I. Абсолютное государство старого порядка и современная ему политическая доктрина, столь враждебные друг другу, сходились в признании государства единственной рациональной формой человеческого общения. Средневековое сословное государство, составленное из множества самодовлеющих и могущественных корпораций, являлось, по выражению одного немецкого публициста, "конгломератом республик и монархий"; воздвигнутое на его развалинах абсолютное государство, вместе с принципом централизации власти, провозгласило принцип атомизации народа. Разумеется, этот принцип не был и не мог быть проведен вполне: и в абсолютном государстве существовала общественная группировка, существовали сословия — но сословия эти не были чем-то отличным от государства, независимым от него. Они существовали в государстве и для государства, являясь важнейшим институтом, краеугольным камнем государственного устройства. Общественная группировка сливалась с государственной организацией; вне государства был индивид, была семья — и только. Философия естественного права — в лице своих наиболее крайних представителей, абсолютиста Гоббса и индивидуалиста Локка — признавала государство непосредственным, механическим продуктом свободной, т. е. индивидуальной человеческой воли. Отношение между индивидом и государством понималось различно; но, во всяком случае, все то, что отнималось у индивида, отдавалось Левиафану-государству и, наоборот, все то, что отнималось у государства, отдавалось "внегосударственному" индивиду, как его естественное, неотъемлемое право. Под общежительной природой человека, под appetitus societatis понималось отнюдь не то инстинктивное — необходимое и неодолимое — влечение, которое заставляет индивида сходиться в самых разнообразных, по содержанию и форме, общениях с себе подобными; нет, под общежительной природой человека понималось вполне сознательное и свободное решение его образовать, по договору с другими людьми, государство. Общественный договор Руссо, по справедливому замечанию Моля, следовало бы назвать государственным договором. Руссо учил, что в идеальном общественном строе нет и не может быть места корпорациям и общениям, отделяющим индивида от государства, ибо частная воля общений стоит в неизбежном противоречии с "общей волей" социального союза. Для французской революции, как и для Людовика XIV или Руссо, государство являлось единственной формой человеческого общения, а народ — "кучей песка", суммой изолированных, т. е. свободных и равных между собой индивидов. Признавая государство синонимом социального строя, политическая спекуляция XVIII и начала XIX вв. видела в государстве — в несовершенствах его организации, в злоупотреблениях правящих лиц — единственную причину всех зол и бед социальной жизни. Устранение этих зол могло быть достигнуто политической реформой или революцией. Замена монархии республикой, однопалатной системы — двухпалатной, большая или меньшая степень централизации или децентрализации — таковы были средства, при помощи которых политики и философы мечтали осуществить свои социальные идеалы. Низшие, зависимые в экономическом отношении классы ожидали от политической революции не только политической свободы и политического равенства, но равенства и свободы социальных. И это вполне понятно. До тех пор, пока общественная, т. е. экономическая группировка граждан сливалась с государственной организацией, пока наиболее сильный в экономическом отношении класс являлся в то же время правящим классом в государстве, социальный, т. е. экономический гнет исходил — отчасти в действительности, отчасти по-видимому — от той же государственной власти, как и политический. Поэтому зависимым в экономическом и политическом отношении классам не могло не казаться, что изменением конституции будет достигнуто изменение социального строя. Великая французская революция, свергнув старый порядок, провозгласила принцип гражданской и политической равноправности. Перед лицом современного государства все граждане — по крайней мере, по общему правилу — равноправны. Несмотря, однако, на множество революционных экспериментов и законодательных реформ, неравенство и несвобода не только не исчезли из социальной жизни, но, наоборот, сделались еще ощутительнее, чем прежде. Крайнее развитие капитализма поставило рабочего в безусловную зависимость от капиталиста. А между тем, причина этой зависимости лежит, очевидно, вне государства, ибо государство объявляет рабочего равноправным капиталисту. Одно и то же вещное, семейственное и наследственное право регулирует жизнь рабочего и капиталиста; очевидно, не в государстве причина, если у рабочего нет имущества, если семья его живет врозь, если детям своим он оставляет в наследство только невежество и нищету. Наконец, рабочий, как и капиталист, является субъектом политических прав; не в государстве причина, если рабочий, по равнодушию и невежеству, не пользуется ими или же пользуется ими себе во вред. И вот, с самого начала настоящего столетия появляется школа так называемых социалистов (см. Социализм), по мнению которых главнейшую причину социального зла следует искать не в самом государстве, а вне его. Государство отнюдь не является единственной формой социальной жизни: кроме государства, существует О. Под О. или общественным строем социализм понимает экономическую группировку народа. Уже Сен-Симон, которого Лоренц Штейн называет первым социалистом, настойчиво указывает на огромную важность экономического момента в социальной группировке народа: "законы, определяющие характер властей и форму правления, не так влияют на благосостояние нации, как законы, устанавливающие собственность и способы пользования ею... Государственное устройство — только форма; конституция собственности — вот в чем вся суть". Индустриализм Сен-Симона ("Tout par l'industrie, tout pour elle") является первой, по времени, концепцией О., как экономического строя народной жизни. Позднейшие социалисты, доказывая безрезультатность политических революций и требуя социального переворота, этим самим противополагают О., как экономическую форму общежития, государству, как политической форме его. Впрочем, у социалистов противоположение это недостаточно категорично и определенно, ибо социализм отрицает самостоятельное значение государства. Для него государство является необходимой формой, продуктом экономической жизни — и только. Противоположение О. государству получает наиболее сильное и глубокое обоснование в многочисленных трудах Лоренца Штейна, учение которого об О. сложилось под несомненным влиянием социалистических доктрин, с одной стороны, и философии Гегеля, с другой. У социалистов Штейн заимствует понимание О., как экономического строя народа, у Гегеля — формальное противоположение общества государству. В диалектическом процессе Гегеля семья, как форма социального единства, и О., как форма социальной розни — тезис и антитезис — объединяются в высшем синтетическом понятии государства, как формы осуществления нравственной идеи. Гражданское О. Гегеля является понятием чисто формальным, искусственно придуманным для того, чтобы путем диалектического метода придти к понятию государства. Поэтому материальное содержание понятия О. остается у Гегеля в высокой степени неопределенным. Гегель понимает под ним и отношения отдельных индивидов друг к другу, и совокупность общественных организмов, и, наконец, некоторые формальные учреждения чисто-государственного характера. Впервые у Штейна учение об О. отливается в глубоко продуманную, стройную и последовательную систему. Сущность ее заключается в следующем. Противоречие, существующее между бесконечностью индивидуальных потребностей и ограниченностью индивидуальных сил, ведет к общежитию. Человек сходится с себе подобными; образуется общественная группа для удовлетворения личных, эгоистических потребностей. В основании каждой общественной группы лежит та или иная потребность, тот или иной интерес его членов. Принцип общественной группировки — интерес; содержание интереса — материальное благо, имущество. Ввиду ограниченности индивидуальных сил каждый индивид, стремясь к удовлетворению своих потребностей, должен подчинять себе силы других людей и приспособлять их к своей собственной, эгоистической цели. Общественная группа — не что иное, как коллективный индивид; поэтому в своем стремлении к материальным благам более сильный общественный класс стремится воспользоваться более слабым, как средством. Труд одних должен служить обогащению других. Общественный строй, основанный на законах распределения материальных благ, всегда и необходимо приводит к зависимости слабых и неимущих классов от сильных и имущих — к неравенству и, следовательно, к несвободе. Поэтому О. есть не что иное, как система зависимости одних от других, проистекающая из неравномерного распределения имущества \[В другом месте Штейн определяет О. следующим образом: О. есть органический строй человеческой жизни, связывающий, благодаря семье и наследственному праву, поколение с поколением, обусловленный распределением имущественных благ, регулируемый организмом труда и приводимый в движение системой потребностей.\]. Такая зависимость является отрицанием принципа свободы и равенства личности. Общежитие призвано разрешить противоречие между бесконечным назначением личности и ограниченностью ее индивидуальных сил; между тем, О. не только не разрешает этого противоречия, но, наоборот, усиливает его. Индивид, служа другому индивиду, являясь средством для достижения чужой цели, не может осуществить своего назначения, своей цели. Таким образом, личность стоит в противоречии не только сама с собой, но и с обществом. Чтобы разрешить это противоречие, наряду с О. должна существовать другая, высшая форма общежития — государство. Государство и О. — таковы две необходимые, универсальные формы общежития. Государство обладает самостоятельной жизнью, независимой от индивидуального произвола и чуждой индивидуального эгоизма. Государство есть возвысившаяся до личности, ставшая личностью общность. Так как коллективная личность государства слагается из совокупности индивидов, то степень развития государства определяется степенью развития образующих его индивидов. Чем больше в государстве богатых, мужественных и просвещенных граждан, тем богаче, крепче и просвещеннее государство. Как высшая форма личности, государство необходимо стремится к высшему развитию. Чтобы осуществить свое назначение, т. е. достигнуть высшего развития, государство, в лице верховной власти, должно способствовать материальному и духовному развитию и преуспеянию каждого из образующих его индивидов в отдельности. В то время как принцип О. — подчинение индивида индивиду, совершенствование одних благодаря подчинению других, принцип государства — поднятие всех индивидов к полнейшему развитию и свободе. Цель государства — восстановление равенства индивидов, утраченного в О. Восстановление равенства означает восстановление свободы, ибо равенство и свобода — не что иное, как статика и динамика одной и той же сущности. Чтобы осуществить эту цель, государство должно, прежде всего, отделиться от О. — стать вне его и над ним; для этого верховная власть должна быть вручена лицу, свободному от общественных интересов, создающих борьбу, и от общественного антагонизма, создаваемого борьбой. Такое лицо — монарх; монархия — синоним надобщественного государства. Задача монархии — поднятие низших, угнетенных и обездоленных классов до уровня высших, торжествующих и счастливых. Монархия, если только она не хочет обратиться в пассивное орудие господствующего общественного класса, должна быть монархией социальных реформ. Это учение об О. оказало глубокое влияние на новейшую публицистическую литературу Германии. Оно усвоено в значительной степени таким оригинальным мыслителем, как Шталь; по собственному признанию Гнейста, оно легло в основание его работ по конституционной истории Англии.II. Учение Лоренца Штейна об О. встретило серьезные возражения со стороны Роберта Моля (см.). В своей статье: "О государственных и общественных науках", перепечатанной в "Geschichte und Literatur der Staatsw." (1851 г.), Моль справедливо указывает, что экономический момент, несмотря на всю свою важность, отнюдь не является единственным основанием общественной группировки. Если отношение индивида к имуществу и самый характер имущества ведет к образованию многочисленных общественных классов (капиталисты и пролетарии, предприниматели и рабочие, землевладельцы и фабриканты и т. д.), то столь же несомненно, что элементами общественной группировки являются религия, образование, общность местожительства, происхождения и т. д. Поэтому под общественной группой Моль понимает всякую — сформированную или бесформенную — общность индивидов, связанных каким-либо общим, постоянным и серьезным интересом. Под О. он понимает совокупность всех общественных групп, фактически существующих в известной среде, например в определенном государстве или части света. В своей "Энциклопедии" Моль указывает следующие основания общественной группировки: 1) общность происхождения от древних или привилегированных родов; 2) общность личного выдающегося положения; 3) общность профессии; 4) общий характер имущественных или промышленных отношений, в особенности величина имущества и характер его, и, наконец, 5) общность религии. Очевидно, перечень этот не имеет исчерпывающего значения: можно сказать, что нет или почти нет такой цели индивидуального существования, которая не могла бы послужить конститутивным элементом какой-либо новой общественной группы. Определение О., предложенное Молем, гораздо более соответствует действительной природе общественной группировки, нежели крайне одностороннее определение его социалистами и Штейном; но последние, суживая понятие, влагают в него определенное содержание и точный смысл, а у Моля слишком широкое понятие О. является в значительной степени неопределенным и бессодержательным. Это — наиболее сильное возражение против проектируемой Молем системы "наук об О." (Gesellschaftswissenschaften). По мнению Моля, общество, подобно государству, может и должно быть изучаемо с трех различных точек зрения: права, морали и целесообразности. Поэтому, кроме являющегося введением "Учения об О." ("Allgemeine Gesellschaftslehre"), Моль считает необходимым существование следующих трех догматических наук об О.: науки об общественном праве (Gesellschaftsrechtswissenschaft), науки об общественной нравственности (Gesellschaftssittenlehre) и социальной политике (Gesellschaftszweckm?ssigkeitslehre). Хотя со времени появления труда Моля прошло уже более 45 лет, но до сих пор ни в одной литературе нет ни одной сколько-нибудь серьезной попытки создания, наряду с государственными науками, системы общественных наук, в указанном смысле этого слова; да вряд ли такая попытка и возможна. Трейтшке, в своей прекрасной монографии: "Die Gesellschaftswissenschaft", справедливо замечает, что О., как совокупность общественных групп, является абстрактным понятием, которому ничто не соответствует в реальной действительности. В основании каждой общественной группы лежит определенный самодовлеющий интерес. Интерес по самой природе своей эгоистичен и исключителен; отдельные общественные группы совершенно чужды или враждебны друг другу. Понятие О., охватывающее и объединяющее общения религиозные и коммерческие, профессиональные и научные и т. д., по необходимости, является бессодержательным. С формальной стороны понятие О. неопределенно. Организация отдельных общественных групп, в зависимости от целей, ими преследуемых, и от отношения к ним государства, бывает совершенно различной. Некоторые из них лишены какой бы то ни было организации и, следовательно, юридического характера не имеют; другие, наоборот, являются корпорациями в юридическом смысле этого слова. Между двумя крайними типами корпораций — римскими societas и universitas — существует целый ряд посредствующих форм, в которых относительная самостоятельность членов общения комбинируется с относительной самостоятельностью самого общения. Таким образом, отдельные общественные группы, как в материальном, так и в формальном отношении, ничего общего друг с другом не имеют. О., как родовое понятие, объединяющее все общественные группы, лишено какого бы то ни было определенного содержания и какой бы то ни было определенной формы — а потому не может быть и речи об особой системе "наук об О.", ибо всякая наука, прежде всего, предполагает вполне определенный и однородный субстрат. В частности, наука об общественном праве невозможна потому, что всякий общественный союз, если только ему присущ юридический характер, входит либо в область гражданского, либо в область публичного права, либо, как в ту, так и в другую область. Между гражданским и публичным правом, как убедительно доказал Блунчли, нет и не может быть места для права общественного. Что касается науки об общественной морали, то, даже становясь на точку зрения Моля, различающего мораль индивидуальную, государственную и общественную, нельзя допустить существования какой-то особой специфической морали, свойственной О., как таковому, т. е. как религиозным, так и коммерческим, как сословным, так и научным общениям. Наконец, социальная политика, поскольку она исследует взаимодействие между государством и О., является отраслью политики, как государственной науки. По мнению Моля, главная задача социальной политики заключается в изучении тех средств, при помощи которых каждая общественная группа может осуществить свою индивидуальную цель; но, в таком случае, социальной политики, как науки об О., не существует, а существует столько социальных политик, сколько групповых интересов или, другими словами, социальных групп. Вообще, самая мысль Моля, будто бы возможно изучение государства независимо от О. и изучение О. независимо от государства, представляется ложной в своем корне. Наука о государстве игнорирующая О., неизбежно окажется наукой о форме, а не о сущности государства. И действительно, в своей "Энциклопедии" Моль ограничивается узко-формальным определением государства: "государство есть постоянный и единый организм учреждений (Einrichtungen). Не подлежит сомнению, что именно разобщение государства и О. приводит Моля к столь бледной и бессодержательной концепции государства — этой великой "метафизической личности, которая живет и действует в реальном мире" (Чичерин). С другой стороны, наука об О., игнорируя государство, по необходимости должна отрешиться от реальной действительности и, подобно естественному праву, заняться изучением рациональных, но не существующих и невозможных явлений: внегосударственное О. точно такая же фикция, как внегосударственный индивид. О. возникает и развивается, живет и умирает в той искусственной сфере, которая создается государством, его устройством, его законами, его управлением. Нет О. без государства и нет государства без О. Наука о жизни не должна делить того, что неделимо в жизни. Вся система "общественных наук" Моля основана на забвении этой основной и непреложной истины.III. Экономисты и государствоведы, расходясь в определении О., сходятся, однако, в противоположении этого понятия понятию государства. Наоборот, социологи сливают понятия государства и О., в указанном смысле этого слова, в одно и то же понятие и это новое понятие называют О. В таком определении О. всего больше сказывается крайняя неопределенность исходных моментов и основных положений социологии. Так, некоторые социологи (Эспинас, Иегер) под О. понимают всякое общение индивидов — как животных, так и людей; другие (большинство) ограничивают понятие О. общением людей. Никто из социологов даже не пытается точнее определить содержание и границы этого — во всяком случае, основного для социологии — понятия. По мнению Спенсера, под О. следует понимать такое общение, между членами которого существует постоянная или, точнее, продолжительная связь. Постоянство является тем признаком, который отличает О. от случайного агрегата людей, например государство — от аудитории профессора. Постоянство существующих отношений, говорит Спенсер, дает индивидуальность целому и отличает его от индивидуальности частей. Предмет, разбитый на части, перестает быть предметом; наоборот, камни, дерево, железо и т. д., соединенные по определенному плану и для определенной цели, становятся одним предметом — домом. Недостаточность указанного Спенсером признака О. очевидна. Постоянство — понятие относительное. Как определить, сколько времени должно продолжаться общение, чтобы из случайного агрегата стать О.? Будет ли домом здание, возведенное для преходящей цели и лишь на короткое время? Если, действительно, обществу, как таковому, присуща отличная от образующих его членов индивидуальность, то, в таком случае, основанием этой индивидуальности является не квантитативный, а квалитативный момент — не продолжительность соединения, а характер его. В сущности, все наиболее выдающиеся социологи — Спенсер, Шеффле, Лилиенфельд, Гумплович и др. — под О. понимают не что иное, как нацию, народ. Социология, как учение об О., отличается от политики, как учения о государстве, не столько объектом исследования, сколько методом его. Основным положением социологической дедукции является признание О. организмом. Многочисленные и иногда поразительные аналогии между государством и организмом с давних пор — со времен Менения Агриппы — давали обильную пищу фантазии философов и поэтов. Платон и Аристотель очень часто изображают государство как живое существо, как тысячеголовое животное. В средние века аналогия между государством и животным или человеком встречается у Гроция, Гоббса, Спинозы и др. Шекспир в "Троиле и Крессиде" сравнивает государство с индивидом и, наоборот, в "Юлии Цезаре" — индивида с государством. Руссо в своей статье о "Политической экономии", напечатанной в "Энциклопедии", описывает весьма подробно органы "социального тела". Суверенная власть, говорить он, представляет голову, законы и обычаи — мозг, судьи и магистраты — органы чувств и т. д. Что у Аристотеля, Спинозы, Шекспира, Руссо является поэтической фигурой, образом, то социологи считают реальным фактом. Подобно тому, как механическая теория XVII и XVIII вв., опираясь на множество аналогий между государством и механизмом, признавала государство искусственным механизмом, выдумкой человеческого ума и продуктом человеческой воли, современная социология, основываясь на новых, еще более поразительных аналогиях, признает государство организмом: государство аналогично организму и, следовательно, оно — организм. Существующая в государстве общественная группировка индивидов — семья, церковь, экономические классы и т. д. — все это различные органы и различные функции одного и того же социального тела: государства. Шеффле, например, семью называет общественной клеточкой, различные формы общения — тканями социального тела. По Спенсеру, рабочие классы соответствуют пищеварительным органам, правительственные — нервным и т. д. По мнению Гумпловича, социальные группы, в которых тонет индивид, являются конститутивным элементом, первичной клеточкой государства; взаимное отношение этих групп определяет содержание и форму государства. Наконец, Лилиенфельд, признающий индивида нервной клеткой, в общениях и корпорациях разного рода усматривает нервные центры государственного организма. Критика, однако, давно доказала, что одних аналогий, как бы они многочисленны и остроумны не были, недостаточно для признания О. организмом. Если, действительно, О., с одной стороны, животный и растительный организм — с другой, являются различными видами одного и того же родового понятия — организма, то отличительные свойства указанных видов должны быть не только аналогичны, но прямо тождественны. Между тем, наоборот, именно отличительные свойства организма и О. не только не тождественны, но даже не аналогичны. Называя О. организмом, социологи вынуждены, для ближайшей характеристики видового понятия социального организма, прибегать к определениям, стоящим в противоречии с родовым понятием организма вообще. Так например, Спенсер, называя О. организмом, тем не менее указывает на отсутствие социального чувства лица (Sensorium commune), на подчиненную, служебную роль О. по отношению к образующим его членам; Шеффле называет О. продуктом надорганического развития; Фулье отстаивает договорную природу общественного организма. Такие понятия, как организм, лишенный Sensorium commune, надорганический или контрактный организм являются очевидным contradictio in adjecto. Признавая О. организмом, социология заимствует у естествоведения приемы и методы научного исследования. Убедительную критику так называемого анатомо-физиологического метода можно найти у Карла Менгера, в сочинении: "Untersuchungen ?ber die Methode der Socialwissenschaften" (имеется русский перевод). Что бы мы сказали, спрашивает Менгер, если бы физиолог или анатом вздумал перенести в свою науку законы и методы социальных наук, если бы, например, он пытался объяснить кровообращение — одной из господствующих теорий денежного оборота, пищеварение — теорией потребления, нервную систему — устройством телефонной сети и т. д.? Но разве не точно так же нелепо анатомо-физиологическое направление в сфере социальных наук?! Отвергая, таким образом, как основное положение современной социологии — признание О. организмом, так и метод ее, нельзя, однако, не признать, что социологическая концепция общества, по сравнению с охарактеризованными выше, является несомненным шагом вперед по пути к уразумению истинной природы О. Подобно социологии, политическая теория XVIII в. понимала под О. народ, государство; но государство мыслилось ею как единственная форма социальной жизни. Между индивидом и государством не было и не могло быть других посредствующих форм общежития. Экономическая и политическая доктрина XIX в. впервые подметила существующую в государстве, но относительно независимую от него общественную группировку индивидов. Для того, чтобы изучить это в высокой степени важное явление, она изолирует О. от государства, противополагает одно другому. Сначала социализм, понимая под О. исключительно-экономическую группировку народа, изучает законы развития и природу О., как такового, независимо от государства, лишенного, с точки зрения социализма, какого бы то ни было самостоятельного значения. Затем, философы (Гегель), политики (Штейн), государствоведы (Моль), возвращая государству значение высшей формы общения, рассматривают, тем не менее, О. и государство как две отдельные сферы жизни, основанные на противоположных принципах, отличные друг от друга по содержанию и форме. Никто, конечно, не отрицает взаимодействия, существующего между государством и О., но взаимодействие это понимается не как отношение целого к образующим его частям, а как отношение одного целого к другому. Государство и О. действуют друг на друга как две планеты, отделенные друг от друга пространством. Социологическое воззрение на О. является как бы синтезом противоположных воззрений, приведенных выше. О., с точки зрения социологии, это народ — народ, дробящийся на множество разнообразных общественных групп и образующий, в своей совокупности, государство. Государство, как единая форма социальной жизни, и общественная группировка, как раздробленная форма ее, нераздельны реально и сливаются нераздельно в понятии О. Социология, как наука об О., исследует природу государства и отдельных общественных групп, существующих в государстве, она изучает взаимодействие между отдельными общественными группами, равно как взаимодействие между этими группами, как частями, и государством, как целым. О., с точки зрения социологии — это социальная жизнь народа, во всей ее совокупности, жизнь, которой живет народ частью в государстве, частью в многочисленных и многообразных союзах. Несомненная заслуга современной социологии — выяснение, если не теоретическое, то практическое, понятия об О. Но, правильно поставив социальную проблему, современная социология не дала еще правильного ее решения \[Тем не менее, многое для выяснения истинной природы О. уже сделано. В этом отношении видное место занимает русская социологическая школа.\]. Выяснение природы О. и взаимодействия между частями его и целым есть дело социологии будущего или политики, в истинном смысле этого слова.Литература. L. Stein, "Begriff der Gesellschaft"; его же, "System der Staatswissenschaft. T. II. Die Gesellschaftslehre"; его же, "Socialismus und Communismus"; его же, "Geschichte der socialen Bewegungen in Frankreich"; R. v. Mohl, "Die Staatswissenschaften und die Gesellschaftswissenschaften" ("Gesch. und Liter. der Staatsw.", т. I); его же, "Encyclop?die der Slaatswissenschaften"; Treitschke, "Die Gesellschaftswissenschaft"; Bluntschli, "Ueber die neuen Begr?ndungen der Gesellschaft und des Gesellschaftsrechts" ("Kritische Ueberschau", 1856). О социалистической и социологической литературе — см. Социализм, Социология.Вл. Гессен.
Значение слова ОБЩЕСТВО в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона
Что такое ОБЩЕСТВО
Брокгауз и Ефрон. Брокгауз и Евфрон, энциклопедический словарь. 2012