греческое божество, героиня греческих мифов. В историческое время культ Е. существовал лишь в немногих местностях, и образ ее известен был преимущественно в той форме, к-рую ему придала эпическая поэзия (Гомер и др.): Е., дочь Зевса и Леды (см.) — в других вариантах Немезиды, — отличалась необычайной красотой (отсюда позднейший эпитет: Е. Прекрасная). После неудачной попытки Тезея (см.) похитить Е. земной отец ее, муж Леды, Тиндарей заставил всех многочисленных искателей руки Е. поклясться, что они будут защищать права избранного из их среды супруга Е. от всяких посягательств. Избранником оказался спартанский царь Менелай. Поэтому, когда троянский царевич Парис при благосклонном содействии богини Афродиты похищает дочь Зевса, греческие герои объединяются для троянского похода. После падения Трои Е. возвращается с Менелаем в Спарту, а затем Зевс уносит обоих для вечной жизни в царстве блаженных (по другой традиции, быть может, более древней, обожествленные Ахилл и Е. унесены на остров Черного моря, Левку, где от их брака рождается сын Эвфорион). Поэзия феодального периода в Элладе разрабатывает образ Е. гл. обр. с точки зрения всепобеждающей силы страсти и стремится оправдать как Е., так и витязей, ведущих долголетнюю войну ради женщины, по красоте своей «подобной бессмертным богам». Для эпохи разложения аристократического строя в Элладе эта идеализация казалась непонятной, и мифотворчество VI в. спасло культ «героини» такой версией: в Трое был лишь призрак Е., между тем как живая Е. была унесена в Египет и все время оставалась верна мужу; когда же Менелай, на обратном пути из Трои, попал в Египет, он нашел Е., и призрак исчез. Еврипид, к-рый обычно критикует древние сказания с точки зрения новой морали, следует в ряде пьес гомеровской форме мифа; эти пьесы полны злобных выпадов против Е. и ее губительной красоты, они выдвигают на первый план чувственные черты ее образа; однако в
72 трагедии «Е.» Еврипид пользуется и мотивом призрака, чтобы дать драму верной жены, страдающей от потери доброго имени и от настойчивой влюбленности египетского царя. После упадка старых культов версия призрака оказалась ненужной, и позднейшая лит-ра трактует Е. исключительно как ветреную красавицу в фривольно-иронических тонах, часто напоминающих известную оперетту Оффенбаха (Овидий, Лукиан). В древнехристианском рассказе о Симоне-маге образ Е. становится символом языческой красоты и отсюда переходит в легенды и сказки европейских народов, между прочим и в легенду о Фаусте. Литература нового времени чаще всего продолжает позднеантичную традицию фривольного истолкования образа Е. (так напр. Шекспир — «Троил и Крессида»). Своеобразна композиция образа в «Фаусте» Гёте, где она является символом античной «канонической» красоты, долженствующей оформить титанические порывы фаустовского индивидуализма; от сочетания Е. с Фаустом рождается поэзия нового времени, воплощенная в их сыне Эвфорионе (имя заимствовано из вышеуказанного предания об Ахилле). Эпоха символизма с ее повышенным вниманием к проблеме чувственной красоты проявляет интерес к древнегреческим толкованиям образа Е. Мережковский («Леда») неудачно пытается отождествить эстетствующий аморализм с гомеровским «оправданием красоты»; Э. Верхарн («Е. Прекрасная»), в значительной мере исходя из материала трагедий Еврипида, расцвечивает образ Е., губительный в своей чувственной красоте, излюбленными декадентскими красками (любовь брата к сестре и т. п.) и заставляет самое Е. погибнуть от недостатка «духовности». Библиография: Зелинский Ф., Елена Прекрасная, см. «Из жизни идей», т. III, СПБ., 1907. И. Троцкий