Значение ПОЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона

В противоположность другим славянским народам доисторический период польской литературы, когда она была достоянием устного творчества самого народа, совершенно незначителен. В польской словесности нет тех грандиозных произведений, тех огромных эпических циклов, которыми богата русская и сербская народная словесность. Нет в ней ни былин, ни того, что принято называть юнацкими песнями. Правда, у некоторых летописцев XII и XIII вв. встречаются упоминания о народных исторических песнях, относившихся к современным событиям; есть даже следы, что в XV в. существовала эпопея о борьбе епископа Збыгнева Одесницкого с Космидром Грущинским, врагом церкви и крестьян, или обширная песня о Грюнвальдской победе; но эти произведения относятся к книжной литературе, а не к народной словесности. Возможно, впрочем, что забытые самим народом и сохранившиеся только у некоторых летописцев баснословные предания о Краке, Ванде, Попеле, Пясте, Пржемыслах, Лешках являются обломками существовавшего некогда эпического цикла; но прочных оснований для такого предположения нет. В основу народной польской словесности легли те же самые начала, которые мы находим и в других родственных словесностях. Произведения ее делятся на те же главные группы: лирическую и эпическую. В первой группе, как и везде, самыми замечательными, сохранившими древнейшие следы старины, являются песни обрядовые и в особенности свадебные. Другие лирические произведения отличаются большим разнообразием настроения: есть между ними проникнутые глубокой печалью; ими особенно вдохновлялись представители романтизма, заимствовавшие отсюда много сюжетов; их напевы были источником вдохновения Шопена. Но есть тоже целая масса жизнерадостных, проникнутых страстью краковяков, обереков или обертасов, мазурок и т. д., которые также сильно отразились и в литературе, и в музыке. Композитор Венявский является лучшим выразителем этого направления: его краковяки и мазурки типично народны. Область польской эпической поэзии распадается на сказки, басни, исторические предания, религиозные легенды и т. д. Сказки, вообще говоря, носят тот же самый характер, который находим и в русских сказках: и здесь можно найти темы мифологические, исторические, бытовые, заимствованные сюжеты из Запада и из дальнего Востока. Между баснями есть длинный ряд произведений, относящихся к животному эпосу; нет недостатка и в нравоучительных апологах. Исторических преданий сравнительно мало. Религиозные рассказы отличаются наивной верой в чудеса, но почти чужды того, что можно бы назвать апокрифическим элементом, и вообще чужды сектантских стремлений; здесь нет наклонности к мистицизму. Нет ничего, что бы напоминало восточно-славянские духовные стихи вроде "Хождения Богородицы по мукам", "Голубиной книги" и др. В польских легендах чудо является как будто естественным, хотя и выходящими из рамок обыденной жизни явлением. Святая королева Кинга с Божьей помощью переносит целые горы, полные соли из Венгрии в Величку; срастается раздробленное на мелкие куски тело убитого королем Болеславом Смелым св. Станислава, краковского епископа; благочестивая королева Ядвига, хотя и не святая, оставляет след ноги на камне и т. д. Даже к язычнику Пясту приходят два ангела, в которых можно усмотреть св. Кирилла и Мефодия. Иисус Христос ходит по земле с апостолами, из которых св. Петр часто обнаруживает человеческие слабости; Богородица прядет паутину, назыв. "babie lato". Сатана представляется всегда или порабощенной темной силой, или существом довольно глупым, обманываемым людьми. Даже с нуждой довольно легко справляется разумный мужик, а с "моровым поветрием" отважный шляхтич, жертвуя собою для общего блага. Во всей этой области народных воззрений преобладает ясное, спокойное настроение, реализм, местами юмор. Особенно это заметно в группе очень оригинальных народных произведений — в так наз. календах (kol?dy), колядках. Песни эти поются в польских костелах во время богослужения и дома, особенно по вечерам, от Рождества до конца масленицы. Во многих из них, описывающих Рождество Христово, встречается целый ряд жанровых сцен, подражательных звуков, древненародных обычаев, шуток. Есть в польской литературе и апокрифические рассказы, но они почти не отразились на народной словесности: такие произведения, как "Никодимово евангелие" или рассказ о сотворении мира и наказании человека, почти не читались простым народом и не переделывались на туземный лад. Драматического элемента в польской народной словесности не замечается почти вовсе; некоторые проявления его можно усмотреть только в песнях обрядовых, свадебных, купальных и т. д. Философия народа выражается главным образом в его пословицах и поговорках; самый полный сборник — Адальберга, "Ksi?ga przys??w polskich" (Варшава, 1894). Для изучения польской народной словесности материала собрано довольно много; кроме названного труда Адальберга, известны сборники Рысинского, Даровского и т. д. Самою полной и всесторонней картиной народного творчества служит монументальное издание Оскара Кольберга:"Lud, jego zwyczaje, spos?b ?ycia, mowa, podania, przys?owia, obrz?dy, gus?a, zabawy, pie?ni, muzyka i ta?ce" (пока вышло 23 тома). Библиографию предмета см. в статье Аппеля и Крынского в "Prace Filologicznej" (1886), в сочинении д-ра Фр. Пастрнека "Bibliographische Uebersicht ?ber die Slavische Philologie" (Берл., 1892), в "Лекциях по славянскому языкознанию" проф. Тим. Флоринского (т. II, СПб., Киев, 1897) и (всего полнее) в труде Адольфа Стржелецкого "Materja?y do bibliografji ludoznawstwa polskiego" (в варшавском этнографическом журнале "Wis?a", 1896 и 1897 гг.). Три журнала посвящены специально изучению народной словесности и вообще этнографических особенностей польского народа: издаваемый с 1877 г. Краковской акд. наук "Zbi?r wiadomo?ci do antropologji krajowej" (18 томов), переименованный с 1895 г. в "Materja?y antropologiczne i etnograficzne", издаваемая в Варшаве "Wis?a" (с 1887 г. вышло 11 томов) и "Lud", орган Львовского этнографического общества (с 1895 г.). В общем работы по истории народной П. словесности не вышли еще из подготовительного периода. Материалов накопляется так много, что скоро исследователю трудно будет с ними справиться, тем более, что множество вариантов печатается целиком, без всяких сопоставлений с опубликованными уже памятниками; только один Карлович пытался (в "Висле") систематизировать часть материала. Нет даже удовлетворительного популярного изложения судеб и содержания народной словесности. То, что писали об этом предмете Вишневский ("Hisiorja literatury polskiej"), Мацеевский ("Pi?miennictwo polskie") и Зданович-Совинский ("Rys dziej?w literatury polskiej"), не удовлетворяет требованиям научной критики.От глубокой старины не дошел до наших времен ни один памятник чисто народного творчества, и о состоянии словесности в дохристианский период времени мы можем иметь только самое смутное понятие. Весьма вероятно, что в этой сфере, как и в области языка, славянские народы в древности стояли гораздо ближе друг к другу, чем теперь. Только позднее влияние католичества, западной культуры, политических событий, социальных и экономических условий сильно отразилось на почве народной словесности, придавая ей все более и более специфический характер. Сначала чисто славянская, народная П. словесность стала со временем питаться чуждыми элементами. Книжная П. литература не заключала в себе первоначально ни польского духовного склада, ни даже польской внешности. Польские писатели излагали заимствованные мысли на иностранном языке. Все польское отвергалось с презрением как остаток язычества и варварства. С принятием христианства в X в. вместе с Дубравкой (Домбровкой), женой крестившегося Мешка I, прибыли в Польшу чешские священники и начали организовать польскую церковь. Есть некоторые основания думать, что вместе с латинским распространялось среди поляков и славянское богослужение; но если этот факт и существовал, он не имел никакого влияния на развитие П. литературы. Началось распространение латинской, западноевропейской культуры через посредство школ. Благодаря прекрасному труду А. Карбовяка "Dzieje wychowania i szk?? w Polsce w wiekach ?rednich" (т. ?, СПб., 1898) мы имеем ясное понятие об устройстве школьного дела в средневековый период истории Польши. Уже при первых епископских кафедрах возникали школы, которые со временем стали открываться также при коллегиатах, т. е. более значительных общежитиях светского духовенства, а также при монастырях и приходских церквах. Капитульными или епископскими и коллегиатскими школами заведовали схоластики-каноники, под руководством которых работали учителя; руководителем школы монастырской или приходской был настоятель м-ря или церкви. Все эти школы были одного типа и преследовали одну задачу: изучение латинского языка. Народный язык не только не преподавался, но и допускался только до поры до времени, пока ученики не усваивали достаточного количества латинских слов. Учитель прежде всего учил читать по-латыни, причем первым учебником была псалтирь. Когда мальчик знал наизусть несколько псалмов и умел их петь, он из приходской школы переходил в школу капитульную или коллегиатскую. Программа последних заключала в себе сведения по так назыв. trivium и quadrivium (см. Квадривий); но, собственно говоря, в Польше процветало в средние века только trivium, a quadrivium было в пренебрежении. Самый важный предмет учения составляла грамматика, в состав которой входило чтение литературных памятников, а также метрика и объяснение авторов. Греческой грамматике вовсе не обучали. В состав риторики входил dictamen, т. е. искусство писать государственные грамоты и юридические акты; при этом сообщались некоторые сведения по государственному и каноническому праву. Занятия диалектикой усилились только со второй половины XI в., когда разгорелись споры между светской и духовной властью и появилась схоластическая философия. До XIII века в школах учились почти исключительно люди, уже с детства посвятившие себя духовной или монашеской жизни. Даже Пястовичи и П. знать занимались только "рыцарским ремеслом" и не имели влечения к книге; гораздо больше любознательности замечается среди средневековых женщин, между которыми чаще встречаются грамотные лица, чем между мужчинами. Из трех первых королей только Мешко II знал по-латыни и даже по-гречески. Из посвящавших себя книжному делу многие еще до XIII в. отправлялись для пополнения своего образования в Италию и Францию. В XIII и XIV ст. число школ в Польше умножилось; особенно в большом количестве стали открываться приготовительные приходские училища. Источники в период времени между 1215 и 1364 гг. упоминают о 120 школах различного типа; весьма вероятно, что о многих других не осталось никаких известий. Книжное просвещение стало сильно распространяться среди городского купеческого сословия, и так как в школе усиливался польский элемент, то она является уже орудием полонизации первоначально немецкого народонаселения городов. Запрещено было учить в школах тех немцев, которые не знают по-польски, хотя преподавание велось по-латыни и только в крайнем случае было принято прибегать к помощи польского языка. В это же время число поляков, получавших высшее образование за границей, так возросло, что они в Болонском университете составляли уже отдельную корпорацию ("нацию"); не было недостатка в польских студентах и в других университетах — в Падуе, Риме, Париже, Монпелье, Авиньоне, Праге. Путешествия на Запад не прекратились ни после 1364 г., когда Казимир Великий основал в окрестностях Кракова юридический факультет, ни после 1400 г., когда был открыт первый в Польше полный университет в Кракове. В средневековую науку поляки внесли не один вклад, в некоторых областях знания приобрели общеевропейскую известность; но работали они исключительно в общеевропейском направлении, совершенно обезличиваясь в национальном отношении. Только по внешним признакам можно иногда узнать в авторе поляка: когда он говорит о событиях, случившихся в Польше, когда упоминает о некоторых характеристических чертах польского народа, когда, наконец, одновременно пишет на родном польском языке.П. письменность в первый период своего развития — до конца XV в. — разделяется на три главных отдела: научный, дидактический и поэтический. В области научной литературы на первом месте стоят летописи, которым предшествовали частные анналы (roczniki). Самыми важными польско-латинскими летописцами до конца XIV в. были: неизвестный по имени иностранец, называемый Мартином Галлом, в котором Макс Гумплович предполагает епископа Балдуина Галла из Крушвицы (1110—1113 г.; см. Gumplowicz, "Bischof Balduin Gallus von Kruszwica, Polens erster lateinischer Chronist", B., 1885, "Sitzungsber. d. k. Akad. d. Wiss.", т. 132); затем следуют Викентий Кадлубек, род. в 1160 г., Башко (или какое-то другое лицо), написавший великопольскую хронику между 1280 и 1297 гг., и Янко из Чарнкова, умерший в 1389 г. Все они в своих сочинениях сохранили много важных для истории литературы и культуры преданий; у них можно найти и некоторые современные им песни в латинской переделке. У Галла простой слог, много юмора; у Кадлубка слог искусственный, вычурный, латынь его отличается всеми характеристическими чертами средневекового вкуса; Янко из Чарнкова — человек желчный, не лишенный сатирических замашек. Громкую известность в Западной Европе приобрел Мартин Поляк, умер. в 1279 г., автор первой хроники о четырех монархиях: вавилонской, карфагенской, македонской и римской, к которой он присовокупил хронику римских пап. К XIII в. относится описание путешествия двух польских францисканцев, знаменитого Яна де Плано-Карпино и Бенедикта Поляка, к татарскому хану Гаюку. Вителлион в том же веке первый познакомил средневековую Европу с теорией оптики; он считается автором философского трактата "De inleligentia", где старается объяснить темные философские вопросы на основании фактов, добытых естествознанием (см. В. Рубчинский, "Traktat o porz?dku istnie? i umys?ow i jego domniemany autor Vitellion", в "Rozpr. Ak. Um.Wydz. historyczny", т. XXVII). Дидактическую группу памятников составляют проповеди, в последнее время прекрасно обработанные проф. Алекс. Брюкнером, в труде под загл. "Kazania ?redniowieczne" ("Rozprawy Akademji Umiejetno?ci. Wydzia? filologiczny", т. XXIV и XXV, Краков, 1895 и 1897). Памятники этой группы главным образом относятся к XV в., т. е. ко времени, когда польское духовенство уже хорошо было знакомо с латинским языком и писало исключительно на этом языке, легче открывавшем путь к широкой известности. Позднейшие писатели, особенно протестанты, вывели отсюда заключение, что католические священники говорили проповедь своей пастве на латинском языке. Это неверно: древнейшие памятники польского церковного красноречия, а именно проповеди "свентокржижские" и "гнезненские", сохранились в польском оригинале. В других случаях по-польски записывались только вступительные молитвы, духовные песни, цитированные проповедником, наконец, отдельные предложения или слова (глоссы), чтобы облегчить священнику работу на кафедре, когда ему придется на народном языке излагать мысли, почерпнутые из латинского образца. Только духовные речи, с которыми священники обращались к учащейся молодежи или к высокообразованным персонам, польских глосс не имеют. По своей форме польско-латинские проповеди ничем особенным не отличаются от общеевропейского средневекового типа. По содержанию они могут быть разделены на три главные группы. К первой принадлежат те из них, которые, как, напр., проповеди Матвея из Грохова, изобилуют анекдотическим материалом, весьма ценным для истории литературы. Ко второй группе относятся поучения "de superstitionibus", в которых заключается богатый материал для изучения тогдашних суеверий. Наконец, третью группу составляют проповеди нравственно-поучительные, где можно найти немало важных указаний на нравственное состояние тогдашнего общества. Из этой группы памятников "свентокржижские" проповеди относятся, самое позднее, к половине XIV в. и представляют собою древнейший до сих пор известный более обширный памятник польского письма. Свентокржижские проповеди изданы Брюкнером в "Prace Filologiczne" (т. III, Варшава, 1891), гнезненские — графом Дзялынским под загл. "Zabytek dawnej mowy polskiej" (Познань, 1857). Третий отдел памятников средневековой литературы образуют поэтические произведения латинские и польские. В изучении этой области особенно важны труды А. Брюкнера: "Sredniowieczna poezja ?aci?ska w Polsce" ("Rozpr. Ak. Um. Wydz. filologiczny", т. XVI, XXII и XXIII), "Wiersze polskie ?redniowieczne" ("Biblioteka Warszawska", 1893) и "Drobne zabytki j?zyka polskiego" ("Rozpr. Ak. Um.", т. XXV). Поэтических сборников сохранилось мало, всего несколько десятков, между тем как богословских рукописей от средних веков осталось множество. В состав таких сборников входили почти исключительно сочинения средневековых авторов (басни, нравоучительные стихи, сатиры, порнографические стихотворения). Из классиков читались весьма немногие, чаще всего — Овидий; известны были также Вергилий, Лукан, Персий, Ювенал и, меньше всего, Гораций. Из стихотворений польских авторов, записанных в хрониках Галла, Викентия и Длугоша, особенный интерес представляют эпитафии, поэма о придворной жизни, сатира на купцов и другие сословия, стихи о поражении под Варной, любовные стихотворения, обширный стих о войне Збыгнева Олесницкого с Космидром Грущинским и, наконец, поэма Фровина или Видвина (Видрина) "Antigameratus". Поэма эта, написанная леонинами, имеет целью изложить предписания нравственности и вместе с тем учить различать по значению однозвучные латинские слова. Автор обращается по очереди к епископам, священникам, князьям, судьям, господам, слугам, супругам, говорит об одежде, прическе и т. п., дает советы как вести себя за столом, что делать земледельцам в разные времена года, как жить вообще и как поступать при различных обстоятельствах. Поэма, вероятно, написана в Краковской области, после 1320 г.; она была особенно популярна в Германии, где даже появились печатные ее издания. Меньше была распространена в Польше религиозная латинская поэзия: "Aurora" (изложение Ветхого и Нового Завета гекзаметрами) Петра де Рига и "Carmen Paschale" Седулия. Из польских церковных песней самой древней считается "Bogurodzica", принадлежащая, по преданию, св. Войцеху (X в.) и известная по пяти спискам XV в. Замечательны песни, изданные Бобовским в "Rozpr. Akad. Um." (т. XIX) и Брюкнером в "Biblioteka Warszawska" (1893) и в "Rozpr. Akad. Um." (т. XXV). Некоторые из этих произведений отличаются поэтическими достоинствами, но нет в них еще той обработки, которая в первый раз на польской почве появляется только у Кохановского. С основанием Краковского университета занялась заря новых времен. Свежие течения гуманизма начинают проникать в Польшу вместе с протестантскими идеями. Число школ значительно увеличивается, образование получают не только духовные, но и светские лица; увеличивается число отправляющихся для завершения образования за границу и возвращающихся оттуда не только с новыми познаниями, но и с новыми идеями. В университете возгорается борьба между схоластиками, во главе которых стоит основатель френологии Ян из Глоговы, и гуманистами, среди которых выдвигается Григорий из Санока. Николай Коперник создает новую теорию вращения небесных тел. Длугош пишет первую историю Польши; Ян Остророг, доктор прав, светский человек и магнат, сочиняет трактат об управлении государством. В Польшу приезжают образованные иностранцы, из которых одни, напр. Каллимах, пишут по-латыни, другие — по-польски, как, напр., серб Михаил Константинович из Остравицы, написавший историю турецкого государства ("Pami?tniki Janczara"). Уже в половине XV в. литература является иногда орудием религиозной пропаганды: так, Андрей Галка из Добчина сочинил стихотворную похвалу Виклефу.В начале XVI в., когда распространилось книгопечатание, польский язык стал входить во всеобщее употребление в литературе и вытеснять, в особенности благодаря религиозным реформаторам, латинскую речь. Вместе с тем начался новый период в истории П. литературы. Первые представители гуманизма в Польше не только в XV, но и в XVI в. писали еще по-латыни: к ним принадлежат Ян из Вислицы, автор эпической рапсодии о Грюнвальдской битве, Андрей Кржицкий, Ян Фляксбиндер Дантышек, Клеменс Яницкий. Даже Кохановский сначала писал на латинском языке и только из Парижа прислал в Польшу первое польское стихотворение, которым начинается новая эпоха в польской поэзии. Гуманизм в Польше нашел весьма благодарную почву. Тогдашняя шляхта наслаждалась всеми благами политической свободы, не переродившейся еще в крайнее своеволие; молодые люди учились в Краковском университете, странствовали по чужим землям и оканчивали свое образование при дворах магнатов, старавшихся быть настоящими меценатами. Интересную картину такого двора дает книга Луки Гурницкого "Dworzanin polski", переделанная из "Il libro del cortegiano" Кастилионе. Благодаря покровительству аристократии появляются эпические поэмы, элегии, оды, песни, сатиры, буколики, эпиграммы, шутки и т. п. Рей († 1569) рисует яркие картины нравов, типические портреты отдельных лиц, дает живые сцены, списанные с натуры. Но язык Рея, хотя выразительный, сильный, образный, не возвышается еще до истинно художественной обработки: его стих тяжел и представляет собою рифмованную прозу, так что в этом отношении он ближе к средневековым писателям. Ян Кохановский († 1584) является уже поэтом в полном смысле этого слова. В области лирической поэзии он достиг высокого совершенства: его перевод псалтири до сих пор считается образцовым; в "Trenach", написанных на смерть дочери, и в некоторых других песнях глубина и искренность чувства соединяется с истинно прекрасной формой. Едкая в сатире, поэзия Кохановского полна веселья и даже широкого разгула в шутках (Fraszki). Создать национальную драму ему не удалось: его "Odprawa pos??w greckich" является подражанием классическим образцам. Из современников Кохановского достойны внимания Николай Семп Шаржинский (ум. в 1581 г.), автор нескольких сонетов и религиозных песен, Станислав Гроховский, Гаспар Мясковский, Петр Збылитовский, Петр Кохановский, автор весьма популярных поэм, проникнутых любовью к крестьянскому люду, Шимон Шимонович (Бендонский, 1557—1629) и, наконец, не обладавший большим поэтическим талантом, но меткий сатирик Севастьян Кленович (1551—1602). Из прозаиков большою известностью в XVI в. пользовался священник Станислав Оржеховский, страстный католик, но воевавший с католическими епископами из-за права священников вступать в брак. Польский язык несомненно многим обязан этому талантливому публицисту. По-латыни или по-польски писали историки Вановский, Кромер, Оржельский, Гейденштейн, Бельские, Стрыйковский. Специально историком дворянских родов был Папроцкий. Известностью пользовались политический писатель Фрич Модржевский, филолог Нидецкий и др. Такое же место, как Кохановский между поэтами, среди прозаиков занимает знаменитый иезуит-проповедник Петр Скарга (Павенский, 1532—1612). Ни до, ни после него никто в Польше не возвышался до такого вдохновенного красноречия. Скарга говорил только с церковной кафедры, но эта кафедра служила для него политич. трибуной. Особенно важны его так назыв. сеймовые проповеди. Скарга стоит на чисто католической почве и вооружается против протестантов, которые пользовались полной веротерпимостью; но вместе с тем он ратует за угнетенное крестьянство, проводит высокогуманные идеи и грозит Польше карой небес за ее многие неустроения. С концом XVI в. оканчивается господство гуманизма в Польше. Обстоятельства переменились: вместо прежней свободы наступило своеволие, вместо спокойствия — внешние и внутренние войны, вместо расцвета свободной мысли — подавляющая всякое умственное движение реакция. За травлей ариан пошли преследования протестантов, которые не могли прибегать к литературной защите: закрывали их типографии и школы, запирали и разрушали их церкви. Образование взяли в свои руки иезуиты. Все это сильно повлияло на упадок науки и литературы в Польше. К многочисленным именам поляков, которые между XIII и XVI вв. стяжали себе общеевропейскую известность, XVII стол. прибавляет только одно имя Матвея Сарбевского († 1640), польско-латинского поэта, произведения которого до сих пор ставятся наравне с произведениями древнелатинских классиков. В половине XVII в. трудно было встретить дворянина, не умевшего говорить по-латыни; но дальше этого образование не шло. Недостаток основательного образования повлек за собою упадок вкуса, польский язык стал считаться языком варварским, неспособным для выражения высоких чувств: надо было его украшать латинскими фразами и отдельными словами. Отсюда так наз. макаронизм (см.). Понимание настоящей красоты в искусстве исчезло или, лучше сказать, выродилось: получают господство уродливые приемы — неестественная перестановка слов, вычурные описательные формы, накопление громких фраз, в которых утопал здравый смысл речи. Да притом полуобразованным людям не о чем было писать: место идей, в которых чувствовался недостаток, заступают интересы чисто личные. Литература становится средством наживы и политических происков: ее наводняют панегирики, пасквили, публичные речи, отличающиеся самой причудливой формой. Мода эта врывается даже в молитвенники и на церковную кафедру. Число писателей значительно увеличивается, но литература от этого не выигрывает. Лучшие писатели, которые не подражали раболепно моде, не печатали своих произведений, так что были надолго совсем забыты и даже еще теперь недостаточно известны, как напр. Вацлав Потоцкий. Более плодотворной была развивающаяся в это же время и переводческая деятельность. Польские переводы западноевропейских и других повестей появляются в рукописях и в печатных изданиях уже в XVI в. (см. С. А. Пташицкий, "Средневековые западноевропейские повести в русской и славянских литературах", СПб., 1897); но широкое распространение этого рода литературных произведений относится только к XVII в. Тогда же получает начало постоянный театр в Польше. Владислав IV был любитель драматических представлений; при его дворе поочередно играли актеры английские, французские и итальянские. Местного репертуара еще не было, но уже стали переводить иностранные пьесы на польский язык: так, Ян Андрей Морштын перевел Корнелевского "Сида" и комедию Тасса "Аминтас". В общих чертах более ранняя история польской драмы (ср. Петр Хмелевский, "Nasza literatura dramatyczna", СПб., 1898) слагается следующим образом. Если оставить в стороне древнейшие диалоги, в которых, кроме разговорной формы, нет драматического элемента (древнейший памятник этого рода на польском языке — "Rozmowa ?merci z magistrem" — относится к XV в.), то самым ранним из известных нам теперь памятников П. драматической литературы следует считать относящееся к XVI в. соч. Николая из Вильковецка: "Historja о chwalebnem Zmartwychwstanni Pa?skiem", род средневековой мистерии. Рей пишет драматический "Zywot J?zefa", во многом напоминающий средневековые диалоги. Латинские драмы Шимоновича "Castus Joseph" и "Pentesilea" написаны в классическом вкусе. В том же XVI ст. в драматическую литературу проникают отголоски религиозных споров. В 1550 г. печатается в Кракове соч. венгерца Михали "Comoedia lepidissima de matrimonio sacerdotum", появляются затем "Komedja о mi?sopuscie", диалоги Бельского — "Prostych ludzi w wierze nauka", "Tragedja o mszy". В эстетическом отношении все это очень слабо. Невысоко стоит и более поздняя, так наз. рыбалтовская комедия — род школьных диалогов, древнейшим из которых считается "Tragedja Zebracza" (1552). К этому же типу сатирической комедии относится "Wyprawa pleba?ska" (1590), ее продолжение "Albertusz wojny" (1596), "Tragedja o Scylurusie" Юрковского (1604), драматическая трилогия "Bachanalia" (1640) и мн. др. безымянные комедии, появлявшиеся в продолжение целого XVII ст. Самым типичным представителем направления, господствовавшего в литературе XVII в., является Ян Андрей Морштын (см. Эдуард Порембович, "Andrzej Morsztyn", Краков, 1893). Благодаря тщательному образованию он избежал грубого литературного безвкусия своего времени и чудовищных оборотов речи, которыми изобилуют писания тогдашних мелких панегиристов и пасквилянтов; но и он в своих стихах охотно прибегал к изысканным стилистическим эффектам, подражая современным ему итальянским и французским писателям. Другой типичный представитель XVII в. — Веспасиан Коховский, автор оды, прославляющей изгнание ариан из Польши, и многих религиозных поэм. Произведения его отличаются чувственностью, грубым реализмом, даже тривиальностью, при чем, однако, у него постоянно фигурируют древнеклассические божества. Менее замечательны Зиморовичи, Гавинский, Твардовский. Опалинский выдвигается как автор едких сатир. Исключительное положение среди писателей XVII в. занимают Ян Хризостом Пасек и Вацлав Потоцкий. Первый, автор ценных мемуаров, несколько напоминает Рея. И он платил дань своему времени, вплетая в свой рассказ латинские выражения, но делал это изредка и писал вообще просто и картинно. Потоцкий в сочинениях, напечатанных при его жизни, ничем не отличался от современников, но в поэмах, которые он оставил в рукописи, особенно в "Хотинской войне", он является, как и Пасек, реалистом, не впадая в крайность. Можно сказать, что без Пасека и Потоцкого XVII в. представлялся бы эпохой полнейшего оскудения литературных талантов в Польше. Из первой половины XVIII в., принадлежащей еще к тому же литературному периоду, стоит упомянуть только одного Мартина Матушевского (1714—65), автора мемуаров, в которых с полной беспощадностью рисуется картина нравственного упадка тогдашнего общества. Тогда же начинают раздаваться первые предостерегающие голоса: Карвицкого, "De ordinanda republica", Яна Яблоновского, "Skrupu? bez skrupu?u w Polsce", Станислава Лещинского, "G?os wolny, wolno?? ubezpieczaj?cy". Залуский основывает в Варшаве знаменитую библиотеку; Конарский берется за реформу народного просвещения и издает известное публицистическое сочинение "О skutecznym rad sposobie",где восстает против liberum veto. Приближается время новых идей, которые произвели коренной умственный переворот в польском обществе (см. Владислав Смоленский, "Przewr?t umys?owy w Polsce wieka XVIII", Краков и СПб., 1891). Снова возникает сильное умственное движение, хотя и при совершенно других обстоятельствах, чем в XVI в. Польша не только не занимает прежнего положения среди других европейских держав, но наполовину потеряла уже свою самостоятельность. Близкая опасность вызывает стремление к самозащите с помощью коренных реформ. Но эту необходимость видят только более дальнозоркие люди; масса шляхетства упрямо держится прежних непорядков. Начинается усиленная идейная борьба между представителями старого и нового направлений; является на сцену и французская рационалистическая философия. Престол занимал король слабый, бесхарактерный но высокообразованный, одаренный тонким вкусом; он окружает себя поэтами, поощряет их деятельность, дает им средства и высокие должности. На почве бесплодных политических усилий и нравственного маразма вырастает цвет высокохудожественной литературы. Самым важным фактом умственной жизни XVIII в. была секуляризация школы в 1773 г., после уничтожения ордена иезуитов. Уже до этого времени появился в Польше конкурирующий с иезуитами в школьной области орден пиаров, который ввел в свои училища преподавание естественных наук, чем принудил и иезуитов к некоторым уступкам в пользу нового направления; но это не может сравняться с коренной реформой, по которой все учебные заведения переходили в непосредственное ведение государственной власти. Основанная для проведения реформы эдукационная комиссия состояла из людей образованных, воспитанных в духе французского рационализма. Реформа началась с университетов краковского и виленского, которые были переделаны по западноевропейскому образцу. Обработанная Пирамовичем программа средних школ вводит преподавание на П. яз., ограничивает пределы преподавания латинского яз. и расширяет объем других предметов. Открываются школы грамотности по городам и деревням, пишутся новые руководства и учебники. Французские идеи и вкусы торжествуют; после долгого господства католицизма начинается сильная философская реакция, охватившая почти все без исключения таланты в стране. Сознание политических и социальных недугов вызвало стремление обнаружить их во всей их наготе, а для этого лучшим средством была сатира и сатирическая басня. Односторонне воспринятый рационализм и критицизм привел, однако, к сухости и оскудению чувства. Отсюда необходимость усовершенствовать форму, так как без этого литературные произведения были бы слишком бесцветны. Появляются виртуозы языка — Трембецкий († 1812) Венгерский († 1787), Красицкий († 1801). Их врожденное остроумие, воспитанное на франц. образцах, значительно облагородилось сравнительно с ?VII в.; особенно замечателен тонко-язвительный Красицкий. Эти три корифея своего времени вооружались главным образом против закоснелости предрассудков и вообще всего, что напоминало "варварство" прежних времен или бессмысленное внешнее подражание новой моде при внутренней пошлости и грубости. Четвертый корифей — Нарушевич — уступал им по силе таланта, но превосходил их шириной и глубиной взглядов: как историк, основательно изучивший прошедшее Польши, он рисует, как поэт, яркими красками картину нравственного растления польского общества; он не ограничивается легкими уколами, не смеется, но плачет, пропитывая свои сатиры не пряностями, а желчью. По форме псевдоклассики французского типа эти четыре писателя все-таки гораздо больше своих предшественников связали свою литературную деятельность с реальною жизнью. Литература, по своей форме подражательная, по своему содержанию стала народной, какой она была лишь у немногих писателей XVI в. и у некоторых представителей П. мысли в XVII в. (Пасек и Потоцкий). Если она не создала выдающихся художественных типов, это произошло оттого, что тогда еще господствовала слишком большая наклонность к карикатуре. Комедия имела довольно крупного представителя в лице Заблоцкого († 1821), по своему сатирическому характеру и общему направлению родственного Трембецкому, Венгерскому и Красицкому. Заблоцкий создал бы, может быть, лучшую комедию, если бы его не стесняли известные правила единства места, времени и главного лица: во всех его комедиях действие происходит в пределах одной комнаты и 24 часов; везде притом второстепенные лица нарисованы только слегка. Большие заслуги в истории П. театра имеет также Богуславский, который первый правильно организовал общество актеров (постоянный театр существовал в Варшаве с 1765 г.) и в 1794 г. поставил свою оперетку "Cud mniemany, czyli krakowiacy и g?rale", где в первый раз появились на сцене крестьяне. Первым автором политической комедии был Юльян Урсын Немцевич, автор комедии "Powr?t pos?a" (1791). Фелинский († 1820) писал псевдоклассические трагедии. Самым выдающимся писателем этого направления и вообще одним из лучших представителей драматической литературы в Польше был эпигон неоклассицизма, граф Александр Фредро (1793—1876). Его комедии, написанные чистым, плавным языком, по большей части стихами, и теперь еще служат украшением П. сцены: интрига естественна и ловко проведена, типы очень жизненны, остроумие всегда неподдельное, действие идет чрезвычайно живо. Местами Фредро не свободен от сентиментализма, но гораздо чаще является сатириком. Сентиментальная литература процветала наряду с сатирической. Даже самые типичные представители сатиры не всегда были свободны от сентиментализма. Красицкий переводит песни Оссиана, пишет "Хотинскую войну" и утопически-дидактические романы, в которых сентиментальная окраска выступает довольно заметно. Исключительно сентиментальной поэзии посвятили себя Карпинский и Князьнин. Особенно Карпинский умел попасть в тон "чувствительных" сердец и приобрел большую популярность.Так называемая "политическая литература четырехлетнего сейма" (1788—92), главными представителями которой были Сташиц (1755—1826) и Коллонтай (1750—1812), обнимает собою ряд сочинений, написанных в духе политической реформы и служит переходной ступенью от литературы XVIII в. к литературе начала нынешнего столетия. Трагическая участь П. государства глубоко поразила сердца и умы; подъем патриотических чувств выразился и в литературе. Не было уже места для сатиры; смолкли сладкие звуки сентиментальных певцов любви к "Юстинам", "Розинам" и "Хлоям". Осталась, однако, непоколебленной традиция формы, остался прежний авторитет Аристотеля и Буало; радикально изменились только сюжеты. Не смея мечтать о скором восстановлении политической независимости, тогдашние писатели обратили свои взоры к прошедшему и начали искать в прошлом золотой век. Воронич (17б7—1829) издает поэму "Sybilla", в которой обращается мыслью ко временам первоначального единства славян и высказывает надежду, что и в будущем все славянские народы соединятся вместе в одном дружеском союзе. Немцевич пишет "Исторические песни" (1816) и тенденциозный роман; появляется ряд исторических трагедий. Линде (1771—1847) работает над историческим словарем П. языка, Чарноцкий (Ходаковский, 1784—1825) изучает следы доисторической культуры славян, Мацеевский (1793—1883) пишет историю славянских законодательств. Несколько позже, после непродолжительной, но ожесточенной борьбы с сторонниками старых направлений, романтизм овладел лучшей частью общества, отразившись не только в поэзии, но и во всех проявлениях умственной деятельности нации. Он выдвинул на первый план идею, что новые народы, отличающиеся от древних религией, общественным устройством и т. д., должны освободиться от рабского подражания грекам и римлянам и создать собственную поэзию, оригинальную по содержанию и форме. Идея славянского единства не могла завоевать популярности в то время, когда П. молодежь, увлекшись Наполеоном, под его знаменами выступила в поход против России. С этих пор перед поляками открылись новые политические горизонты: они стали рассчитывать на помощь Европы и связали вопрос о собственной политич. свободе с вопросом о свободе вообще. Эта постановка дела имела весьма важные последствия, не только политические, но и литературные: литература делается руководительницей жизни, романтизм принимает политически-революционный характер; после неудачи 1831 г. в литературе получает господство идея Польши, страдающей за грехи не свои, но других народов, является образ "Христа народов", который умер, чтобы воскреснуть и положить начало новой эре всеобщей свободы. В сфере чисто литературной романтизм выдвинул на первый план воображение и чувство, которое считал более верным критерием истины и руководителем в жизни, чем холодный разум. Это тоже вполне приходилось по душе полякам: когда человека или народ постигает несчастие, когда все его расчеты оказываются ошибочными и не приводят к желанным результатам, он охотно полагается на все то, что не поддается исчислению и хладнокровной критике. Страстность желания побеждает расчет; не силы являются мерой для намерений, но намерения для сил, как это выразил Мицкевич в своей "Оде к молодости". Отсюда также влечение ко всему чудесному, и прежде всего к народной словесности, пропитанной этим элементом. Это не было совершенною новостью в Польше: Шимонович не был забыт, проповеди Скарги пользовались большой популярностью, да притом и конец XVIII в. подготовил умы к тому, чтобы смотреть иначе на простой народ. Зарождалась мысль, что для освобождения Польши необходимо содействие всех классов народа и прежде всего крестьян. Способствовали возрождению П. литературы и политические обстоятельства: Александр I даровал Царству Польскому некоторые вольности, страна пользовалась известной автономией, имела конституцию и собственную армию. Часть духовных сил страны ушла в область государственных и административных забот, но все же оставался избыток умственных сил, для которых не было простора на политическом или военном поприще. Самые ряды интеллигенции значительно увеличились благодаря реформе воспитания во второй половине XVIII в. и позднейшей деятельности Чацкого и кн. Чарторыжского: число школ увеличилось, преподавание улучшилось. Новые писатели, между которыми нашлись и одаренные необыкновенным талантом, уже не искали меценатов: для них единственным меценатом был народ, отечество. Хотя романтизм пришел в Польшу извне, главным образом из Германии, но, в сущности, немецкое влияние не было особенно велико (иначе Мурко, "Deutsche Einfl?sse auf die Anf?nge der b?hmischen Romantik", Грац, 1897); новые веяния нашли хорошо подготовленную почву и скоро приняли вполне национальный характер. По справедливому выражению Спасовича (Пыпин и Спасович, "История славянских литератур", СПб., 1879), романтизм служил только скорлупой для рождающейся из яйца новой поэзии, совсем оригинальной и еще более народной, чем все до тех пор существовавшие литературные направления. Первый о романтизме заговорил в Польше профессор Варшавского унив. Бродзинский. (см.). Все чаще и чащ