(от латинского futurum - будущее), авангардистские художественные движения 10-х - начала 20-х гг. 20 в. в Италии и России. Будучи разной, подчас противоположной идейной ориентации, они сближались некоторыми эстетическими декларациями и отчасти кругом мотивов; рядом черт обнаруживали общность с авангардистскими течениями в Германии, Франции, Англии, Австрии, Польше, Чехословакии. В России термин 'Ф.' вскоре стал также обозначением всего фронта 'левого' искусства, синонимом авангардизма вообще.
В Италии рождение Ф. отмечено 'Манифестом футуризма', опубликован в 1909 в парижской газете 'Фигаро'; автор - Ф. Т. Маринетти - вождь и теоретик движения. Развитию Ф. содействовал журнал 'Лачерба'('Lacerba', Флоренция, 1913-15, издатель. Дж. Папини). Установки Ф. разделяли поэты Дж. П. Лучини, П. Буцци, А. Палаццески, К. Говони, композитор Б. Прателла, живописцы У. Боччони, К. Карра, Дж. Балла, Дж. Северини, Л. Руссоло, архитекторы А. Сант-Элиа и М. Кьяттоне.
Подобно др. течениям авангардизма , Ф. явился субъективно-анархической реакцией на кризис буржуазной культуры (в т. ч. и на декадентство ), крах либерально этических иллюзий 19 в. и выразил стихийно-эмоциональное предощущение социального и культурного разлома, наступления новой исторической эпохи с сё лавинным научно-техническим прогрессом, нарастающим утилитаризмом мышления, 'омассовлением' культуры. В отличие от течений, испытывавших ужас перед 'молохом' цивилизации, футуристы принимали будущее безоговорочно, с экзальтированным оптимизмом, с верой в технику как первопричину современного общественно-культурного сдвига, с провозглашением художественной ценности внешних, веществ. признаков наступающей индустриальной эры. С апологией техники и урбанизма в Ф. сочетались культ героя-сверхчеловека, вторгающегося в мир и расшатывающего 'одряхлевшие' эстетические и нравственные устои, культ насилия, упоение социальными катаклизмами (войной как 'гигиеной мира' и 'бунтом' вообще). Отвергая культурное и художественное наследие, футуристы выдвигали в искусстве принципы эксцентричности, издёвки над традиционными вкусами и шокирующей антиэстетичности. Интимные чувства, идеалы любви, добра, счастья объявлялись человеческими 'слабостями'; эмоции и ощущения оценивались по мерке физических (машинных) качеств - силы, энергии, движения, скорости. Современное бытие, которое футуристы призывали моделировать наиболее полно и концентрированно (отсюда проповедь единого, синтетического искусства), мыслилось ими лишь как 'жизнь материи' - динамичный комплекс небывалых психических и физиологических вибраций, разнонаправленных сил и движений, звуковых и оптических эффектов. Абстрагированная от духовных ценностей хаотическая регистрация теснящих друг друга впечатлений, механическое совмещение разнохарактерных аспектов, произвол в области формы вели к иррациональности и распаду образного строя.
Поэтические принципы Ф.: передача ощущений в виде цепи бесконтрольных ассоциаций и аналогий ('беспроволочное воображение'), акцентирование звуковой и графической 'оболочек' текста в ущерб словесному значению (обилие звукоподражаний, аллитераций ; фигурные стихи, обращение к рисункам, коллажам , комбинациям из типографских и рисованных шрифтов, математических знаков). В живописи (близкой в некоторых приёмах французскому кубизму , но принципиально отличной от него сюжетностью, литературной подосновой) динамику мира призваны были выразить 'вызванные движением' совмещение разных точек зрения, многократное умножение очертаний фигур, их деформация, разложение по пересекающимся 'силовым' линиям и плоскостям, резкие контрасты цвета, введение словесных фрагментов (коллажи), как бы выхваченных из потока жизни. В скульптуре (Боччони) иллюзию движения должны были вызвать нагромождения и единонаправленный сдвиг 'обтекаемых' или угловатых объёмов. Ряд фантастических проектов 'городов будущего' оставили архитекторы-футуристы.
Жёсткий механицизм эстетики Ф., политический 'активизм' группы Маринетти (в т. ч. милитаристская и шовинистическая пропаганда) привели в 1913-15 к расколу движения. В 20-е гг. некоторые его участники пришли к апологии фашистского режима, видя в нём воплощение мечты о великом будущем Италии; другие же вообще отказались от принципов Ф.
В России движение Ф. отчётливо проявилось в литературе и представляло собой сложное взаимодействие различных группировок: самой характерной и радикальной - петербургской 'Гилей' (Д. Д. Бурлюк, В. В. Хлебников, Елена Гуро, В. В. Маяковский, В. В. Каменский, А. Е. Кручёных, Б. К. Лившиц; первые издания - сборники 'Садок судей', 1910, 'Пощёчина общественному вкусу', 1913), петербургской 'Ассоциации эгофутуристов' (И. Северянин, К. К. Олимпов и др.; первое издание - 'Пролог эгофутуризма' Северянина, 1911), промежуточных московских объединений 'Мезонин поэзии' (В. Г. Шершеневич, Р. Ивнев, Б. А. Лавренев) и 'Центрифуга' (С. П. Бобров, И. А. Аксенов, Б. Л. Пастернак, Н. Н. Асеев), а также футуристических групп в Одессе, Харькове, Киеве (в т. ч. творчество М. В. Семенко), Тбилиси. Литература Ф. была связана с 'левыми' течениями в изобразительном искусстве (особенно тесными были контакты 'Гилей' с группой М, Ф. Ларионова 'Ослиный хвост' и петербургским 'Союзом молодёжи' ). Сходство идейных и эстетических взглядов поэтов и живописцев новой формации, переплетение их творческих интересов (при этом показательно обращение поэтов к живописи, а живописцев к поэзии), их частые совместные выступления закрепляли название 'Ф.' за 'левыми' течениями в живописи. Однако несмотря на устройство под знаком Ф. целого ряда выставок ('Мишень', 1913, '| 4', 1914, 'Трамвай Б', '0, 10', 1915, и др.), Ф. не выразился в русской живописи ни в итальянском варианте (исключение - отдельные работы К. С. Малевича, Ларионова, Н. С. Гончаровой, О. В. Розановой, П. Н. Филонова, А. В. Лентулова), ни какой-либо другой целостной системой, захватывая как общее понятие широкий круг явлений: 'постсезаннизм' 'Бубнового валета' , декоративный национальный вариант кубизма, поиски, созвучные немецкому экспрессионизму и французскому фовизму или же близкие примитивизму , 'беспредметничеству', дадаизму .
Развиваясь в период между двумя революциями, в атмосфере роста демократических настроений и в то же время духовного разброда в среде интеллигенции, русский Ф. противоречиво сочетал в себе как стихийное неприятие буржуазной действительности, протест против подавления личности современных механистических цивилизацией, так и анархический бунт ради бунта, нигилистическое отрицание всех культурных и нравственных ценностей 'старого мира'. В Ф. соединялись как требование демократизации искусства, презрение к искусству 'элиты', так и крайний индивидуализм, провозглашение абсолютной автономности творчества. Столь же противоречивой была и практика русского Ф. Наряду с программным освоением новейших сфер человеческого опыта, урбанистическими видениями, глобальными масштабами поэтических предчувствий, наряду с воинствующим антиэстетизмом и эпатажем, демонстративным разрушением художественных традиций русские футуристы отдавали дань историко-культурным реминисценциям, фольклорности и архаике, интимизму и чисто лирической эмоциональности. Приняв своё 'видовое имя' от итальянского Ф., русские футуристы, называвшие себя также 'будетлянами' (круг 'Гилеи'), остро ощущали противоположность своих устремлений одноимённому движению в Италии. Русские футуристы, особенно 'гилейцы', настойчиво утверждали самобытность генезиса русских Ф. ('Нам незачем было прививаться извне - мы бросились в будущее от 1905 года' - Хлебников) и его независимость (показательна обструкция, устроенная частью русских футуристов Маринетти во время его приезда в Россию в 1914).
Поэты 'Гилей', ведущей группы русских Ф., отождествили поэтическое слово с вещью, обратили его в знак самодовлеющей физической данности, материал, способный к любой трансформации, к взаимодействию с любой знаковой системой, любой естественной или искусственной структурой. Т. о., поэтическое слово мыслилось ими универсальным 'материальным' средством постижения основ бытия и переустройства реальности. Полагая основным критерием стихотворного текста 'затруднённость' его восприятия, 'гилейцы' следовали в создании поэтической конструкции логике пространственных искусств (прежде всего новейших течений в живописи - кубизма и др.; отсюда их название - 'кубофутуристы'), стремились к семантической 'уплотнённости', к столкновению и взаимопроникновению ассоциативных ходов, пытаясь выразить элементами поэтической речи чисто пластические характеристики - 'плоскость', 'фактуру', 'сдвиг' и т.п. Это вело к поискам 'самовитого слова', т. е. к словообразованию, граничащему с абстракцией, к звукоподражаниям, призванным передать качества зримого мира одной лишь фоникой , к обилию поэтических неологизмов и пренебрежению грамматическими законами, в конечном итоге - к зауми . В контекст поэтических значений втягивалась зримая форма словесного знака (фигурные стихи, графико-словесные композиции, литографированное издание). Отождествление слова с фактом, программная ориентация на современность и антиэстетическая реальность вводили в поэтическую ткань материал, прежде чуждый поэзии, - вульгарную лексику, прозаизмы городского быта, профессиональный жаргон, язык документа, плаката и афиши, приёмы цирка и кинематографа. Погружаясь в стихию фактов и материальных знаков времени, отрицая суверенный характер идеального, накопленного культурной традицией смысла словесного знака, подчиняя постижение явлений формальной перестройке поэзии, 'кубофутуризм' смог только фиксировать, хотя и чутко, внешние приметы надвигающегося исторического перелома, оставаясь лишь отзвуком общественных потрясений эпохи.
Наряду с общей разнородностью ответвлений Ф. в 10-е гг. происходило расслоение и внутри отдельных группировок. Так, внутри 'Гилей' контрастировали социальный пафос Маяковского (не случайно особо отмеченного М. Горьким) и замкнутое в абстракциях словотворчество Кручёных; эгофутуризм со временем оказался представленным творчеством одного Северянина, варьировавшего жеманно-экзотические мотивы ранних 'поэз'.
Политическая позиция русских Ф., обозначившаяся в годы 1-й мировой войны в антивоенных выступлениях Маяковского, Хлебникова, Асеева, ясно проявилась после Октября.
Приняв установление Советской власти, большинство футуристов активно участвовало в её политико-агитационных начинаниях; исключительная роль принадлежит здесь Маяковскому. Однако претензии некоторых футуристов на 'государственное искусство', усилившееся в революционный период нигилистическое отношение к культуре прошлого были осуждены в письме ЦК РКП (б) 'О пролеткультах' (1920) и в записках В. И. Ленина А. В. Луначарскому и М. Н. Покровскому по поводу издания поэмы '150 000 000' Маяковского. Многие поэты, ранее входившие в футуристические группы, объединились в ЛЕФ . В 20-е гг. отдельные тенденции Ф. были восприняты имажинистами и обэриутами. Некоторые крупные поэты, начинавшие как футуристы, на протяжении 20-х гг. отошли от Ф. (Маяковский, Асеев и особенно Пастернак).
Лит.: Тастевен Г., футуризм, М., 1914; Луначарский А. В., Футуристы..., Собр. соч., т. 5, М., 1965: Петрочук О., Футуризм, в сборнике: Модернизм, М., 1973; Clough R. Т., Futurism, N. Y.,1961; Poeti futuristi. A cura di G. Ravegnani, Mil., 1963; Baumgarth Chr., Geschichte des Futurismus, Reinbek i Hamb., 1966; llfuturismo, в кн.: L'arte moderna, v. 13-14, Mil., 1967; Rye J., Futurism, L.,1972; Lucini G. P., Marinetti. Futurismo. Futuristi, Bologna, [1975].
Ф. в России: Ленин В. И., О литературе и искусстве, 4 изд., М., 1969; Луначарский А. В., Собр. соч., т. 2, М., 1964, т. 7, М., 1967; Горький М., О футуризме, 'Журнал журналов', 1915, | 1; Чуковский К., Футуристы, П., 1922; Горлов Н., Футуризм и революция..., М., 1924; Кручёных А., 15 лет русского футуризма, М., 1928; Литературные манифесты..., 2 изд., М., 1929; Манифесты и программы русских футуристов, hrsg. von V. Markov, Munch., 1967; Тимофеева В. В., Поэтические течения в русской поэзии 1910-х гг., в кн.: История русской поэзии, т. 2, Л., 1969; Bowra С. М,, The creative experiment, L., 1949; Tschizewskij D., Anfange des russischen Futurismus, Wiesbaden. 1963; Baumgarth С h., Geschichte des Futurismus, Bd 2, Hamb., 1966; Markov V., Russian futurism: a history, [L., 1969].
Е. Ю. Сапрыкина (Ф. в итал. литературе), В. А. Марков.