Понятие открытого общества - часть философского наследия Карла Поппера. Выдвинутое как антитеза понятию тоталитарного общества, оно впоследствии употреблялось для обозначения общественных условий для достижения свободы. Свободные общества являются открытыми обществами. Понятие открытого общества - социальный эквивалент политического и экономического понятия "конституции свободы". (Последнее словосочетние взято из названия книги Фридриха фон Хайека, который поддержал назначение Поппера профессором Лондонской школы экономики и политической науки после Второй мировой войны. Получить эту должность Попперу помогла также его книга Открытое общество и его враги.)
Карл Поппер и открытое общество. Карл Поппер (1902-1994) занимался главным образом философией науки. Развиваемый им подход иногда называют "критическим рационализмом", а иногда "фаллибилизмом" за выраженный в нем акцент на фальсификации (доказательстве ложности), а не верификации (доказательстве истинности) как сущности научного метода. В его первой работе Логика научного открытия (1935) подробно излагается "гипотетико-дедуктивный метод".
Подход Поппера сводится к следующему. Истина существует, но она не явлена. Мы можем высказывать догадки и проверять их опытным путем. Такие догадки в науке называются гипотезами или теориями. Одна из главных особенностей научных гипотез состоит в том, что они исключают возможность определенных событий. Например, если в качестве гипотезы выдвигается закон тяготения, предметы тяжелее воздуха не должны сами собой отрываться от земли. Поэтому утверждения (и подразумеваемые ими запреты) могут быть дедуцированы из гипотез, которые мы способны проверить. Однако проверка - это не "верификация". Не существует никакой окончательной верификации, потому что мы не можем знать всех относящихся к делу событий - в прошлом, настоящем и будущем. Проверка - это попытки найти события, которые несовместимы с существующей теорией. Опровержение теории, фальсификация, приводит к прогрессу знания, поскольку заставляет нас выдвигать новые и более совершенные теории, которые в свою очередь подлежат проверке и фальсификации. Наука, таким образом, есть череда проб и ошибок.
Поппер развил свою теорию научного знания в нескольких трудах, в частности применительно к квантовой механике и другим вопросам современной физики. Позднее он заинтересовался проблемами психофизиологии (Я и мозг, 1977). Во время войны Поппер написал двухтомный труд Открытое общество, который впоследствии назвал своим "вкладом в военные действия". Лейтмотивом этой работы является полемика с классическими авторами, подзаголовок первого тома - Платоново наваждение, второго - Приливная волна пророчеств: Гегель и Маркс. С помощью тщательного анализа текстов Поппер показал, что идеальные государства Платона, Гегеля и Маркса представляют собой тирании, закрытые общества: "В последующем изложении дородовое, основанное на вере в магию, родоплеменное и коллективистское общества будут также называться закрытыми обществами, а общество, в котором индивиды принимают решения самостоятельно, - открытым обществом".
Книга Поппера Открытое общество мгновенно получила широкий отклик и была переведена на многие языки. В последующие издания Поппер внес несколько примечаний и добавлений. Более поздние его работы, главным образом эссе, лекции и интервью, развивают некоторые аспекты понятия открытого общества, в частности применительно к политике (метод "поэлементной инженерии", или "последовательных приближений", или "проб и ошибок") и институтам (демократии). По этому вопросу имеется обширная литература, были образованы институты, использующие термин "открытое общество" в своем названии, многие стремились внести в это понятие собственные политические предпочтения.
Определение открытого общества. Открытыми являются общества, делающие "пробы" и признающие и учитывающие совершенным ошибки. Концепция открытого общества есть приложение попперовской философии знания к социальным, экономическим и политическим вопросам. Ничего нельзя знать наверное, можно лишь высказывать догадки. Эти предположения могут оказаться ошибочными, процесс пересмотра неудачных предположений и составляет развитие знания. Поэтому главное заключается в том, чтобы всегда сохранялась возможность фальсификации, которой не могли бы помешать ни догма, ни даже собственные интересы научного сообщества.
Применение концепции "критического рационализма" к проблемам общества приводит к аналогичным выводам. Мы не можем заранее знать, что такое хорошее общество, и нам остается только выдвигать проекты его усовершенствования. Проекты эти могут оказаться неприемлемыми, но главное состоит в том, чтобы сохранялась сама возможность пересмотра проектов, отказа от господствующих проектов и устранение от власти тех, кто с ними связан.
У этой аналогии есть свои слабые места. Поппер, разумеется, был прав, указывая на глубочайшие различия между естественными и социальными науками. Ключевым здесь является фактор времени, а лучше сказать - истории. После того как Эйнштейн опроверг Ньютона, Ньютон уже не может оказаться прав. Когда нео-социал-демократическое мировоззрение заступает на место неолиберального (Клинтон заменяет Рейгана и Буша, Блэйр заменяет Тэтчер и Мейджора), это может означать, что правильное для своего времени мировоззрение с течением времени стало ложным. Это может даже означать, что все мировоззрения в свое время окажутся "ложными" и что в истории нет места "истине". Следовательно, утопия (раз и навсегда принятый проект) сама по себе несовместима с открытым обществом.
Общество не только имеет свою историю; для общества характерна и неоднородность. Метод проб и ошибок в политической сфере приводит к демократии в том узком смысле, который Поппер придал этому понятию, а именно к возможности смены правительств без применения насилия. В применении к экономике сразу приходит на ум рынок. Только рынок (в широком смысле) оставляет открытой возможность для изменения вкусов и предпочтений, а также для появления новых "производительных сил". Описанный Й.Шумпетером мир "творческого разрушения" может считаться экономическим сценарием прогресса, осуществляемого с помощью фальсификации. В обществе, взятом в более широком смысле, найти эквивалент труднее. Возможно, здесь уместно понятие плюрализма. Можно вспомнить и гражданское общество, т.е. плюрализм ассоциаций, деятельность которых не имеет никакого координирующего центра - ни явного, ни косвенного. Эти ассоциации образуют как бы калейдоскоп с постоянно меняющимся рисунком созвездий.
Понятия демократии, рыночной экономики и гражданского общества не должны приводить к мысли, будто существует только одна институциональной форма, позволяющая воплотить их в реальность. Таких форм - множество. Все существенно важное для открытых обществ сводится к формальным правилам, допускающим продолжение процесса проб и ошибок. Будет ли это президентская, парламентская демократия, или демократия на основе референдумов, или - в иных культурных условиях - институты, которые трудно называть демократическими; будет ли рынок функционировать по образцу чикагского капитализма, или семейного капитализма по-итальянски, или немецких корпоративных предпринимательских практик (здесь тоже возможны варианты); будет ли гражданское общество основано на инициативе индивидов, или местных общин, или даже религиозных организаций, - в любом случае важно только одно - сохранение возможности изменений без применения насилия. Весь смысл открытого общества заключается в том, что существует не один путь, и не два, и не три, но бесконечное, неизвестное и неопределимое число путей.
Объяснение двусмысленности. Под "военными действиями", вклад в которые внес своей книгой Поппер, подразумевалась, разумеется, война с нацистской Германией. Кроме того, Поппер занимался выявлением тех неявных врагов открытого общества, идеи которых могли быть использованы для оправдания тоталитарных режимов. Платоновские всезнающие "философы-правители" не менее опасны, чем гегелевская "историческая необходимость". По мере развертывания холодной войны все большее значение в этом смысле приобретали Маркс и марксизм. Враги открытого общества исключали возможность проб, не говоря уже об ошибках, и вместо этого выстраивали соблазнительный мираж счастливой страны, не знающей конфликтов и перемен. Попперовские мысли в конце первого тома Открытого общества не потеряли актуальности: "Сдерживание политических изменений не помогает делу и не приближает нас к счастью. Нам уже не вернуться к идеальности и прелести закрытого общества. Мечты о рае невозможно реализовать на земле. После того как мы научились поступать, опираясь на собственный разум, критически относиться к действительности, когда мы вняли голосу личной ответственности за происходящее, а равно и ответственности за расширение наших знаний, путь к смиренной покорности перед магией шаманов для нас закрыт. Для тех, кто вкусил с древа познания, дорога в рай заказана. Чем настойчивее мы стремимся вернуться к героической эпохе родоплеменной обособленности, тем вернее приходим к инквизиции, тайной полиции и романтике гангстерского разбоя. Подавляя разум и стремление к истине, мы приходим к самому жестокому и опустошительному разрушению всех человеческих начал. Возврата к гармоничному единству с природой нет. Если мы пойдем этим путем, то должны будем пройти его до конца и превратиться в зверей".
Альтернатива очевидна. "Если мы желаем остаться людьми, то перед нами только один путь, и он ведет к открытому обществу".
Те, у кого еще свежи воспоминания о времени, когда писалась книга Поппера, наверняка припомнит и архаический родоплеменной язык нацизма: романтику крови и почвы, вычурные самоназвания вождей юношества - Hordenfhrer (вождь орды), даже Stammfhrer (вождь племени), - постоянные призывы к Gemeinschaft (общинности) в противовес Gesellschaft (обществу), однако вкупе с "тотальной мобилизацией" Альберта Шпеера, который говорил вначале о кампаниях партии по борьбе с внутренними врагами, а затем о "тотальной войне" и о поставленном на поток массовом уничтожении евреев и славян. И все же здесь налицо двусмысленность, указывающая на проблему в определении врагов открытого общества, а кроме того - на неразрешенный вопрос в теоретическом анализе тоталитаризма.
Двусмысленность заключена в использовании древнего языка межплеменной вражды для оправдания новейшей практики тоталитарного правления. Эрнест Геллнер говорил об этой двусмысленности, критикуя национализм в посткоммунистических европейских странах. Здесь нет, писал он, возрождения древней верности роду, это всего лишь беззастенчивая эксплуатация современными политическими лидерами исторической памяти. Иначе говоря, открытое общество должно отмести два притязания: одно - это племя, традиционно закрытое общество; другое - современная тирания, тоталитарное государство. Последнее может использовать символы рода и вводить в заблуждение многих людей, как это случилось с Поппером. Разумеется, современный Stammfhrer не является порождением родоплеменного строя, это - "винтик" в механизме жестко организованного, сросшегося с партией государства, все назначение которого в том, чтобы не возродить, а разорвать связи между людьми.
Мир обновился. Процесс перехода от сословной к договорной системе, от Gemeinschaft к Gesellschaft, от органической к механической солидарности был неоднократно описан, однако непросто найти примеры перехода в обратном направлении. Поэтому опасность сегодня заключается не в возвращении к племенному строю, хотя он и может вернуться в виде раскрашенного романтическими красками бандитизма. Счастливое состояние, о котором писал Поппер, является не столько врагом открытого общества, сколько его отдаленным предшественником или своего рода карикатурой. Настоящие враги открытого общества - его современники, Гитлер и Сталин, а также другие кровавые диктаторы, которых, как мы надеемся, постигнет справедливая кара. Оценивая их роль, мы должны помнить об обмане, кроющемся в их риторике; они не истинные наследники традиции, а ее враги и разрушители.
Понятие открытого общества после Поппера. Карл Поппер любил ясные определения, но сам давал их крайне редко. Естественно, позднейшие интерпретаторы его трудов пытались разобраться с авторскими допущениями, положенными в основу идеи открытого общества. Указывалось, например, что для воплощения идеи открытого общества необходимы соответствующие социальные институты. Способность к пробам и исправлению ошибок должна быть как бы заложена в формы политической, экономической и социальной жизни. В связи с этим встают аналогичные вопросы о демократии (которую Поппер определял как способность избавляться от правительства без применения насилия). Предполагается, что в открытом обществе существует плюрализм групп и сил, и поэтому возникает необходимость поддержки многообразия. Стремление не допустить монополии предполагает наличие у открытого общества своих собственных институтов не только в экономической, но и в политической сфере. Возможно также появление (как указал Лешек Колаковский) врагов открытого общества, порождаемых самим открытым обществом. Должно ли открытое общество (подобно демократии) оставаться "холодным" понятием, не дающим людям чувства принадлежности к кругу единомышленников и соучастия в общем деле? И следовательно, не содержит ли оно в самом себе разрушительный вирус, приводящий к тоталитаризму?
Эти и другие опасности, заключенные в понятии открытого общества, заставили многих авторов внести в его определение уточнения, которые, может быть, и желательны, но чрезмерно расширяют смысл понятия, делая его похожим на другие, близкие понятия. Никто не сделал больше для распространения идеи открытого общества и ее воплощения, чем Джордж Сорос. Созданный им "Институт Открытого Общества" внес свой вклад в преобразование посткоммунистических стран в открытые общества. Но и Сорос видит теперь, что открытому обществу угрожает опасность, исходящая от самого открытого общества. В своей книге Кризис мирового капитализма (1998) он говорит, что хотел бы найти новое понятие открытого общества, содержащее не только "рыночные", но и "социальные" ценности.
Требует уточнения и еще один аспект в понятии открытого общества. Метод проб и ошибок - плодотворный и творческий метод, а борьба с догматизмом - благородная задача. Ненасильственные изменения предполагают существование институтов как стимуляторов и механизмов этих изменений; институты следует создать и в дальнейшем поддерживать. Однако ни Поппер, ни те, кто после него поднял знамя открытого общества, не сознавали, что открытому обществу угрожает еще одна опасность. Что, если люди перестанут "пробовать"? Казалось бы, странное и малоправдоподобное предположение, - однако умели же авторитарные правители пользоваться молчанием и пассивностью своих подданных! Целые культуры (например, Китай) долгое время были неспособны использовать свои производительные силы из-за того, что не любили пробовать. Не следует обременять понятие открытого общества слишком большим грузом добродетелей, но одна из них является необходимым условием реальности этого понятия. Выражаясь высоким слогом, это деятельная гражданственность. Мы должны продолжать "пробовать", не боясь ошибиться и оскорбить чувства защитников status quo, если стремимся к созданию современных, открытых и свободных обществ.