Data: 2008-07-24 Time: 14:48:26
* Сэр Уолтер Райли привез из Америки табак, я — панк-рок. Разница в том лишь, что Райли удостоили рыцарского титула, а меня оставили умирать с пятнадцатью ножевыми ранениями в парке за Юстон Стэйшн…"
* Я имел несчастье родиться нежирным, зрячим и достаточно привлекательным. Дэвид Ли Рот заметил как-то, что рок-критики оттого так обожают Элвиса Костелло, что все как один на него похожи. Я же к двадцати годам был суперзвездой: одевался лучше Марка Болана, имел толпы красавиц, дружил с Кейтом Ричардсом. Еще бы они не сбросили меня в канаву! Когда я умирал в нищете, думаете, кто-то пришел мне на помощь? Нет, все расстегнули ширинки и дружно на меня помочились. Потому что рядом со мной — даже поверженным! — оставались пигмеями…
* Я совместил в себе два разных мира: стал как бы гибридом Элвиса Пресли и Джеймса Джойса. Или Оскаром Уайльдом под маской Ли Марвина? Последнее вернее. Мне всегда нравилось жить под покровом тайны.
* Чтобы стать частью этого мира, я решил погрузиться в него на максимально возможную глубину. Героин очаровал меня прежде всего своим могуществом, властью над душой человека. Как и многие в те годы, я верил в возможность Сделки вроде той, что заключил Фауст: ты отдаешь свою душу, взамен становишься гением. Но оказалось, что все это — обман. Да, героин вызывает энергетический взрыв, обеспечивая вдохновением… в лучшем случае, на год. Потом туман рассеивается, и ты понимаешь, что стал зомби.
* Героин превратил меня в ходячую тень: я перестал принадлежать себе. Помню, однажды мы с Джонни Тандерсом и Сидом Вишиэсом вздумали ограбить аптечный склад в Нортфилдсе. Не вышло: их арестовали на полпути, и все пошло кувырком. Мы трое были прочно повязаны героиновой цепью…
* Сид вспоминается мне очень неплохим парнем: хотя, конечно же, он был психопатом, а главное, безнадежным аутсайдером — вечно за кем-то плелся. Эта Нэнси… боже мой! Вот уж действительно жестокая шутка природы! Можете представить себе человека, не имеющего ни одной положительной черты? Точь-в-точь Кортни Лав, только еще и безмозглая. Омерзительное существо, и расистка при этом отъявленная. Когда у них с Сидом не хватало денег на героин, она стучала во все двери, и если открывал мужчина, спрашивала: «Blow-job хочешь?» Помню, присосалась однажды к чернокожему коротышке-таксисту: как ни занят был рот, а несколько раз она ухитрилась-таки обозвать его «ниггером»! Тот, кто хотя бы раз побывал с ней рядом, не забудет этого до конца своей жизни.
* К рок-музыке я не испытываю никаких теплых чувств. Вот только жаль Курта Кобейна. Представляю себе его состояние. Бой с героином проигран. Группа разваливается, и весь мир вместе с ней. Жена начинает шляться по твоим же конкурентам: может быть, хочет пробудить в тебе остатки сексуальной энергии — но их тоже давно сожрал героин! Проделки менеджмента, перспектива Лоллапалузы, груз контркультуры, который несешь на своих плечах, подобно атланту… Я был на концерте «Нирваны» в Париже: уже тогда с Куртом все было кончено. Душа словно покинула его. Вот так героин расправляется с человеком.
* Конечно, в том, что героин стал таким модным, есть и доля моей вины. Но когда я начинал писать, все музыканты искренне верили в его стимулирующую силу. «Знаешь, в чем состояла наша ошибка? — спросил меня Джимми Пэйдж во время последнего нашего с ним разговора. — Мы надеялись, что героин сделает нас новыми чарли паркерами. А он превратил нас в пустышек». Вот так человек, не желающий жить на тех условиях, что ему предлагает судьба, добровольно спускается в Ад. Впрочем, попасть туда можно миллионом дорог. Моррисси, например, тоже живет в Аду; потому что мир его — комната, увешанная зеркалами. Теряя способность любить, человек тут же проваливается в Преисподнюю… И знаете, ему там может понравиться! Джонни Тандерс, к примеру, был своим Адом очень даже доволен: женщины, наркотики, смерть — все рядом, за ближайшим углом…
* О Led Zeppelin: «Да, история эта не для слабонервных. Парни сошлись с Дьяволом накоротке. Более гнусного животного, чем Джон Бонэм, мне в жизни своей встречать не приходилось. Общение с этим негодяем могло свести с ума любого нормального человека. На моих глазах Бонэм едва не изнасиловал зашедшую за автографом 13-летнюю девочку из Эдинбурга — знаете, из тех, кого в субботу вечером отпускают на рок-концерт, а наутро ведут в церковь. Мне пришлось оттаскивать его силой: рядом не нашлось человека, который осмелился бы вступиться за ребенка. Но если в Европе еще находились люди, пытавшиеся его урезонить, то что творилось в Лос-Анджелесе! Голливуд 75-го чтил как Бога каждого, кому удалось хоть чем-то прославиться. К Роберту Планту и Джимми Пэйджу дети тянулись, словно к святым и… позволяли проделывать над собой такое, от чего волосы становились дыбом. Впрочем, если что-то и изменилось с тех пор, так только к худшему. Мы ведь живем в эпоху безверия: любая „звезда“ сегодня — своего рода суррогат Бога, которым все пытаются хотя бы ненадолго заполнить духовную пустоту.
* Все сегодня тоскуют по прошлому, а между тем с прошлым этим пора наконец расстаться. Пит Тауншенд, дорогой, угомонись, а? Остановись наконец! Ввели же во Франции закон, согласно которому человек, раза три-четыре попавшийся на дороге пьяным, пожизненно теряет право садиться за руль — почему бы не распространить его и на завонявшихся рок-звезд? Три-четыре плохих альбома, и — все, приятель, тебя здесь больше нет! Я понимаю, это жестоко, и поколение, взращенное журналом „Q“, будет глубоко опечалено. Но давайте же смотреть веселее на вещи: ни тебе „Психодереликта“, ни Рэя Дэвиса с его бесчисленными возвращениями. Бог ты мой, „Ху“ и „Кинкс“: три года творчества, а потом двадцать лет вялого кишечного недержания! Пришло время честно сказать об этом.
* Меня пытался побить один из Bee Gees. Морис! Я был несколько разочарован. Могли бы выставить против меня, как минимум, Барри.
* Книга обращена к так называемым „авторитетным“ рок-критикам — всем этим грэйлам маркусам нашего мира. Тем, что просиживают штаны в кабинетиках, прослушивают альбом за альбомом и фантазируют на музыкальные темы, не решаясь выйти в мир, о котором пишут. Я говорю им: подвиньтесь, ребята: освободите пьедестал для того, кто сильнее, талантливее и живучей вас. Я был — и всегда останусь — лучше вас всех!
Ник Кент в беседе с главным редактором NME Стивом Сандерлендом, 1995 год(«New Musical Express», 1995)