Марсель [1873—1922] — французский писатель, один из крупнейших художников буржуазного упадка. П. вышел из верхнего слоя франц. рантьерской буржуазии, и его жизнь — типичная жизнь буржуазного «парвеню», выскочки, сблизившегося с аристократией и проникшего в «светское общество». Он вырос в тепличной атмосфере аристократических салонов Парижа, и жизненный облик его поражает своим мелким снобизмом, подобострастием перед знатью. Подражая поэту-роялисту и денди Монтескье, П. писал «светскую хронику» в газ. «Фигаро» [1900—1913], впоследствии объединенную в томике «Chroniques» (Хроники, 1927). Первые новеллы Пруста «Les plaisirs et les jours» (Утехи и дни) появились в 1896. Светская среда, в которой сформировался П., наложила на весь его облик печать исключительной замкнутости, еще углубленной его недугом — тяжелой астмой. Вторую половину своей жизни он вынужден был болезнью почти целиком провести взаперти. Творчески оформляя свою прошлую жизнь, переживая ее вновь, П. создает 15-томный роман «? la recherche du temps perdu» (В поисках утраченного времени), первый
345 том его вышел в 1913, остальные, частью вышедшие уже посмертно [1919—1927], доставили П. мировую известность. Своеобразная биография П. сделала его исключительно подходящей фигурой для выражения паразитизма французской буржуазии XX в. и ее крайнего субъективизма, интуитивизма, борьбы против «Разума» и т. д. В буржуазной лит-ре в это время возникает настоящее «пиршество ощущений», разгул индивидуалистических настроений, жадное и наглое смакование мира. Отражая эти черты паразитизма, П. прошел безучастно мимо самых крупных политических и социальных событий своей эпохи. Он описал с огромным знанием дела процесс проедания награбленных богатств. Утверждая право на наслаждение ими, П. выявил болезненность, распад своей среды. Это исключительно ярко сказалось на огромном цикле П. Бесконечное нагромождение ощущений, деталей буржуазной и светской жизни превратилось в огромную монументальную картину загнивания общественной верхушки. Пятнадцать томов романа П. превратились в настоящую энциклопедию буржуазного паразитизма. Цикл «В поисках утраченного времени» — своеобразные мемуары П., воссоздание его собственной жизни с самого детства. Реально прожитая писателем жизнь осознается им как «потерянное время», как бесплодная и ненужная жизнь. Единственно ценная, подлинная и глубокая жизнь — это жизнь в искусстве, в воспоминаниях, творчески воспроизводящих пережитое. Два последних тома названы «Le temps retrouv?» (Найденное время) именно потому, что автор перестает жить реальной жизнью и весь отдается искусству, творческому воспоминанию. В этом смысле весь роман — развернутое признание банкротства своего класса, его жизни, выхолощенной, праздной и нетворческой. Но т. к. в воспоминании воспроизводится все та же самая жизнь, и притом уже с смакованием и наслаждением, то пессимизм П. не стирает резко выраженной апологетичности его творчества, но органически с ней сливается, как впрочем и у многих крупных буржуазных писателей эпохи империализма. П. пытался уйти в свой субъективный мир, пережить еще раз свою жизнь. Он — законченный субъективный идеалист. Но, нагромождая свои ощущения, он должен был воссоздать всю среду паразитической верхушки, с к-рой были связаны его воспоминания. Однако П. воспроизвел свою эпоху весьма своеобразно. Его роман охватывает огромный отрезок истории III республики — от 70-х гг. до мировой войны, но в сложнейшем мире социальных противоречий П. увидел лишь очень узкий кусочек — светскую общественную верхушку. Взаимоотношения вырождающейся французской аристократии и продвигающейся вверх — «в свет» — паразитической буржуазии, процесс сращивания этих слоев исчерпывают для П. историю. Он подошел к своей эпохе с точки зрения «проблем» светского салона, с точки зрения гениального «парвеню». Поэтому с таким пафосом снобизма воспроизводит П. среду французской знати — «Le c?t? de Guermantes»
346 (Сторона Германтов). Образы Германтов отмечены той печатью «благородства родовитости», которая манит выскочку П. Роман заполняется бесконечными деталями светских приемов, вечеров и туалетов, и Пруст смакует утонченные титулы, аристократическую геральдику, аромат старины. Эпизоды, подобные спектаклю в «Стороне Германтов» или приемам в последних томах романа, представляют настоящий апофеоз аристократической касты. Дух кастовости, к-рым пронизано мышление П., нашел интересное выражение в его языке. Замечательное искусство слова у П. направлено на подчеркивание различий светских рангов. Утонченная и «естественная» речь аристократии противопоставлена вульгаризированному, комически подчеркнутому языку буржуазных выскочек. Воскрешая свое детство и юность, П. воспроизводит праздную рантьерскую французскую семью как целый мир мельчайших бытовых деталей, разговоров, семейных отношений и эмоций. Буржуазная французская семья, разоблаченная рядом французских писателей во всей ее фальши и уродливости, у П. превращается в облагороженный, милый домашний уют, окутывается мягкой и интимной лирикой. Мельчайшие детали этого косного, патриархального семейного быта гипертрофированы до огромных размеров. Из этой среды поднимется вверх, в светское общество, сам юный Марсель, и этот путь благожелательно прослежен писателем. Однако, выбравшись вверх, П. с точки зрения преуспевшего парвеню, надменно и презрительно обрисовал целую галерею буржуазных выскочек. «Стороне Германтов» противопоставлена в романе буржуазная «сторона», сниженная и вульгаризированная. В образе семьи Вердюренов П. дал весьма едкий портрет буржуазного карьеризма. Особенно язвительна ирония П. в изображении молодого еврейского буржуа Блоха. И здесь П. злорадно использует язык персонажей. Речь Блоха, Альбертины и др. неродовитых персонажей вульгаризирована, иронически огрублена П. Речь же какого-нибудь метрд’отеля вообще становится пародией на французский язык. «Обличение» буржуазного карьеризма ведется П. с позиций резко реакционных, с точки зрения защиты «неприкосновенности» светских салонов. Однако объективно в романе П. раскрывается глубочайшее вырождение и распад обеих «сторон» — аристократической и буржуазной. В самих характерах, созданных П., выступают черты вырождения. Совершенно специфический отпечаток гниения придает всему роману настойчивая тема Содома и Гоморы, тема извращенной любви («Sodome et Gomorrhe»). Она охватывает все «стороны» общества, даже самых идеализированных П. аристократов, вроде Сен-Лу. Над этой средой доминирует образ барона Шерлюса, ярчайший образ всего романа, выросший в какой-то символ гниения. Несмотря на всю «розовую» лживость и лакировку П., его роман приобретает местами мрачный и предгрозовый оттенок. П. и сам ощущает бесплодность своего мира. Вся картина, развернутая в «В поисках утраченного времени», связана с развитием Марселя,
347 дана через его восприятие. И это восприятие непрерывно изменяется с течением лет. «Постепенно, — пишет П., — действительность заставляла мою мечту сдавать одну позицию за другой». И действительность романа становится все серее и будничнее. Происходит своеобразный процесс «деромантизации мира». История жизни П., рассказанная в романе, превращается в историю разочарования. В первых томах все было эстетизировано, ибо жизнь вставала сквозь свежее и романтизирующее восприятие Марселя. Среда Германтов давалась в пышных, почти мистических тонах, кухарка уподоблялась Микель-Анджело, а безобразная судомойка — фреске Джиотто, Альбертина и группа девушек из «A l’ombre des jeunes filles en fleurs» (Под сенью девушек в цвету) казались таинственными и прекрасными. В последних томах все сереет и тускнеет. Будничными становятся Германты. Изящный денди Сванн является в виде старого прозаического еврея с красным носом. Одэтта из фрески Ботичелли превращается в вульгарную салонную даму и т. д. Из-под романтизирующих, красочных одежд выступает скучный и мелкий мир. Поэтому Марсель последних томов уходит полностью в свое «я». Реальная жизнь заменяется творческим воспоминанием. Но название романа «В поисках утраченного времени» приобретает двусмысленный оттенок. Это одновременно и потерянное время, ибо Пруст-пессимист считает бесплодно потерянной всю свою прожитую жизнь и утраченное уже время, которое Пруст-апологет пытается еще раз искусственно воскресить в воспоминаниях. В своем романе и в частности во II томе «Найденного времени» П. развертывает чрезвычайно целостную теорию субъективистского и интуитивного искусства, обосновывая ее философией Бергсона. Основа философии П. — предельная изоляция от внешнего мира. Подобно Бергсону П. противопоставляет мир времени и мир пространства как две совершенно различные области. И если в мире пространства протекает вся реальная жизнь, действуют объективные законы, ненавистные П. законы причинности, разума и науки, то мир времени — область «души», психики, куда убегает П. и где царствует субъективистский произвол. Человек с точки зрения Пруста — это целый космос ощущений и воспоминаний. И для Бергсона и для П. человек — это бесконечный поток сознания, и весь огромный роман П. есть попытка воспроизвести эту бергсоновскую «длительность» (dur?e), непрерывный и субъективный внутренний поток. Вся теория искусства П. построена на этих предельно-субъективистских основах. Гениальность для него заключается в предельной изоляции, индивидуальности и точности в воссоздании своего субъективного мира. Внешний мир кажется П. настолько непознаваемым, что он отказывается даже от познания своих персонажей. Они не имеют объективных качеств и даны сквозь все время изменяющееся восприятие самого Марселя. Поэтому у П. почти нет целостных характеров. Его персонажи распадаются на ряд
348 отдельных субъективных «снимков» с них, единство образа разрывается настолько, что читатель не всегда может отождествить эти «снимки» с одним и тем же персонажем. Так например распадается облик Одэтты на «Мисс Сакрипант», даму в розовом, Одэтту из «Любви Сванна» и т. д. или образ Сванна — на Сванна в восприятии родителей Марселя в I т., изящного денди из «Любви Сванна», Сванна-дрейфусара и наконец прозаического красноносого старого еврея. Совершенно так же субъективистски даются пейзажи города. Даже само «я» Марселя распадается на множество отдельных обликов. Даже самые простые события распадаются на крохотные осколки. Так напр. поцелуй Альбертины в «Стороне Германтов» разлагается на несколько последовательных «снимков» щеки Альбертины, видимой Марселем с трех различных состояний. У Пруста намечаются черты распада художественного образа — процесс, типичный для загнивающего буржуазного искусства и обостренный в послевоенной французской литературе. Наряду с эпигонами символизма, джойсистами, фрейдистами, сюрреалистами и т. д., П. выступает воинствующим борцом упадочного субъективизма. В «Найденном времени» П. резко выступает против идейного искусства и реализма. Пруст противопоставил им свое понимание «правдивости» — правдивости, наиболее пассивно и точно воспроизводящей текучесть, бесформенность, непрерывность субъективного потока. Чем меньше мыслит художник, тем он правдивее. Этот культ «правдивости» как точного воспроизведения бесформенного потока воспоминаний выражается во всем стиле П. Композиция и синтаксис его романа основаны на интуитивной отдаче внутреннему потоку. Композиция романа бесформенна, рыхла. Воспоминания нагромождаются в нем алогически, в том порядке, как они самопроизвольно всплывают у писателя. Каждое ощущение и деталь одинаково значительны, ибо они существуют в сознании, а разум не должен вмешиваться и производить отбор. До чудовищного предела тот же принцип «правдивой бесформенности» доходит в построении фразы. Она необычайно длинна, усложнена, загромождена бесконечными вставными предложениями. Периоды П. длятся страницами, ибо воспоминания наплывают одно на другое, и автор, чтобы не нарушить правдивости внутреннего потока, вдвигает их в скобках, тире, запятых, но не останавливает непрерывного периода. Мир, распадающийся у П. на осколки ощущений, предстает в его романе в вечном колебании, изменчивости. Явления теряют устойчивость своих очертаний, становятся зыбкими, бесформенными. П., так ярко выступавший против неподвижности разума, конечно не создал динамического искусства. Его «динамизм» — это иллюзия движения внешнего мира, происходящая от непрерывной изменчивости сознания. У П. своеобразно сочетается статичность его замедленных темпов, статика всей косной, паразитарной, загнивающей среды и явная зыбкость мира, резкое ощущение его неустойчивости. Здесь очень ярко
349 проявляется Пруст-художник буржуазного паразитизма в эпоху упадка, крушения буржуазного мира. П. пытался создать искусство чрезвычайно целостное, отказываясь от разума и обратившись к интуиции. Но именно потому, что он отказался от обобщающей, синтезирующей силы мышления, он создал искусство чисто аналитическое, беспомощно распадающееся на груды мельчайших, раздробленных психических единиц. Лишь вопреки всей системе П. эти мазки сложились в широкую картину общественного загнивания, ибо они все-таки отражали реальную жизнь, а не только «четвертое измерение», как думал Пруст. Замкнувшийся в свое «я» П. — релятивист и агностик. Не веря в объективные качества своих собственных персонажей, он не верит и в объективные истины политики, религии или морали. Он подчеркивает случайность политических убеждений своих персонажей, например дрейфусарства Сванна, Сен-Лу или герцога Германт. Он оценивает мировые события, исходя из привычного узкого мирка индивидуальной психики, в убеждении, что индивидуальная психология — ключ к постижению политических событий. Типичны его сравнения напр. мировой войны с ссорами влюбленных. Он описывает детали быта, совершенно не исходя из каких бы то ни было норм религии или морали. Он подчеркнуто «аполитичен». Вместе с тем, когда уже у П. во всех этих вопросах намечается какая-то точка зрения, то она всегда наиболее реакционна. Этот релятивист при помощи тончайшей релятивистской аргументации признавал возможность существования души после смерти, фактически защищал шовинизм в «Найденном времени» и протестовал против отделения церкви от государства, исходя из утонченных эстетических соображений. Все это рисует П. как художника, глубоко апологетически относящегося к своему загнивающему миру, смакующего его, несмотря на тление, к-рое он же сам ощущает и воспроизводит. Выросший творчески в начале века, продолживший иррационалистские традиции французских символистов, П. был поднят на щит в качестве «новатора» в послевоенные годы, когда послеверсальская французская буржуазия особенно цинично смаковала изощренное искусство. В дальнейшем та защита капитализма, которую проводил П., показалась недостаточной фашизирующимся буржуазным публицистам Франции, призывающим «преодолеть» это «искусство разложения» ради более агрессивного и воинственного. В советской литературе делались явно порочные попытки культивировать прустовское «преодоление автоматизма восприятия». Воронский пытался делать это, исходя из своей интуитивистской теории «непосредственного впечатления». Аналогичные попытки последних лет связаны с пережитками формализма и литературщины, хотя сам Пруст конечно не формалистичен. Насквозь субъективистская изощренность ощущения у Пруста, как и его субъективистская «правдивость», в корне противоположна реализму социалистической лит-ры. Значение П. для нас лишь в том, что
350 вопреки своей субъективистской системе П. объективно отразил буржуазное гниение, являясь своего рода «классиком» упадочного буржуазного паразитизма. Библиография: I. ?uvres compl?tes, 15 vv., P., NRF, 1929; Les plaisirs et les jours, P., 1896; Pastiches et m?langes, P., 1919; Chroniques, P., 1927; ? la recherche du temps perdu, I. Du c?t? de chez Swann, P., 1913; II. ? l’ombre des jeunes filles en fleurs, P., 1919, III. Le c?t? de Guermantes, P., 1920; IV—V. Sodome et Gomorrhe, P., 1920—1922; VI. La prisonni?re, P., 1923; VII. Albertine disparue, P., 1925; VIII. Le temps retrouv?, P., 1927; Correspondance g?n?rale de M. Proust, P., 1930—1933 (вышло 4 тома); Lettres ? la comtesse de Noailles, 1901—1919, 1931; Кроме того Пруст перевел и комментировал две книги Рёскина: La Bible d’Amiens, 1904, и S?same et les Lys, 1906; Утехи и дни, Роман, с предисл. А. Франса, перев. Е. Таховской и Г. Орловской, под ред. и с предисл. Е. Ланна, изд. «Мысль», Л., 1926; Под сенью девушек в цвету, Роман, перев. Л. Я. Гуревич в сотрудничестве с С. Я. Парнок и Б. А. Грифцовым, изд. «Недра», М., 1927; То же, перев. и предисл. Б. А. Грифцова, изд. «Academia», Л., 1928; В поисках за утраченным временем, т. I. Книги 1—3. В сторону Сванна, Роман, перев. и предисл. А. А. Франковского, изд. то же, Л., 1927; Собр. сочин., предисл. А. В. Луначарского, т. I. В поисках за утраченным временем. В сторону Сванна, перев. А. А. Франковского, изд. «Время», Л., 1934, т. II. Под сенью девушек в цвету, перев. А. Федорова, Гослитиздат, Л., 1935. II. M. Proust. An English Tribute. Coll. by C. Scott-Monerieff, L., 1923; Gide A., Incidences, P., 1924; Pourtal?s G., de, De Hamlet ? Swann, P., 1924; Rivi?re J., M. Proust, Monaco, 1924; Curtius E. R., Franz?sischer Geist im neuen Europa, Stuttg., s. a. [1925]; Его же, M. Proust, P., 1928; Clermont-Tonnerre E., de, R. de Montesquieu et M. Proust, P., 1925; Laget A., Le Roman d’une vocation. M. Proust, Marseille, 1925; Pierre-Quint L., M. Proust, P., 1925; Его же, Le comique et le myst?re chez Proust, P., 1928; Robert L., de, Comment d?buta M. Proust, P., 1925; Dreyfus R., M. Proust ? dix-sept ans, P., 1926; Fernandez R., Messages, P., 1926; Gabory G., Essai sur M. Proust, P., 1926; Cr?mieux В., XX-e si?cle, 1-re s?rie, P., 1927, p. 9—98; Его же, Du c?t? de M. Proust, P., 1929: Les cahiers M. Proust, I (Hommage ? M. Proust), P., 1927 (дана лит-ра); Souday P., M. Proust, P., 1927; Spitzer L., Stilstudien, II, M?nchen, 1928, S. 365—497; Jacob J., M. Proust, son u0153uvre, P., 1928; Abraham P., M. Proust, P., 1930; Biely R., de, De M. Proust, lettres et conversations, P., 1931; Seilli?re E., M. Proust, P., 1931; Wolters K., M. Proust im literarischen Urteil seiner Zeit, Diss., M?nchen, 1932; J?ckel K., Bergson und Proust, Breslau, 1934; Локс К., «Новый мир», 1927, № 3 (отзыв об «Утехах и днях»); Его же, «Печать и революция», 1927, № 8 (отзыв о романе «В сторону Сванна»); Рейх Б., Марсель Пруст, «Печать и революция», 1927, № 8; Ват Александр, В лабораториях стиля, «Литература мировой революции», 1931, № 8—9; Динамов С. С., Заметки о творчестве Марселя Пруста, «Литература и марксизм», 1931, № 1; Эйшискина Н., На вершинах искусства упадка, «Художественная литература», 1934, № 7; Анисимов И., «Известия ЦИК СССР и ВЦИК», 1934, № 166 (отзывы о т. I «Собр. сочин.», изд. 1934). III. Daudet С., R?pertoire des personnages de «? la recherche du temps perdu», pr?c. de la vie sociale dans l’u0153uvre de M. Proust p. R. Fernandez; Pierre-Quint L., Comment travaillait Proust, P., 1928. E. Гальперина