Значение ПАЛЕОНТОЛБГИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ в Лингвистическом энциклопедическом словаре

(от греч. palaios — древний, бп, род. падеж ontos — существо и logos — слово, учение)— совокупность лингвистических исследований и соответствующих приемов, при помощи к-рых выявляются и истолковываются наиболее архаичные элементы языка, сохраняющиеся в истории и данном его состоянии как пережитки утраченных более древних систем. Термин <П. л.» не имеет общепринятого употребления и отчасти сохраняет переносный смысл. Чаще пользуются более узким определением П. л. как того раздела яз-зна-ния, в к ром на основании языковых реликтов восстанавливаются материальные и духовные условия жизни носителей вымершего языка (речь идет обычно об определении терр. его распространения, о контактах с соседними языками, об обозначении тех или иных реалий и абстрактных понятий, об именослове и т. п.). Однако совр. опыту этой развивающейся дисциплины соответствует вышеуказанное более широкое понимание. Приемы и способы, с помощью к-рых выявляются и истолковываются «пережиточные» языковые элементы, не образуют строгого единства ввиду большого разнообразия таких элементов, выступающих не столько как отражение неких типов, сколько как исключения из них, уникальные или очень редкие явления (языковые раритеты). Возможности П. л. в каждом конкретном случае оказываются различными. Они зависят от самого характера данного языкового реликта (степень его «переслоенностн», измеряемой в единицах ЛИНГВИСТИЧ. времени — число шагов-изменений, степень включенности в систему, наличие аналогий, в частности типологических, и т. п.) и от «разрешающей» силы используемых аналитич. методов. Исследователь часто оказывается не в состоянии логически определить соотв. процедуру анализа и вынужден действовать методом проб и ошибок. В этих случаях возрастает значение лингвистич. интуиции. Однородность исследоват. процедуры исключается и тем обстоятельством, что языковые реликты, подлежащие анализу, принадлежат разным уровням языка (от звукового до семантического), существенно различающимся между собой по возможностям реконструкции. В этих условиях сами результаты исследования в П. л. оказываются разнородными — по степени конкретности, по широте объясняемого круга фактов, по вероятности выводов, наконец, по тем следствиям, к-рые вытекают из анализа данного явления для др. фрагментов языковой системы. Само понятие П. л. возникло в яз-зна-нин после того, как сложилась первоиач. методика сравнит.-ист. исследования языков (см. Сравнительно-историческое языкознание, Сравнительно-исторический метод). Конкретный материал, ранее всего оправдавший правомерность П. л. и более всего способствовавший ее становлению, черпался прежде всего из анализа сходных (идентичных или «похожих») элементов флексии — именной и глагольной — при сравнит.-ист. исследовании языков (а позже и при попытках реконструкции праязыковых форм; ср. мысль Ф. Боппа о роли местоименных элементов в структуре флексии индоев-роп. языков). Образцом же для формирующейся П. л., к-рому следовали с самого начала сознательно и часто с излишней прямолинейностью, была избрана палеонтология, как она сложилась в нач. 19 в. в естествознании. Обоснованность такой ориентации П. л. несомненна; ей способствовало влияние естеств.-науч. концепций на яз-знание в сер. 19 в. (А. Шлейхер и др.), приведшее к взгляду на язык как организм, включенный в цепь эволюционного развития природных явлений. Подобные лингвистически-био-логич. аналогии в целом оказались продуктивными, хотя и породили значит, кол-во заблуждений в яз-знании, в пер- вую очередь в П. л. Логич. анализ оснований П. л. в их связи с биологич. палеонтологией проведен не был, как не было заострено внимание на различии ист. условий возникновения П. л. и палеонтологии и на вытекающих из этого существ, расхождениях. Нек-рые из этих различий особо важны: 1) П. л. возникла как сознат. попытка объяснить нек-рые неясности, возникающие при сравнит.-ист. анализе фактов, в свете идей уже сформировавшейся биологич. палеонтологии, к-рая, в свою очередь, сложилась как результат исследования случайных находок ископаемых организмов; 2) в П. л. с самого начала ведущей была идея связи разновременных элементов языка в эволюционной цепи, тогда как в палеонтологии долгое время ископаемые организмы рассматривались не как звенья единой эволюционной цепи, а как изо-лнров. остатки; 3) П. л. сама участвовала в вычленении своего объекта — архаических раритетов; само это понятие приобретало значение при условии доказанности архаичности данного явления; поэтому материал П. л. рос медленно и в его выявленной части был относительно немногочисленным, тогда как палеонтология опиралась на огромный эмпирич. материал, получаемый и независимо от целенаправленных поисков; 4) в П. л. временная (относительно-хронологич.) характеристика языкового элемента — всегда результат сложной исследоват. процедуры, а безотносительная (абсолютная) хронология, исключая редчайшие случаи, вообще неизвестна, тогда как в палеонтологии относит, хронология ископаемых остатков задается стратиграфией геологич. пластов, к-рые дают довольно точные указания и абсолютной хронологии; 5) в П. л. установление связей данного архаичного элемента с другими (и тем более определение места элемента в системе) в исходном языковом состоянии принадлежит к числу наиболее сложных задач, чаще всего остающихся не решенными, тогда как в палеонтологии, начиная с Ж. Кювье, отношение одной части ископаемого организма к другой (и к организму в целом) определялось законом корреляций (взаимозависимости), благодаря к-рому по известному элементу можно было предсказывать неизвестный и далее реконструировать организм в целом; 6) объекты П. л. (архаизмы), принадлежащие по происхождению отд. эпохам, чаще всего вкраплены в новое языковое целое и, следовательно, принадлежат и данному состоянию, в то время как объекты палеонтологии принадлежат только прежним эпохам, не смешиваясь с биологич. объектами поздних эпох (иное дело — рудиментарные элементы в организме). Эти различия способствуют лучшему уяснению статуса П. л. как особой лингвистич. дисциплины, ее методов и ее возможностей. П. л. составляет часть исторического яз-знания, и в этом смысле она занимается проблемой связи элементов языка во в р е м е н и. Эта связь не является внешней: время выступает не как некая рамка языкового развития, а как само содержание его; существенным оказывается именно языковое время, определяемое теми изменениями, к-рые происходят в языке. Категория языкового времени («языковые часы») является интенсивной характеристикой языка, несущей богатую информацию. Принципиально существенная гетерогенность языкового времени — как для разных языков или разных фрагментов языков, так и для разных этапов в развитии одного языка. Это свойство языка образует важнейшее основание П. л. и вместе с тем ее наиболее сильную сторону. Гетерогенность языкового времени проявляется, в частности, в том, что каждый языковой элемент не только фиксирует свое временное состояние (место на шкале времени в его лингвистич. воплощении), но и содержит более или менее определ. указание на направление этого времени, к-рое реконструируется при наличии информации о предшествующем и последующем временном состоянии, т. е. иа вектор развития. Не менее важно, что разные языковые элементы, составляющие в данном синхронном состоянии целостную схему, фиксируют разл. временные состояния. Эти зазоры в возрасте языкового времени разных элементов одной общей системы и дают возможность своего рода «коррекции» этих элементов по шкале времени, попытки приведения их к общему временному состоянию. В 60—70-х гг. предпринимались попытки использовать языковую информацию для заключений абсолютио-хроиоло-гич. свойства (см. Лингвистическая статистика, Глоттохронология). Эти попытки были основаны на том, что даже наиболее устойчивые элементы языка — лексемы «стираются» временем до нуля (т. е. полиостью исчезают), при этом предполагалась некая равномерность исчезновения этих лексем во времени, позволяющая, в частности, определить абсолютную дату того языкового состояния, когда данный «ядерный» набор лексем еще не существовал. Не говоря о том, что эта методика сопряжена с целым рядом теоретич. неясностей и практич. трудностей, она по своей сути ориентируется на язык как средство, н содержанием ее является ие язык, а абсолютное «внешнее» время, и потому это направление в исследовании языка во времени должно быть признано менее важным в сравнении с задачами П. л., ориентирующейся на «внутреннее» (языковое) время и на определение места в системе. Объекты исследования П. л. как раз и находятся в нижнем (раннем) слое структуры, образуемой языковым временем. Эги объекты не просто архаичны, но уже настолько «выветрились», что их информативная ценность близка к нулю и кажется, что именно через них энтропия деформирует данную языковую систему. Поэтому существенно, что архаизмы, выступающие как объекты П. л., не поддаются элементарным экстраполяциям и более нли менее автоматич. реконструкциям, исходя из особенностей данной системы. Осн. черта этих архаизмов как раз и заключается в их неясности, невозможности убедительной их идентификации иначе как средствами П. л. Сама неясность обычно состоит в отсутствии возможности интерпретации формы и/чли значения данного элемента стандартными средствами, с помощью к-рых объясняются др. элементы этого же языка, в выпадении элемента из системы (неясность функции), в непроявленности связей между данным элементом и др. элементами, с одной стороны, или между этил элементом и целым, в к-рое он входит, с др. стороны. Но П. л. ориентирована ие только на наличные объекты (пассивный аспект), а и на характер ожидаемого результата (активный аспект). Применение методов П. л. наиболее эффективно именно тогда, когда при анализе данного языкового элемента удается проникнуть в п р е д ы- ПАЛЕОНТОЛОГИЯ 361 Цущее языковое состояние, вскрыть архаичную систему или хотя бы ее фрагмент, до сих пор остававшиеся неизвестными. При учете подобных заданий П. л. становится не просто дисциплиной, комментирующей исключения и раритеты, что, разумеется, также важно; она приобретает макс, ценность именно тогда, когда позволяет открыть не просто новые детали, но такие, к-рые дают возможность заглянуть в новое, до того неизвестное языковое состояние, предшествующее во времени известному состоянию. Выделяется 4 типа задач, решаемых П. л.: 1) анализ отд. архаизмов на разных языковых уровнях, напр. исследование разного рода «нарушений» системы в отд. индоевроп. языках, приведшее к открытию ларингальиых, что позволило объяснить ряд черт структуры вокализма, консонантизма, морфонологии; многочисленны примеры анализа именных и глагольных флексий, обнаружившего их принадлежность — для более архаичного периода — иной категории случаев: местоимениям, частицам, именным или глагольным корням и т. д.; выявление общих формантов, дающее возможность объединения элементов языка, к-рые не находятся в очевидной связи (ср. общность в индоевроп. языках презен-са на -Hi, медиального залога и перфекта); реконструкция активного и пассивного падежей и эргативной конструкции в индоевроп. языках по нек-рым особенностям ср. рода и соотношения им. и вин. п.; вскрытие в системе предлогов следов использования названий частей тела как пространств, классификаторов; много-числ. случаи этимологич. исследования как апеллятнвов, так и имен собственных, имеющего результатом либо реконструкцию принципиально новой формы и/или значения, отсылающих к неизвестной до того совокупности фактов, либо вскрытие иного языка, объясняющего мнимые исключения как закономерности (ср. исследования субстратной лексики, особенно богатые результатами в топонимике); 2) восстановление целого — языковых систем или их фрагментов, напр.: опыты реконструкции фонетич. системы неизвестного языка по исключениям и двояким рефлексам звуков в данном языке (классич. пример — реконструкция «догреческой» звуковой системы по исключениям в фонетике др.-греч. яз.); восстановление системы, характеризующей предыдущее состояние данного языка по исключениям в нем (анализ «ларингального» вскрыл в индоевроп. языках черты неизвестной до тех пор системы вокализма); обнаружение новых грамматнч. категорий по данным отд. формантов и т. п.; с известным основанием сюда можно отнести н дешифровки неизвестных древних письменностей, приводящие к открытию нового языка и, следовательно, его системы; 3) определение родства или «прародства» языков, напр. определение места данного «генеалогически темного» языка в генеалогич. классификации, после чего становится бесспорным «сравнит.-исторический» код языка, к-рый и дает возможность новой интерпретации всей или очень значит, совокупности фактов и реконструкции «прасостояния» этого языка; др. случай — выявление связей двух или более групп родств. языков между собой, неизбежно связанное с углублением языковой реконструкции и вскрытием более ранних языковых общностей (ср. уста- 362 ПАЛЕОСИБИРСКИЕ новление родства т. наз. ностратич. языков В. М. Иллич-Свитычем); 4) реконструкция «начал» языка в целом (глоттогенез), его архаической истории, условно говоря — «палеонтология человеческого языка» (ср. разные попытки объяснения происхождения языка, связь с «языком» приматов, с др. знаковыми системами и т. п.; см. Происхождение языка); особенно результативны частные «палеонтологии», среди к-рых наиболее перспективными следует считать попытки проследить становление звуковой системы и семантиэации ее элементов (Я. И. А. ван Гиннекен, Э. Дж. Пуллиб-ланк и др.) и отд. категорий (происхождение грамматич. рода, по К. Майнхо-фу; многочисл. работы о происхождении именных классов, систем склонения и спряжения, залоговых противопоставлений и т. п.); попытки выведения совокупности грамматич. категорий из некоего общего источника («аитропоморфизирую-щий» аспект языка с ориентацией семантики его категорий на человеческое тело, на личность, ср. грамматич. лицо, одушевленность/неодушевленность, род и т. п.); в известной степени сюда же относится и круг исследований проблемы «стадиальности» в языке (см. Стадиальности теория), однако ложные предпосылки и методологич. произвол скомпрометировали это направление П. л. При решении этих задач П. л. обращается к широкому кругу методов и приемов, используемых совр. яз-знанием. В этой связи особое значение приобретают данные языковой типологии (в частности, учение об универсалиях лингвистических), к-рые позволяют более точно оценить надежность полученных результатов и с большей уверенностью сделать выбор из неск. теоретически возможных решений. В ряде случаев оказывается целесообразным и перспективным обращение к данным «языка» приматов, к детскому языку (см. Детская речь), к типам патологич. нарушения речи (см. Афазия), наконец, к широкому кругу вторичных языковых систем и их «языков». П. л. принадлежит к числу развивающихся дисциплин, расширяющих круг своих исследований и привлекающих в связи с этим новые приемы анализа. В кругу совр. гуманитарных наук П. л. обнаруживает особенно тесные связи с исследованиями в области архаичного сознания, социальной антропологии, этногенеза, истории первобытного общества, истории духовной и материальной культуры. Лингвистич. учение о «древностях» (А. Кун, А. Пикте, О. Шрадер, А. Неринг, Г. Гюнтерт, X. Краэ и др.) в значит, степени строится на результатах, достигнутых в П. л.; ср. также и др. направление в этой области, объясняющее характерные черты архаичных языков особенностями культуры (Л. Леви-Брюль, А. Соммерфельт, Г. Хойер и др.). ф Шрадер О., Сравнит, языковедение и первобытная история, пер. с нем., СПБ, 1886; его же. Индоевропейцы, пер. с нем., СПБ, 1913; Марр Н. Я., Иэбр. работы, т. 1—5, Л., 1933—37; Эргативная конструкция предложения, М., 1950; И л л и ч-С в и т ы ч В. М., Опыт сравнения ностратич. языков. Сравнит, словарь, I—III, M., 1971—84; Гамкрелидэе Т. В., Иванов В. В.. Индоевроп. язык и индоевропейцы, т. 1—2, Тб., 1984; Pictet A., Les origines indo-europeennes, I —II, P., 1859—63; Much M., Die Heimat der Indogermanen im Lichte der urgeschichtlichen Forschung, 2 Aufl., Jena, 1904; H irt H., Die Indogermanen, ihre Verbreitung, ihre Urheimat und ihre. Kultur, I—II,. Strassburg, 1905—07; Feist S., Europa im Lichte aer Vorgeschi-chte, В., 1910; Schrader O., Ne fa- ring A., Reallexikon der indogermanischen Altertumskunde, 2 Aufl.. B. — Lpz., 1917 — 1929; Levy-Bruhl L., Des rapports de la linguistique et de la sociologie, «Actes du 4-me Congres International des linguistes. 1936», Cph., 1938; Sommerfelt A., La langue et la societe. Caracteres sociaux d'une langue de type archalque, Oslo, 1938; Gin n e Ken J. v a n. La reconstruction typologique des langues archaiques de l'huma-nite, «Verhandelingen der Koninklijke Neder-landsche Akademie van Wetenschappen», 44, Amst., 1939; Specht F., Ursprung der indogermanischen Deklination, Gott., 1944 (2 Aufl., 1948); H о i j e r H.. Linguistic and cultural changes. «Language», 24, Bait.. 1948; Krahe H., Sprache und Vorzeit, Hdlb., 1954; Hoenigswald H. M., Language change and linguistic reconstruction, Chi., I960: Benveniste E., Le vocabulaire des institutions indo-europeennes, v. 1 — 2, P., 1969; Indo-European and Indo-Europeans, Phil., {19701; P u 1 1 e у b 1 a n k E. G., The beginning of duality of patterning in language. в кн.: Papers of transdisciplinary Symposium on glossogenetics, P., 1981. В. Н. Топоров.