Значение слова ОДОЕВСКИЙ в Литературной энциклопедии

1.[/b] [trn][m2]Александр Иванович, князь [1802—1839] — поэт-декабрист. Получил хорошее домашнее образование. Служил корнетом лейб-гвардии конного полка. На почве лит-ых интересов сблизился с А. Бестужевым-Марлинским и Рылеевым. Был принят первым в Северное общество декабристов. Политические взгляды О. довольно умеренны; однако он был увлечен романтикой заговора и принял участие в восстании 14 декабря. Некоторая «случайность» декабризма О. выразилась в его быстром раскаянии во время следствия и в последующем творчестве, идеологически стоящем довольно далеко от декабристских настроений. Осужденный по IV разряду на 12 лет каторги, О. отбывал заключение в Петропавловской крепости, Чите и Петровском заводе, в 1832 был выпущен на поселение, а в 1837 в порядке «милости» переведен рядовым на Кавказ, где и погиб от лихорадки. Печатался О. при жизни очень мало, стихов своих по большей части не записывал, и они сохранились в основном в списках, не всегда достоверных. По большей части это небольшие лирические произведения с ярко выраженной религиозно-философской романтикой и патриотической окраской. В стихах последекабрьского периода встречается и налет панславизма («Славянские девы»). Характерно для О. любование русской стариной (поэма «Василько» и др.), сближающее его с тематикой Рылеева и других декабристов. Но в то время как последние искали в русском прошлом образцов «гражданского мужества» и интерпретировали его в плане буржуазно-националистического сознания, О., [m2]250 отдав недолгую дань интересу к новогородским вольностям, воспевал в дальнейшем единение во имя «родины», единство древней Руси и т. п. Даже пребывание в тюрьме и на каторге, изменив его личную жизнь, отразилось в его творчестве лишь как мотивировка романтической грусти, близкой к позднейшим мотивам лермонтовской поэзии. В стихах 30-х гг. О. часто прославлял царя, «возвышенный урок самодержавия», а свои колониальные впечатления (Сибирь, Грузия) передавал в шовинистическом, великодержавном духе. Так. обр. можно установить идейную близость Одоевского 30-х гг. к дворянским поэтам типа Языкова, в свое время также пережившего период «вольнолюбия» (отказ от последнего после декабрьского разгрома в той или иной мере характерен и для части декабристов). По мастерству Одоевский был среди декабристов крупнейшим после Рылеева поэтом. Гражданские мотивы в его творчестве довольно слабы; связываемые же с его именем революционные «Ответ декабристов Пушкину» и «При известии о польской революции» приписываются ему без точных оснований; если они и принадлежат О., то написаны в результате случайного подъема и характерны больше для настроений его тюремных товарищей, чем для творчества О. В творчестве О. наиболее примечательным является период ссылки; лирика этой поры полна мотивов религиозного отречения, одиночества, рефлексии и пр. Это делает О. в известном смысле одним из характерных предшественников лермонтовской поэзии. Библиография: I. Собрание стихотворений О. было выпущено впервые в 1862 в Лейпциге (Собр. стихотворений декабристов, т. II), но заключало всего 17 произведений. Значительно полнее издание (Полное собр. стихотворений, СПБ, 1883) декабриста А. Е. Розена, перепечатанное Мазаевым (Сочинения А. И. Одоевского, СПБ, 1893, с дополнением двух критических статей О.) и в 1913 В. Поссе. Дополнение к этому собранию было издано И. А. Кубасовым в кн. «Декабрист А. И. Одоевский и вновь найденные его стихотворения», П., 1922. Письма О. публиковались в «Русском архиве», 1885, кн. I; в «Русской старине», 1904, кн. II; сб. «Декабристы на каторге и в ссылке», М., 1925 (Сакулин П., А. И. Одоевский в неизданных письмах); Полное собрание стихотворений и писем, ред. Кубасова и Д. Благого, «Academia», 1934. II. Котляревский Н. А., Декабристы, А. И. Одоевский и А. А. Бестужев-Марлинский, СПБ, 1907; Переселенков С., Кн. А. И. Одоевский, «Русский биографический словарь», СПБ, 1908; Гудзий Н. К., Поэты-декабристы, «Каторга и ссылка», 1925, № 8; Следственное дело Одоевского опубликовано в издании «Восстание декабристов. Материалы», т. II, Гиз, М. — Л., 1926. III. Восстание декабристов, сост. Н. М. Ченцов, ред. Н. К. Пиксанова, Гиз., М. — Л., 1929. И. Троцкий 2.[/b] [trn][m2]Владимир Федорович, князь [1803—1869] — видный писатель первой половины XIX века. Получил первоклассное по тому времени воспитание в Благородном пансионе при Московском университете [1816—1822]. Служил сначала по ведомству иностранных исповеданий, редактировал одно время вместе с. А. Заблоцким-Десятовским «Журнал министерства внутренних дел» и официозное «Сельское чтение». В 1846 был назначен помощником директора Императорской публичной библиотеки в Петербурге и Румянцевского музея, в 1861 — сенатором московских департаментов сената. В рамках этой заурядной [m2]251 аристократически-бюрократической биографии проходила жизнь, насыщенная очень богатой и разносторонней интеллектуальной работой. Начало 20-х гг. для либеральной части русского дворянства характеризовалось началом отхода от оппозиционных настроений (явление, нашедшее отражение и в самой декабристской среде) и поворотом от разработки социальных проблем в мир идеалистической философии. В кружке Е. Г. Раича, Обществе любомудрия, председателем к-рого был О., и в печати [«Вестник Европы», альманах «Мнемозина», 4 части которого были выпущены О. совместно с В. К. Кюхельбекером ( см. ) в 1824—1825] О. вел пропаганду своих философских взглядов, основанных на идеалистической системе Шеллинга. Философия последнего надолго осталась путеводной звездой О., значительно позже характеризовавшего немецкого мыслителя как «Христофора Коломба XIX века, открывшего человеку неизвестную часть его мира... его душу». О. печатал философские статьи, а также художественные новеллы, аллегории и апологи, по большей части выражавшие типичные для любомудров искания «возвышенного». Моралист-автор выступал с сатирой против нравственной испорченности дворянского общества, дидактически обличая его пороки, но отнюдь не стремясь подорвать социальные основы его существования. Этот, типичный для О. дидактизм, отмеченный и Белинским, отразился на позиции О. в лит-ых спорах: О. требовал от лит-ры теоретической высоты и идейной насыщенности — конечно в духе отвлеченного любомудрия; в своих мечтаниях о совершенствовании О. оставался очень далеким от общественной борьбы. События 14 декабря, с некоторыми участниками к-рых (В. К. Кюхельбекером, А. И. Одоевским и др.) О. и его друзья были лично связаны, настолько перепугали «любомудров», что они поспешили ликвидировать свой кружок и уничтожить его бумаги. Еще долго О. мучили ночные кошмары в образе арестовывающего его полицейского офицера, к-рому он впрочем во сне же «красноречиво [m2]252 доказывал всю пользу своей особы и приводил примеры своей добросовестности». Углубление в 30—40-х гг. философских исканий привело О. вслед за его учителем Шеллингом к мистицизму. Произведения этого периода, объединяемые рядом циклов, — «Пестрые сказки Иринея Модестовича Гомозейки», «Дом сумасшедших», «Русские ночи» и т. д. — показывают значительный творческий рост О. Композиция его новелл становится более отчетливой и вместе с тем занимательной, язык — точным и ясным, появляется отмеченный Белинским «беспокойный и страстный юмор», шире и глубже становится постановка идеологических вопросов. В то же время создается и основной для О. жанр философской фантастической новеллы, нашедшей свое наиболее удачное выражение в цикле «Русские ночи». О. стремился к созданию «гармонической» универсальной науки, к-рая переварила бы в себе все научные специальности в некотором органическом единстве; отсюда его интерес к универсализму средневековой науки, углубление в «тайные науки» — магию и алхимию, значимость для него образа Фауста. В своих романтических новеллах О. в значительной степени находился под влиянием творчества Гофмана. Вместе с тем дидактизм остается движущим импульсом творчества О., сказываясь не только в его бытовых и сатирических произведениях (повести «Княжна Зизи» и «Княжна Мими», близкие по тематике к комедии Грибоедова, Пушкин напр. ставил выше фантастических новелл), но и в самых мистических вещах. В своих исканиях О. не забывал необходимости разрешить противоречия повседневности, но в своих ответах запутывался в лабиринте противоречий. Он не враг просвещения, развития техники, железных дорог и т. п., но он жестоко ополчался против «банкирского феодализма» Запада, приводящего к обнищанию масс и «духовному» загниванию. О. презирал якобинцев, скептически относился к утопическому социализму, панически боялся революции, писал специальные новеллы против Мальтуса и Бентама. В итоге ему пришлось обосновать нечто вроде славянофильского национализма с признанием мессианского предназначения России. Соответственно этому он идеализировал социальный строй крепостничества, видя основное общественное зло в недостатке национального воспитания и в коррупции чиновнического аппарата. Эти ответы не могли повидимому удовлетворить и самого О., и своей утопии «4338-й год», в к-рой к 5-му тысячелетию Россия должна была поглотить все страны, сохраняя самодержавный строй под главенством «первого поэта», он так и не закончил. Вскоре после выхода в свет «Русских ночей» Одоевский признал их пройденным этапом, сблизился с Белинским, перешел от мистицизма к позитивизму, идейно примыкая к умеренным либералам западнической ориентации. В тридцатых — сороковых годах Одоевский стоял в первом ряду русских писателей. Его сотрудничеством дорожили такие редакторы, как Пушкин, такие опытные издатели, как Краевский. Но тогда уже Белинский подчеркивал, [m2]253 что «имя его гораздо известнее, чем сочинения», и знал этому причину — «внутреннюю и необходимую». Действительно О. был значительно шире своей лит-ой работы. Пытаясь соединить теорию с практикой, он стремился осуществить идеальный тип универсального ученого и занимался помимо литературы еще и химией, и алхимией, и технологией, и магией, и музыкой, и кулинарией, и педагогикой (он писал между прочим и детские сказки), и библиологией, и медициной, и многими другими вопросами; недаром его, как и главного героя «Русских ночей», называли «Русским Фаустом». Таким обр. историческое значение О. гораздо шире историко-литературного. О. — сгусток дворянской культуры периода ее расцвета и одновременно начинающегося упадка, один из наиболее ярких ее представителей в эпоху кризиса крепостнической системы, и в этом его интерес как социального явления. О. вышел на арену идеологической борьбы как раз в тот момент, когда крепостническая реакция побеждала либеральную традицию 1810-х гг., и оказался в первых рядах дворянских идеологов, энергично способствуя перемещению на русскую почву реакционной немецкой философской романтики. С углублением кризиса крепостничества и ростом политической реакции О. углублял и свои философские позиции, доходил до мистического универсализма, фактически скатываясь к реакционному идеализированию крепостничества и подменяя свою идеальную науку мистической кабалистикой средневекового универсализма. Неизбежный крах крепостной системы, отчетливо наметившийся в конце 40-х гг., вывел О. из тупика универсализма, но вместе с тем прекратилась и его творческая работа. Множество замыслов О. осталось неосуществленным, рукописи — неоконченными; его архив, хранящийся в Ленинградской публичной библиотеке, во много раз превосходит его печатное наследие. Библиография: I. Сочинения, 3 чч., СПБ, 1844; Русские ночи, под ред. С. Цветкова, изд. «Путь», М., 1913; 4338-й год. Петербургские письма, ред. и вступ. ст. Ореста Цехновицера, изд. «Огонек», М., 1926; Романтические повести, предисл. и ред. О. Цехновицера, «Прибой», Л., 1929. II. Кони А., Очерки и воспоминания, СПБ, 1905; Лезин Б., Очерки из жизни и литературной деятельности князя В. Ф. Одоевского, «Записки Харьковского университета», 1905, II; 1906, I—IV; Котляревский Н., В. Ф. Одоевский, кн., «Старинные портреты», СПБ, 1907; Сакулин П. Н., Из истории русского идеализма, Кн. В. Одоевский, т. I, М., 1913; Его же, Русская литература и социализм, изд. 2-е, Гиз, М., 1924; Его же, Русская литература, ч. 2, Москва, 1929. III. Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, Ленинград, 1924; Его же, Литература великого десятилетия (1917—1927), том I, Гиз, Москва, 1928. И. Троцкий