(от греч. koikos - весёлый, смешной, от komos - веселая ватага ряженых на сельском празднестве Диониса в Древней Греции), смешное. Начиная с Аристотеля, существует огромная литература о К., его сущности и источнике; исключительная трудность его исчерпывающего объяснения обусловлена, во-первых, универсальностью К. (всё на свете можно рассматривать 'серьёзно' и 'комически'), а во-вторых, его необычайной динамичностью, его 'природой Протея' (Жан Поль Рихтер), игровой способностью скрываться под любой личиной. К. часто противопоставляли трагическому (Аристотель, Ф. Шиллер, Ф. В. Шеллинг), возвышенному (Жан Поль Рихтер), совершенному (М. Мендельсон ) , серьёзному (Ф. Шлегель , И. Фолькельт ) , трогательному ( Новалис ) , но достаточно известны трагикомический и высокий (т. е. возвышенный), серьёзный и трогательный (особенно в юморе ) виды смешного. Сущность К. усматривали в 'безобразном' (Платон), в 'самоуничтожении безобразного' (немецкий эстетик-гегельянец К. Розенкранц), в разрешении чего-то важного в 'ничто' (И. Кант), но чаще всего определяли формально, видя ее в несообразности, несоответствии (между действием и результатом, целью и средствами, понятием и объектом, и т.д.), а также в неожиданности (Ч. Дарвин); однако существует и К. 'соответствия', и нередко впечатляет как раз К. 'оправдавшегося ожидания' (суждения признанного комика, 'шута', в его устах сугубо смешны). Мало удовлетворяя в роли универсальных формул, разные эстетические концепции К., однако, довольно метко определяли существо той или иной разновидности К., а через нее и некую грань К. в целом, т.к. 'протеистичность' К. и сказывается в непринужденном переходе его форм друг в друга.
Общую природу К. легче уловить, обратившись сперва в духе этимологии слова к известному у всех народов с незапамятных времён игровому, празднично весёлому (нередко с участием ряженых), коллективно самодеятельному народному смеху, например в карнавальных играх. Это смех от радостной беспечности избытка сил и свободы духа - в противовес гнетущим заботам и нужде предыдущих и предстоящих будней, повседневной серьёзности и вместе с тем смех возрождающий (в средние века его называли risus paschalis, 'пасхальный смех' - после длительных лишений и запретов великого поста). К этому 'воскрешающему' смеху ('рекреационному', восстанавливающему силы) - как в школе во время перемены (рекреации) между двумя уроками, - когда в свои права вступает игровая фантазия, применимо из общих определений К.: 'фантазирование... рассудка которому предоставлена полная свобода' (Jean Paul's Sammtliche Werke Bd 49 В. 1827 Tl 1, S. 161). На карнавальной площади, как и в частном доме за пиршественным столом, всегда и везде где миром правит игровой смех 'комоса', воцаряется двузначная атмосфера действительности, преломленной сквозь призму изобретательной фантазии: богатый на выдумки 'играющий человек' как бы подвизается в роли изобретательного 'творческого человека'. Все элементы смешного образа при этом взяты из жизни, у реального предмета (лица), но их соотношения, расположение, масштабы и акценты ('композиция' предмета) преображены творческой фантазией; один из источников наслаждения от К. - это наше 'узнаванием предмета под преображенной до неузнаваемого, например, в шарже, карикатуре, маской; сотворчество зрителей и слушателей. По содержанию смех универсальный и амбивалентный (двузначный - фамильярное сочетание в тоне смеха восхваления и поношения, хулы и хвалы) - это и смех синкретический как по месту действия - без 'рампы', отделяющей в театре мир К. от реального мира зрителей, так и по исполнению - часто слияние в весельчаке автора, актёра и зрителя, например средневековый шут, древнерусский скоморох, комик в быту, который, импровизируя, потешается и над собой, и над слушателями, над своей натурой как над их натурой, откровенно (в состоянии 'свободы духа') представленной. В празднично игровом, глубоко объективном по своей природе смехе как бы сама жизнь празднует и играет, а участники игры - лишь более или менее сознательные органы её. Высшие образцы этого (извечного, а по истокам -фольклорного) 'собственно комического' в искусстве - это насквозь игровой образ Фальстафа у Шекспира, а также роман 'Гаргантюа и Пантагрюэль' Ф. Рабле.
В синкретическом смехе потенциально или в зачаточном виде заложены многие виды К., обособляющиеся затем в ходе развития культуры. Это, прежде всего ирония и юмор, противоположные по 'правилам игры', по характеру личины. В иронии смешное скрывается под маской серьёзности, с преобладанием отрицательного (насмешливого) отношения к предмету; в юморе -серьёзное под маской смешного, обычное преобладанием положительного ('смеющегося') отношения. Среди всех видов К. юмор отмечен в принципе миросозерцательным характером и сложностью тона в оценке жизни. В юморе 'диалектика фантазии' приоткрывает за ничтожным - великое, за безумием - мудрость, за смешным - грустное ('незримые миру слёзы', по словам Н. В. Гоголя). Притча о юморе гласит, что радость и горе встретились ночью в лесу и, не узнав друг друга, вступили в брачный союз, от которого родился юмор (М. Лацарус ) . Напротив, обличительный смех сатиры , предметом которого служат пороки, отличается вполне определенным (отрицательным, изобличающим) тоном оценки. Начиная с античности (Ювенал) существует, впрочем, и не комическая сатира, воодушевляемая одним негодованием. Но именно великим сатирикам (Дж. Свифт, М. Е. Салтыков-Щедрин) нередко свойственно перемежать серьёзное (социально значительное) с алогично забавным, абсурдным, как бы шутливо незначительным (персонаж с 'фаршированной головой' у Салтыкова-Щедрина) - компенсаторная (восстанавливающая бодрость) функция смеха, в которой наглядно сказывается генетическая связь сатиры с собственно К.
По значению (уровню, глубине К.), таким образом, различаются высокие виды К. (величайший образец в литературе - Дон Кихот Сервантеса, смех над наиболее высоким в человеке) и всего лишь забавные, шутливые виды (каламбур, реализованные метафоры, дружеские шаржи и т.п.); к забавно К. применимо определение смешного у Аристотеля: '-ошибка и безобразие, никому не причиняющие страдания и ни для кого не пагубные' (Об искусстве поэзии, М., 1957, с. 53). Для К. обычно важна чувственно наглядная природа конкретного предмета, игра на утрировке величины элементов ( карикатура , от итал. caricare - преувеличивать, утрировать), на фантастических сочетаниях ( гротеск ); но наряду с этим остроумие (острота), вырастая из сравнения, строится также на сближении далёких, более или менее отвлечённых понятий; остроумие - это 'играющее суждение' (К. Фишер ), 'ряженый поп, брачующий любую пару' (Жан Поль Рихтер) вопреки воле 'родственников' и общепринятым представлениям; комический эффект при этом как бы играет роль доказательства. По характеру эмоций, сопровождающих К., и их культурному уровню различают смех презрительный, любовный, трогательный, жестокий (едкий и 'терзающий', или саркастический, - см. Сарказм ), трагикомический, утонченный, грубый, здоровый (естественный), больной и т.д. Весьма важно также духовное состояние 'комика': смех сознательный, когда человек владеет процессом К., и, напротив, когда им играют внешние обстоятельства, жизнь (ставя в 'смешное положение') или бессознательное играет им, как простым орудием, невольно 'разоблачая' его ('автоматизм К.', по А. Бергсону ) .
Ещё Аристотель отметил, что смеяться свойственно только человеку (у некоторых высших видов животных, у человекоподобных обезьян и собак, наблюдаются зачаточные формы беззвучного смеха). Велико антропологическое значение К.; по словам И. В. Гете, ни в чем так не обнаруживается характер людей, как в том, что они находят смешным. Истина это равно применима к отдельным индивидам, целым обществам и эпохам (то, что не кажется смешным одной культурно-исторической среде, начиная с обычаев, одежды, занятий, обрядов, форм развлечений и т.п., вызывает смех у другой, и наоборот), а также к национальному характеру, как это обнаруживается и в искусстве (роль юмора, особенно эксцентрического, в английской, остроумия во французской литературе, сарказма в испанском искусстве: сатира Ф. Кеведо, графика Ф. Гойи). Величайшим объективным источником К. является, сохраняя при этом 'игровой' характер, история человеческого общества, смена отживших социальных форм новыми. Старый строй общества - это '-лишь комедиант миропорядка, действительные герои которого уже умерли- Последний фазис всемирно-исторической формы есть ее комедия- Почему таков ход истории- Это нужно для того, чтобы человечество весело расставалось со своим прошлым' (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 1, с. 418). С полным правом можно говорить о 'геркулесовой работе смеха' (М. Бахтин) в истории культуры по 'очищению земли', по исцелению, освобождению человеческого сознания от всякого рода 'чудищ' - ложных страхов, навязанных культов, отживших авторитетов и кумиров, - о духовно-терапевтической роли К. в быту и в искусстве.
Единственный предмет К. - это человек (и человекоподобное в зверях, птицах и т.д.). К. поэтому чуждо архитектуре, а др. искусствам свойственно в разной мере. Наиболее благоприятна для универсальной природы К. художественная литература, где на К. основан один из главных и наиболее игровой вид драмы - комедия .
Лит.: Чернышевский Н. Г., Возвышенное и комическое, Полн. собр. соч. т.2, М., 1949; Бергсон А., Смех в жизни и на сцене, пер. с франц., СПБ, 1900; Саккетти Л., Эстетика в общедоступном изложении, т.2, П., 1917, гл. 12-13; Сретенский Н. Н, Историческое введение в поэтику комического, ч. 1, Ростов н/Д., 1926; Бахтин М. М., Творчество Ф. Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса, М., 1965; Пинский Л. Е., Комедии и комическое у Шекспира, в кн.: Шекспировский сборник, М., 1967; Борев Ю. Б., Комическое, М., 1970; Richter 1 . P., Vorschule der Asthetik, Hamb., 1804: Lipps Th., Komik und Humor, 2 Aufl., Lpz., 1922; Junger F. G., Uber das Komische, 3 Aufl., Fr/M., 1948: Aubouin E., Les genres du risible, Marseille, 1948: Plessner H., Lachen und Weinen, [2 Aufl.], Bern, [1950].
Л. Е. Пинский.