходит Т. к героическому прошлому нашей революции. Повесть «Хлеб» [1937] — это повесть о великих и незабываемых днях гражданской войны. На основании материалов, собранных редакцией «Истории гражданской войны», писатель рассказал об одном из волнующих эпизодов нашего недавнего прошлого — о замечательном по своему героизму походе Ворошилова из Луганска в Царицын, об обороне Царицына, этого «форпоста революции», под руководством великого Сталина. Чем туже стягивалась петля голода, чем острее становилось положение молодой республики, окруженной кольцом белогвардейцев, интервентов, тем большее значение приобретала борьба за хлебный центр, за Царицын, являвшийся единственной связью с Волгой — этой «всероссийской житницей». В своей повести Т. показал, что «оборона Царицына, казавшаяся до этого делом одного Царицына, поднималась на высоту обороны всей Советской России». «Спасение Царицына — спасение в эти страшные месяцы пролетарской революции», — этим сознанием проникнуты не только вожди революции, гениальные ее полководцы — Ленин, Сталин, — это знает и каждый рядовой боец Ворошиловского Луганского отряда, и мужественный пролетарий — рабочий-путиловец Иван Гора, и самоотверженная героиня повести — батрачка Агриппина Чебрец. На страницах своей волнующей повести Т. показал, как «начали обозначаться первые очертания костяка Красной армии», как в кровавых боях с немцами и белыми казачьими бандами, в схватках с мучительным голодом, в борьбе с гнусным предательством Троцкого выковывалась железная сила армии, росла и крепла ее боеспособность. Повесть Т. заражает этим «творческим духом Октябрьской социалистической революции», который был ясен величайшему оптимисту истории» — [m2]301 В. И. Ленину, «провидящему в самые тяжелые минуты трудностей то новое, рождаемое этими трудностями, что можно было взять, как оружие для борьбы и победы». В своей повести Т. запечатлел не только героические эпизоды гражданской войны, борьбы за хлеб, но и попытался дать величавые образы вождей революции — Ленина, Сталина, Ворошилова, людей стальной и «собранной воли», связанных с народными массами общими целями, общей неукротимой ненавистью к врагу. Историческая хроника перерастает в эпопею о борьбе народных масс за социалистическую родину, за советскую власть, о великой и нерушимой связи народа и его вождей. Т. известен также как активный деятель советской культуры, неоднократно выступавший перед лицом всего мира на защиту идей строительства социализма в СССР. Особенно ярким было его выступление в марте 1937 на Конгрессе культуры в Лондоне, где он рассказал о замечательных людях Советской страны, о смысле Сталинской Конституции и о социалистической культуре. 12 декабря 1937 Т. в числе других избранников народа вошел в качестве депутата от г. Старая Русса в состав Верховного Совета СССР. В 1938 награжден орденом Ленина, в 1939 — орденом «Знак Почета». В том же году избран в действительные члены Академии наук. Библиография : I. Собрание сочинений, 15 тт., Гиз, М. — Л., 1927—1931 (т. I — Четыре века; т. II — Хромой барин. Чудаки; т. III — Под старыми липами, Рассказы; т. IV — Через поле российское; т. V — Детство Никиты; т. VI — Хождение по мукам. 1-я часть трилогии. Сестры; т. VII — Аэлита; т. VIII — Похождения Невзорова или Ибикус. Повесть; т. IX — Голубые города. Рассказы; т. X — Гиперболоид инженера Гарина; т. XI — Гадюка. Рассказы; т. XII — Хождение по мукам. Вторая часть трилогии, кн. 1 — Восемнадцатый год; т. XIII — Любовь — книга золотая и другие пьесы; т. XIV — На дыбе. Исторические пьесы; т. XV — Петр Первый. Роман). Собрание сочинений, 15 тт., изд. «Недра», М., 1929—1930 (т. I — Четыре века. Рассказы; т. II — Под старыми липами. Рассказы; т. III — Хромой барин. Чудаки; т. IV — Через поле российское. Рассказы; т. V — Детство Никиты; т. VI — Хождение по мукам. Первая часть трилогии. Сестры; т. VII — Аэлита; т. VIII — Черная пятница; т. IX — Похождения Невзорова или Ибикус; т. X — Гиперболоид инженера Гарина; т. XI — Подкидные дураки. Рассказы; т. XII — Хождение по мукам. Вторая часть трилогии. Кн. 1 — Восемнадцатый год; т. XIII — Комедии о любви; т. XIV — Исторические пьесы; т. XV — Петр I); Собрание сочинений, 8 тт., изд. «Художественная литература», Л., 1934—1936, изд. продолжается (т. I — Под старыми липами. Детство Никиты. Рассказы; т. II — Хромой барин. Чудаки. Через поле российское; т. III — Повести и рассказы; т. IV — Похождения Невзорова или Ибикус. Гиперболоид инженера Гарина. Аэлита; т. V — Хождение по мукам; т. VI — Петр I; т. VII — Черное золото, Статьи; т. VIII — Драматургия); Избранные повести и рассказы, изд. «Художественная литература», Л., 1937; Хлеб (Оборона Царицына). Повесть. М., 1937. Р. Мессер 3.[/b] [trn][m2]Лев Николаевич [1828—1910]. — I. Биография. Р. в Ясной Поляне, бывш. Тульской губ. Происходил из старинного дворянского рода. Дед Т., граф Илья Андреевич (прототип И. А. Ростова из «Войны и мира»), к концу жизни разорился. Отец Толстого, Николай Ильич (1795—1837, прототип Николая Ростова), участник походов 1813—1814, поправил свои дела, женившись на кн. Марии Николаевне Волконской (1790—1830, изображена в лице Марии Болконской). Т. с тремя братьями и сестрой рано остались сиротами: [m2]302 Николай Ильич умер внезапно в Туле на улице от удара. Первой опекуншей была тетка сирот гр. Александра Ильинишна Остен-Сакен. Наибольшее влияние на Т. в его детском возрасте оказала другая его, троюродная, тетка — Т. А. Ергольская. Все тетки, религиозно настроенные, стремились дать детям соответствующее воспитание, причем особое внимание уделялось светским манерам, знанию французского языка и т. п. Учителями Т. были немец Рессель (тип Карла Ивановича из «Детства и отрочества») и француз Сен-Тома (Сен-Жером из той же повести). Иллюстрация: Портрет Л. Н. Толстого-студента, 1848 В 1841 умерла Остен-Сакен; новая опекунша, сестра Остен-Сакен, Пелагея Ильинишна Юшкова, недалекая светская дама, перевезла детей в Казань, где проживал ее муж. В Казани Т. жил до 1847. В 1844 он поступил в Казанский ун-т по разряду арабско-турецкой словесности философского факультета, в 1845 перешел на юридический факультет, но курса не кончил и был уволен из ун-та в 1847. По раздельному акту этого года он получил 1 470 дес. земли, в том числе Ясную Поляну, Крапивенского уезда, Тульской губ. Приехав туда, он решил заняться хозяйством, стремясь улучшить положение своих крестьян, но не достиг желаемого в условиях крепостного хозяйства (отразилось в незавершенном «Романе русского помещика», 1852—1856); часто переезжал с места на место: в 1848 Т. — в Москве, в 1849 мы его находим в Петербурге. Согласно его собственной дневниковой записи живет он «очень безалаберно, без службы, без занятий, без цели». То он начинает держать экзамены в Петербургский ун-т на степень кандидата прав, то предполагает принять участие в Венгерской кампании, то хочет служить по министерству иностранных дел. Наконец, летом 1849 Т. вновь поселился в Ясной Поляне, где между прочим занимался музыкой, определился на службу в Тульское губернское правление, «увлекается цыганами, охотой, кутежами». Однако при самых [m2]303 непоследовательных поступках и безалаберной жизни, по дневнику, к-рый Т. с перерывом за 1860—1880 вел в продолжение всей жизни и который является исключительно ценным источником для его внутренней биографии, можно видеть, что у Т. никогда не прекращались искания при самом суровом суде над самим собой и непрерывной работе мысли. В дневнике мы находим данные о чтении Т. разнообразных книг с самых юных лет. На первом месте следует поставить Ж.-Ж. Руссо. Еще до этого Т. увлекался чтением, зачитываясь русскими былинами, сказками, стихами Пушкина, библейскими рассказами и др. К 1851 относится первое лит-ое произведение Т. «История вчерашнего дня», выполненное по плану: «написать нынешний день со всеми впечатлениями и мыслями, которые он породит». Этот неоконченный рассказ был напечатан лишь недавно, он писан под сильным влиянием Стерна. В том же году Т. отправился на Кавказ с братом Николаем Николаевичем; волонтером он участвовал в набеге, а в январе 1852 держал экзамен на звание юнкера и был зачислен на военную службу фейерверкером 4-го класса. В сентябрьской книжке «Современника» [1852] появилось первое печатное произведение Т.: повесть «Детство», к-рая сразу обратила на себя внимание критики. Первая повесть писалась свыше года и четыре раза заново редактировалась автором. Некрасов очень сочувственно отнесся к лит-ому дебюту Т., и вскоре в «Современнике» появился кавказский очерк Т. «Набег». Между тем военная карьера Т. была неудачна, его обходили наградами. 10 марта 1853 он записал в дневнике: «То, что я не получил креста, очень огорчило меня». В 1853 началась русско-турецкая война. В начале следующего года Т. был произведен в прапорщики и переведен в действующую армию. Он покинул Кавказ и в марте уехал в Дунайскую армию. В апреле из Бухареста Т. отправил Некрасову рукопись второй своей большой повести «Отрочество» (напеч. в «Современнике», 1854, № 10). При содействии Т. в группе офицеров штаба артиллерии Южной армии возникла мысль об устройстве общества для просвещения и образования солдат. В дневнике 1854 запись Т. неизменно заканчивается фразой: «важнее всего для меня избавление от пороков: лень, бесхарактерность и раздражительность», а под 4 марта 1855 он записывает: «Вчера разговор о божественном и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта — основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле». С ноября 1854 Т. принял участие в обороне Севастополя, где летом 1855 служил в самом опасном месте города — четвертом бастионе. Литературная деятельность Толстого не прекращалась, несмотря на военные обязанности, а также игру в карты и т. п. Толстой задумал издавать журнал «Военный листок». [m2]304 Николай I отказал в разрешении, тогда Т. обратился к Некрасову с предложением помещать в «Современнике» статьи, предназначавшиеся для неразрешенного «Военного листка». В Крыму Т. написал третью часть своей трилогии «Юность» и три очерка из севастопольских рассказов. Первый очерк из «Современника» (1855, № 6) был перепечатан в «Русском инвалиде», рассказ в отдельном оттиске был представлен вступившему на престол Александру II. Однако второй очерк председатель цензурного комитета хотел вовсе запретить «за насмешки над нашими храбрыми офицерами», и он был напечатан в № 8 «Современника» в 1855 с сильными цензурными искажениями. В следующем номере журнала появляется «Рубка леса». После сдачи Севастополя Толстой командируется в Петербург, где останавливается у Тургенева, знакомится лично с Некрасовым, Дружининым и рядом писателей и журналистов и завязывает обширные лит-ые связи. В № 1 «Современника» в 1856 появляется третий очерк «Севастополь в августе 1855 г.», впервые подписанный полным именем Т. (вместо Л. Н. Т.). За 1856 печатается также ряд других очерков Т. («Метель», «Два гусара», «Встреча в отряде с московским знакомым») и выходит первое отдельное издание рассказов Т. («Военные рассказы»). В ноябре 1856 Т. увольняется с военной службы. В следующем году Т. предпринял заграничное путешествие; в Париже он присутствовал при казни гильотиной, что произвело на него неизгладимое впечатление; путешествовал по Швейцарии и Северной Италии. В Люцерне он был свидетелем эпизода с уличным певцом, который собрал большой круг изысканных слушателей, но в награду за труд не получил ни сантима. По свежим следам поразившей его картины он написал рассказ «Люцерн» («Современник», 1857, № 9), в к-ром выразил свое возмущение по поводу черствости цивилизованного общества. Кроме этого рассказа Т. по возвращении в Россию напечатал в 1858 и следующем годах ряд очерков и повестей («Альберт», «Три смерти», «Семейное счастие»), но они прошли незамеченными, что дало основание А. Григорьеву в 1862 отнести писания Т. к лит-ым явлениям, пропущенным критикой, и говорить о нем, как о забытом писателе. В 1859—1860 Т. отдается школьному делу, занимаясь с крестьянскими детьми в Ясной Поляне. Летом 1860 он предпринял вторичное путешествие за границу в связи с болезнью своего старшего брата, Н. Н. Толстого. Вовлеченный в вопросы народного образования, Толстой познакомился с немецкими педагогами и писателями — Ф. Дистервегом и Б. Ауэрбахом, посетил в Берлине лекцию Дюбуа-Реймона, закупил педагогические издания и руководства; в Лондоне слушал Пальмерстона и Диккенса, познакомился там с Герценом, а через него с Прудоном, в Брюсселе — с польским революционером Лелевелем. Вернувшись в Россию, он с увлечением отдался школьным занятиям, называя себя приходским учителем, организовал в своем участке 12 школ и начал в 1862 издавать журнал [m2]305 по вопросам народного образования «Ясная Поляна». Журнал просуществовал год и успеха не имел. В связи с ликвидацией крепостного права Т. был назначен мировым посредником. Деятельность Т. как посредника вызвала недовольство среди местных дворян, к-рые жаловались предводителю дворянства, что «все действия и распоряжения Толстого невыносимы и оскорбительны», возбуждают в крестьянах «враждебное расположение к помещикам» и принесут дворянам «огромные потери». В 1862 в Тулу направляется сыщик со специальным поручением следить за Т., а 6 и 7 июля в отсутствие Т. в Ясной Поляне производится обыск. Ничего «подозрительного» однако найдено не было, за исключением двух выписок из Герцена у одного из учителей. По поводу этого обыска Т. писал своей двоюродной тетке А. А. Толстой в Петербург: «Ежели бы можно было уйти куда-нибудь от этих разбойников с вымытыми душистым мылом щеками и руками, которые приветливо улыбаются... не видать всю мерзость житейского разврата — напыщенного, самодовольного, и в эполетах и кринолинах». Иллюстрация: Л. Н. Толстой в 1868 В сентябре 1862 состоялась свадьба Толстого с Софьей Андреевной Берс (1844—1919), дочерью врача Московской дворцовой конторы. Женившись, Т. целиком ушел в семейную жизнь и, вместе с тем, в заботы о своем имении. Он стал отцом многочисленного семейства (всего 13 человек детей, из них пятеро умерли малолетними). В первых двух номерах «Русского вестника» [1863] были напечатаны две новые повести Т.: «Казаки» (писалась с перерывами более 10 лет) и «Поликушка». В 1860-х гг. создается самое грандиозное произведение Т. «Война и мир». Первоначально первые две части романа были напечатаны под названием «1805 год» в «Русском вестнике» (1865, №№ 1 и 2; 1866, №№ 2, 3 [m2]306 и 4), затем печатание в журнале приостановилось; продолжая работать над романом, Т. предполагал его назвать «Все хорошо, что хорошо кончается»; отдельным изданием роман под своим окончательным заглавием вышел в 1867 (три тома), 1868 (четвертый том) и 1869. Для работы над источниками романа и наблюдением за печатанием его Толстой несколько раз ездил в Москву, а в сентябре 1867 выезжал в Бородино для изучения Бородинского поля в связи с описанием сражения. Работа над романом продолжалась в общей сложности около шести лет. В 1870 Т. был усиленно занят изучением греческого языка. В 1872 он выпустил «Азбуку» (с книгами для чтения), встреченную вначале неодобрительно, впоследствии весьма популярную. На 1873—1877 падает работа над «Анной Карениной», замысел которой восходит к 1870, когда С. А. Толстая написала о Т. в своем дневнике: «Вчера вечером он мне сказал, что ему представился тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя. Он говорил, что задача его сделать эту женщину только жалкой и не виноватой и что, как только ему представился этот тип, так все лица и мужские типы, представлявшиеся прежде, нашли себе место и сгруппировались вокруг этой женщины». В лице Левина с его увлечением хозяйством и привязанностью к семейной жизни Т. частично изобразил самого себя; в образе Китти и отчасти Долли отражены черты С. А. Толстой. Первоначально Т. предполагал выпустить роман отдельным изданием, но в 1874 оставил это намерение и со следующего года стал печатать «Анну Каренину» в «Русском вестнике». Роман публиковался в журнале в 1875 (№№ 1, 2, 3, 4), 1876 (№№ 1,
Значение слова ТОЛСТОЙ в Литературной энциклопедии
Что такое ТОЛСТОЙ
Литературная энциклопедия. 2012