Data: 2009-08-26 Time: 09:10:16
Цитаты из романа «Метро 2033» (автор Глуховский, Дмитрий Алексеевич ) -
* Тот, у кого хватит храбрости и терпения всю жизнь вглядываться во мрак, первым увидит в нем проблеск света
* Хантер? Нерусская какая-то фамилия... — нахмурился Пётр Андреевич.
* — Я Бурбон. А тебя как звать? — продолжал интересоваться мужик.
— Бурбон? — удивился Артем. — Почему это? Это не король такой был?
— Нет, пацан. Это был такой типа спирт. Огненная, понимаешь вода. Очень настроение поднимает, говорят. Так как тебя там?..
— Артем.
* — А тут всегда так...темно? — спросил Артем, испуганно чувствуя, что его слова прозвучали совсем уж тихо, словно ему заложило уши.
— Темно? Тут — всегда. Везде темно. Грядет...великая тьма,и...окутает она мир, и будет...властвовать вечно, — делая странные паузы, откликнулся Бурбон.
* Никогда не рассуждай о праве сильного. Ты слишком слаб для этого.
* Любая вера служила человеку только посохом, который поддерживал, не давая оступиться и помогая подняться на ноги, если люди всё же спотыкались и падали. Когда Артём был маленьким, его рассмешила история отчима про то, как обезьяна взяла палку в руки и стала человеком. С тех пор, видно, смышлённая макака уже не выпускала этой палки из рук, из-за чего так и не распрямилась до конца.
* — Готовы ли Вы товарищ Артем, перед лицом нашей бригады, спасших Вам жизнь, поклясться, что не планируете своим заданием нанести ущерб делу революции? — сурово спросил он.
— Клянусь, — с готовностью ответил Артем. Делу революции он никакого вреда причинять не собирался, были дела и поважнее
* — Да, чудесное место — Полис, да только как теперь туда пробраться? К тому же, я слышал, что в Совете теперь власть опять перешла к военным…
— В каком Совете? — приподнял брови Артём.
— Ну как же? Полис управляется Советом, из самых авторитетных людей. А там, знаете, самые авторитетные люди — либо библиотекари, либо военные. Ну уж про Библиотеку вы точно знаете, рассказывать смысла не имеет, но вот другой вход Полиса когда-то находился прямо в здании Министерства Обороны, насколько я помню, или, во всяком случае, оно было где-то рядом, и часть генералитета успела тогда эвакуироваться. В самом начале захватили всю власть, Полисом довольно долго правила этакая, знаете, хунта. Но людям отчего-то не очень по нраву пришлось их правление, беспорядки были, довольно кровопролитные, но это ещё давно, задолго до войны с красными. Тогда они пошли на уступки, был создан этот самый Совет. И так получилось, что в нём образовалось две фракции — библиотекари и военные. Странное, конечно, сочетание, знаете, военные вряд ли много живых библиотекарей в своей прежней жизни встречали. А тут так уж сложилось. И между этими фракциями вечная грызня, само собой разумеется, то одни берут верх, то другие. Когда война шла с красными, оборона была важнее, чем культура, и у военных был перевес. Началась мирная жизнь — опять к библиотекарям силы вернулись. И так у них, понимаете, всё время, как маятник. Сейчас вот, довелось слышать, у военных позиции крепче, и там опять дисциплину наводят, знаете, комендантский час, ну и прочие радости жизни, — тихо улыбнулся Михаил Порфирьевич. — И в конце-концов, пройти туда теперь не проще, чем до Изумрудного Города добраться… Это мы так Университет между собой называем, и те станции, что с ним рядом, в шутку…
* — Ну и как тебе оно — жизнь без смысла? — Артём постарался задать этот вопрос иронично.
— Как это без смысла? У меня он есть — тот же, что и у всех. И вообще, эти поиски смысла жизни обычно на период полового созревания приходятся. Это у тебя, кажется, что—то затянулось.
* Du stirbst.
Besitz stirbt.
Die Sippen sterben.
Der einzig lebt — wir wissen es Der Toten Tatenruhm.
* — Интересно, а Кремль видно, когда к Библиотеке поднимаешься? — сказал он в пустоту, потому что Данила уже начинал посапывать.
— Конечно видно. Только на него смотреть нельзя. Затягивает, — пробормотал тот.
— То есть как — затягивает?
Данила приподнялся на локте, и его недовольно наморщенное лицо попало в желтое пятно света.
— Сталкеры говорят, что никогда нельзя на Кремль смотреть, когда выходишь. Особенно на звезды на башнях. Как глянешь — так глаз уже не оторвать. А если подольше посмотришь – туда затягивать начинает, даром что все ворота открытые стоят. Поэтому в Великую Библиотеку сталкеры поодиночке никогда не поднимаются. Если один случайно заглядится на Кремль – его другой сразу в чувство приведет.
— А внутри Кремля что? – сглотнув, прошептал Артем.
— Никто не знает, потому что туда только входят, а обратно никто еще не возвращался.
* — Ну и как? – поинтересовался Артем. — Ничего хорошего. Бампер оторвали и чуть колесо не прогрызли, прямо на ходу.
* — Тысяча — что? Один, два, три? Сколько? Тысяча?
— У тебя десять пальцев на руках. И у Шарапа десять пальцев… Нет, у Шарапа двенадцать… не годится. Скажем, у Грома десять пальцев. Если взять тебя, Грома и еще людей, чтобы всех вместе было столько, сколько у тебя пальцев, то у всех у них будет десять раз по десять. Это сто. А тысяча — это когда десять раз по сто.
* Рядом с ним в луже крови лежал ничком мёртвый дикарь, и после смерти сжимающий в руке свою плевательную трубку.
— Проход охранял, — тихо отозвался Ульман на вопросительный взгляд Артёма. — Но заснул. Не ждал, наверное, что с этой стороны кто-то полезет. Ухом на люк лёг и заснул.
— Ты его... во сне? — уточнил Артём.
— А что? Не по-рыцарски? — фыркнул тот. — Ничего, будет знать, как при исполнении спать. И потом, он всё равно плохим человеком был — священный день не соблюдал. Было же сказано — в туннели не соваться.
* — Артём, что ты там хотел? Только мох не бери, от него в кишечнике Четвёртая мировая начинается.
Женщина осуждающе покосилась на него. В руке у неё было всего два патрона, которых, судя по ценникам, хватало как раз только на мох. Заметив, что Артём смотрит на её скромный капитал, женщина спрятала кулак за спину.
— Нечего здесь! — злобно огрызнулась она. — Сам покупать не собираешься, так и вали отсюда! Не все миллионеры! Чего пялишься?
Артём хотел было ответить, но засмотрелся на её сына. Тот был очень похож на Олега — такие же бесцветные хрупкие волосы, красноватые глаза, вздёрнутый нос. Мальчик взял большой палец в рот и стеснительно улыбнулся Артёму, глядя на него чуть исподлобья.
Тот почувствовал, как помимо его воли губы расползаются в улыбке, а глаза набухают слезами. Женщина перехватила его взгляд и взбеленилась.
— Извращенцы лешие! — сверкая глазами, взвизгнула она. — Пойдём, Коленька, сынок, домой! — она потащила мальчика за руку.
— Подождите! Постойте!
Артём выдавил из запасного рожка своего автомата несколько патронов и, догнав женщину, отдал их ей.
— Вот... Это вам. Коле вашему.
Та недоверчиво взглянула на него, потом её рот презрительно скривился.
— Что же ты думаешь, за пять патронов такое можно? Чтобы своего ребёнка?!
Артём не сразу понял, что она имела в виду. Наконец до него дошло, и он раскрыл было рот, чтобы начать оправдываться, но так и не смог ничего выдавить, а просто стоял, хлопая глазами. Женщина, довольная произведённым эффектом, сменила гнев на милость.
— Ладно уж! Двадцать патронов за полчаса.
* — А почему так странно сиденья расположены, в разные стороны? Неудобно ведь, — спросил Артём у своей соседки, крепкой бабки лет шестидесяти в дырявом шерстяном платке.
— А как же? — всплеснула руками та. — Что же ты, туннель без присмотру оставишь? Легкомысленные вы, молодые! Вон, позавчера не слыхал, чего было? Вот такущая крыса, — бабка развела руки, сколько хватило, — выпрыгнула из межлинейника, да пассажира и утащила!
— Да не крыса это была! — вмешался, обернувшись, мужичок в стёганом ватнике. — Мутан это был! На Курской, у них мутаны очень лезут...
— А я говорю, крыса! Мне Нина Прокофьевна говорила, соседка моя, что я, не знаю что ли? — возмутилась бабка.