[от французского image — образ] — направление в литературе и живописи. Возникло в Англии незадолго до войны 1914—1918 (основатели его — Эзра Поунд и Уиндгэм Люис, отколовшиеся от футуристов), на русской почве развилось в первые годы революции. Русские имажинисты выступили со своей декларацией в начале 1919 в журналах «Сирена» (Воронеж) и «Советская страна» (Москва). Ядро группы составляли В. Шершеневич, А. Мариенгоф, С. Есенин, А. Кусиков, Р. Ивнев, И. Грузинов и некоторые др. Организационно они объединялись вокруг издательства «Имажинисты», «Чихи-Пихи», книжной лавки и небезызвестного в свое время лит-ого кафе «Стойло Пегаса». Позднее имажинистами выпускался журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном», прекратившийся в 1924 на четвертом номере. Вскоре после этого группа распалась. Теория И. основным принципом поэзии провозглашает примат «образа как такового». Не слово-символ с бесконечным количеством значений (символизм), не слово-звук (кубофутуризм), не слово-название вещи (акмеизм), а слово-метафора с одним определенным значением является основой И. «Единственным законом искусства, единственным и несравненным методом является выявление жизни через образ и ритмику образов» («Декларация» имажинистов). Теоретическое обоснование этого принципа сводится к уподоблению поэтического творчества процессу развития языка через метафору. Поэтический образ отождествляется с тем, что Потебня называл «внутренней формой слова». «Рождение слова речи и языка из чрева образа, — говорит Мариенгоф, — предначертало раз и навсегда образное начало будущей поэзии». «Необходимо помнить всегда первоначальный образ слова». Если в практической речи «понятийность» слова вытесняет его «образность», то в поэзии образ исключает смысл, содержание: «поедание образом смысла — вот путь развития поэтического слова» (Шершеневич). В связи с этим происходит ломка грамматики, призыв к аграмматичности: «смысл слова заложен не только в корне слова, но и в грамматической форме. Образ слова только в корне. Ломая грамматику, мы уничтожаем потенциальную силу содержания, сохраняя прежнюю силу образа» (Шершеневич, 2u00D7;2=5). Стихотворение, являющееся аграмматическим «каталогом образов», естественно не укладывается и в правильные метрические формы: «vers libre образов» требует «vers libre’a» ритмического: «Свободный стих составляет неотъемлемую сущность имажинистской поэзии, отличающейся чрезвычайной резкостью образных переходов» (Мариенгоф). «Стихотворение — не организм, а толпа образов, из него может быть вынут один образ, вставлено еще десять» (Шершеневич).
462 Ориентация на образность естественно привела имажинистов к разработке самых разнообразных приемов построения образа. «Образ — ступенями от аналогии, параллелизмов, сравнения, противоположения, эпитеты сжатые и закрытые, приложения политематического, многоэтажного построения — вот орудия производства мастера искусства» («Декларация»). К этому следует прибавить, что повышение образности достигалось имажинистами не только разнообразием и сложностью всех этих схем построения образа, но и неожиданным сопоставлением далеких представлений, по принципу «беспроволочного воображения» (Маринетти), «сбитием чистого и нечистого» на основании «закона о магическом притяжении тел с отрицательными и положительными полюсами» (Мариенгоф), употреблением ранее нецензурных выражений (имажинисты «похабную надпись заборную обращают в священный псалом») — так. обр. они надеялись стать новаторами и «перещеголять» футуристов. «Что такое образ? — Кратчайшее расстояние с наивысшей скоростью». «Когда луна непосредственно вправляется в перстень, надетый на левый мизинец, а клизма с розоватым лекарством подвешивается вместо солнца» (Мариенгоф). Изощряясь в образотворчестве, частью навеянном лингвистическими этимологиями, частью же создаваемом по случайным созвучиям слов (ср. автобиографический «Роман без вранья» Мариенгофа), имажинисты готовы целиком принять упреки в неестественности, надуманности, так как «искусство всегда условно и искусственно» (Шершеневич). Близко соприкасаясь в этом пункте с О. Уайльдом, Шершеневич местами явно и довольно поверхностно перефразирует эстетские теории английского парадоксалиста. Впоследствии [1923] имажинисты отказались от крайностей своей теории, признав, что «малый образ» (слово-метафора, сравнение и т. п.) должен быть подчинен образам высших порядков: стихотворению как лирическому целому, «образу человека», сумме лирических переживаний, характер, — «образу эпохи», «композиции характеров» («Почти декларация», журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном» № 2). Здесь уже начало конца И., т. к. с отказом от принципа автономности «малого образа» имажинизм в большой мере теряет основания к самостоятельному существованию. Следует впрочем сказать, что в своей творческой практике имажинисты шли совсем не столь далеко, как в теории. У самого Шершеневича (не говоря уже о Кусикове и Есенине, к-рые и теоретически не признавали принципа механического сцепления образов) едва ли можно найти произведение, действительно являющееся «каталогом образов», поддающимся чтению «с конца к началу» и не объединенным единой лирической темой и более или менее явным общим содержанием. Общая физиономия
463 школы определяется лишь высоким удельным весом «малых образов», специфическим характером их: своеобразной семантикой (в этом отношении имажинисты весьма смело осуществляли свои теоретические требования), развернутостью в конкретно-метафорическом плане, когда каждому звену метафоры соответствует определенное звено метафоризируемого ряда: «Изба старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины» (С. Есенин) «Черпаками строк не выкачать
Выгребную яму моей души» (Шершеневич). Детальнее охарактеризовать всю школу в целом едва ли возможно: в ее состав входили поэты весьма разнородные как по своим теоретическим взглядам и поэтической практике, так и по социальным и лит-ым связям: между Шершеневичем и Мариенгофом, с одной стороны, и Есениным и Кусиковым — с другой, — больше отличия, чем сходства. И. первых насквозь урбанистичен, И. вторых — не менее руристичен: та и другая струя является выражением психологии и бытия различных социальных групп, столкнувшихся на перекрестке путей деклассации и деградации разных классов. Поэзия Шершеневича и Мариенгофа — продукт той деклассированной городской интеллигенции, к-рая утеряла всякую почву, все живые социальные связи и последнее пристанище нашла в богеме. Все творчество их являет картину крайнего упадка и опустошенности. Декларативные призывы к радости — бессильны: поэзия их полна упадочнической эротикой, насыщающей большинство произведений, загруженных обычно темами узко личных переживаний, полных неврастенического пессимизма, обусловленного неприятием Октябрьской революции. Совсем отлична природа И. Есенина, представителя деклассирующихся групп деревенского зажиточного крестьянства, кулачества. Правда, и здесь в основе лежит пассивное отношение к миру. Но эта черта сходства — абстракция от совершенно другого комплекса предпосылок. И. Есенина идет от вещной конкретности натурального хозяйства, на почве к-рого он вырос, от антропоморфизма и зооморфизма примитивной крестьянской психологии. Религиозность, окрашивающая многие из его произведений, также близка примитивно-конкретной религиозности зажиточного крестьянства. Так. обр. И. не представляет собою единого целого, а является отображением настроений нескольких деклассированных групп буржуазии, в мире «самовитых слов» ищущих убежища от революционных бурь. Библиография: I. См. библиографию в статьях об отдельных поэтах-имажинистах. II. Венгерова З., Английские футуристы, «Стрелец», сб. I, СПБ., 1915; Декларация имажинистов, журн. «Сирена», Воронеж, 30/I 1919; Шершеневич В., 2u00D7;2=5, М., 1920; Мариенгоф А., Буян-остров, М., 1920; Есенин С., Ключи Марии, М., 1920; Грузинов И., Имажинизма основное, М., 1921; Соколов И., Имажинистика, (изд. «Орднас», М., 1921; Григорьев С., Пророки и
464 предтечи последнего завета. Имажинисты, М., 1921; Львов-Рогачевский В., Имажинизм и его образоносцы, М., 1921; Шапирштейн-Лерс Я., Общественный смысл русского литературного футуризма, М., 1922; журн. «Гостиница для путешествующих в прекрасном», М., № 1—4 за 1923—1924 гг.; Авраамов Арс., Воплощение, М., 1921; Гусман Б., Сто поэтов, Тверь, 1923; Редько А., Литературно-художественные искания в конце XIX — начале XX в., Л., 1924; Полянский В., Социальные корни русской поэзии XX в., в кн. Ежов И. С. и Шамурин Е. И., Русская поэзия XX в., М., 1925; Шамурин Е. И., Основные течения в дореволюционной русской поэзии (там же); Розенфельд Б., Есенин и имажинизм, ст. в сб. «Есенин, жизнь, личность, творчество», М., 1926. III. Никитина Е. Ф., Русская литература от символизма до наших дней, М., 1926; Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия, т. I, Гиз, М., 1928, и др. Б. Розенфельд