Значение ЭПШТЕЙН АЛОИЗ, ВРАЧ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона

(Epstein) — австрийский врач. Род. в 1849 г., изучал медицину в Праге и в 1880 г. сделался приват-доцентом по детским болезням в пражском университете. Напечатал: "Beitrag zur Kenntniss des systolischen Sch?delger?usches der Kinder" (Прага, 1879); "Ueber die Gelbsucht bei neugeborenen Kindern" (Лпц., 1880); "Studien zur Frage der Findel. Отец его, принадлежавший к одной из бюргерских фамилий городка Гуды (в южной Голландии), увлекся в юности одной девушкой, которая отвечала ему взаимностью. Родители, предопределившие сына к духовной карьере, решительно воспротивились вступлению его в брак. Влюбленные, тем не менее, сблизились и плодом их связи был сын, которому родители дали имя Гергард, т. е. желанный, — имя, из которого, путем обычной в ту пору латинизации и грецизации, был впоследствии образован его двойной литературный псевдоним Desiderius Erasmus, заставивший забыть его настоящее имя (фамильное имя его было Pra?t). Первоначальное образование он получил сначала в местной элементарной школе; оттуда перешел в Девентер, где поступил в одну из основанных "общежительными братствами" школ, в программы которых входило изучение древних классиков. Ему было 13 лет, когда умерли его родители. Некоторая робость, граничившая подчас с трусостью, а также известная доля скрытности — эти немало повредившие ему в жизни черты его характера объясняются, в значительной степени, ранним его сиротством, усугубленным, вдобавок, незаконнорожденностью, которая в глазах тогдашнего общества налагала на ребенка печать позора. Последнее обстоятельство имело и другое, более реальное значение: оно заранее закрывало ему всякую общественную карьеру, от мира, где он являлся изгоем, юноше оставалось лишь удалиться в монастырь; после некоторых колебаний он это и сделал. Э. и без того не чувствовал особого влечения к монастырской жизни; теперь, став лицом к лицу со всеми темными сторонами, которыми характеризовался монашеский быт того времени, он проникся искренним и глубоким отвращением к последнему. Те язвительный стрелы, которые градом сыплются по адресу монахов в позднейших сатирических произведениях Э., представляют собой в значительной мере отголосок тех дум и чувств, которые были им пережиты во время его невольного пребывания в постылых монастырских стенах. Несколько лет, проведенных Э. в монастыре, не пропали, однако, для него даром. Монастырская жизнь оставляла любознательному монаху много свободного времени, которое он мог употребить на чтение любимых им классических авторов и на усовершенствование свое в латинском и греческом языках. Успехам, которых ему удалось достигнуть в этой области, Э. был обязан возможностью вырваться на простор из-под душивших его монастырских сводов. Даровитый молодой монах, обративший на себя внимание выдающимися познаниями, блестящим умом и необыкновенным искусством владеть изящной латинской речью, скоро нашел себе влиятельных меценатов. Благодаря последним, Э. мог оставить монастырь, дать простор своим давнишним влечениям к гуманистической науке и побывать во всех главных центрах тогдашнего гуманизма. Прежде всего он попал в Камбрэ, потом в Париж; последний был в ту пору гораздо более центром схоластической учености, чем гуманистической образованности, которая только что начинала здесь вить себе гнездо. Как бы то ни было, здесь Э. издал свое первое крупное сочинение — "Adagia", сборник изречений и анекдотов, извлеченных из различных античных писателей. Эта книга сделала имя Э. известным в гуманистических кругах всей Европы. После нескольких лет пребывания во Франции, Э. совершил путешествие в Англию, где его встретили с радушным гостеприимством и почетом, как известного гуманиста. Он сдружился здесь со многими гуманистами, в особенности с Томасом Мором, автором "Утопии". Возвратившись из Англии в 1499 г., Э. ведет некоторое время кочевую жизнь; мы его встречаем последовательно в Париже, Орлеане, Лувене, Роттердаме. После нового путешествия в Англию, в 1505— 1506 г., Э. получил, наконец, возможность побывать в Италии, куда давно влекло его гуманистическую душу. Здесь, на родине гуманизма уже увенчанный славой Э. встретил почетный, местами восторженный прием. Туринский университет поднес ему диплом на звание почетного доктора богословия; папа, в знак особого своего благоволения к Э., дал ему разрешение вести образ жизни и одеваться сообразно обычаям каждой страны, где ему приходилось жить. После двух лет пребывания в Италии, или, вернее, — путешествия по Италии, потому что мы видим Э. последовательно в Турине, в Болонье, во Флоренции, в Венеции, в Падуе, в Риме, — Э. отправился в третий раз в Англию, куда его настоятельно приглашали его тамошние друзья и где незадолго перед тем вступил на престол большой его почитатель, Генрих VIII. Во время этого путешествия была, по словам самого Э., написана им знаменитая сатира "Похвала Глупости". Оксфордский и кембриджский университеты предложили Э. профессуру. Э. остановил свой выбор на Кембридже, где "канцлером университета" был один из его близких знакомых, епископ Фишер. Здесь Э. в течение нескольких лет преподавал греческий язык, в качестве одного из редких в ту пору знатоков этого языка, и читал богословские курсы, в основу которых им был положен подлинный текст Нового Завета и отцов церкви. Это было большим новшеством в ту пору, так как большинство богословов тогдашнего времени продолжало следовать в своих курсах средневековому, схоластическому методу, который сводил всю богословскую науку к изучению трактатов Дунса Скота, Фомы Аквинского и еще нескольких излюбленных средневековых авторитетов. Совершенно игнорировались при этом не только сочинения отцов церкви первых веков христианства, но и само Св. Писание, которое вдобавок "докторам богословия было известно лишь по плохому латинскому переводу, получившему церковную санкцию под именем вульгаты. Характеристик этих адептов схоластического богословия Э. посвятил несколько страниц в своей "Похвале Глупости". "Они до такой степени поглощены своим усладительным вздором, что, проводя за ним дни и ночи, не находят уже ни минуты времени для того, чтобы хоть раз перелистывать Евангелие или Послания ап. Павла. Но, занимаясь своим ученым вздором, они вполне уверены, что на их силлогизмах так же держится вселенская церковь, как небо — на плечах Атласа, и что без них церковь не продержалась бы и минуты". Как ни прочно, по-видимому, основался Э. в Англии, но прошло четыре года — и его снова потянуло в другие места. Он ссылался на неприветливый и нездоровый климат Англии, но тут сказалась, быть может, в гораздо большей степени приобретенная всей предыдущей кочевой жизнью привычка к частой перемене места. В 1513 г. Э. отправился в Германию. Два года, проведенные им здесь, были двумя годами нового путешествия по всей Германии, вплоть до Базеля. Но скоро его потянуло в Англию, куда он снова отправился в 1515 г. В следующем году он опять перекочевал на континент, и уже навсегда. На этот раз Э. нашел себе могущественного мецената в лице Карла Испанского (будущего императора Карла V). Последний пожаловал ему чин "королевского советника", не связанный ни с какими реальными функциями, ни даже с обязанностью пребывания при дворе, но дававший жалованье в 400 флоринов. Это создало для Э. вполне обеспеченное положение, избавлявшее его от всяких материальных забот, и предоставило возможность всецело отдаться своей страсти к научным занятиям. С этих пор, действительно, научная и литературная продуктивность Э. усугубляется. Новое назначение, отнюдь, однако, не заставило Э. отказаться от своей непоседливости; мы его встречаем в Брюсселе, в Лувене, в Антверпене, во Фрейбурге, в Базеле. Лишь в последние годы своей жизни он окончательно утвердил свою оседлость в последнем из названных городов, где и окончил дни свои; он умер в ночь с 11 на 12 июля 1536 г. Э. принадлежит к старшему поколению германских гуманистов, поколению "рейхлиновскому", хотя и к числу младших представителей последнего (он был на 12 лет моложе Рейхлина); но по характеру своей литературной деятельности, по её сатирическому оттенку, он уже в значительной степени примыкает к гуманистам младшего, "гуттеновского" поколения. Впрочем, Э. нельзя отнести вполне ни к какой определенной группе гуманистов: он был "человек сам по себе", как характеризует его кто-то в "Письмах темных людей" (см. Гуттен). Э., действительно, представляет собой особую, самостоятельную и вполне индивидуальную величину в среде германского гуманизма. Начать с того, что Э. даже не был в строгом смысле германским гуманистом; его скорее можно назвать гуманистом европейским, международными. Германец по своей принадлежности к империи, голландец по крови и по месту рождения, Э. менее всего был похож на голландца по своему подвижному, живому, сангвиническому темпераменту, и, может быть, именно потому так скоро отбился от своей родины, к которой никогда не обнаруживал никакого особенного влечения. Германия, с которой его связывало подданство "императору", и в которой он провел большую часть своей скитальческой жизни, не сделалась для него второй родиной; немецкий патриотизм, которым было одушевлено большинство германских гуманистов, остался совершенно чужд Э., как и вообще всякий патриотизм. Германия была в его глазах его родиной не более, чем Франция, где он провел несколько лучших лет своей жизни. Сам Э. относился вполне безразлично к своей национальности. "Меня называют батавом, — говорит он в одном из своих писем; — но лично я в этом не вполне уверен; очень может быть, что я голландец, но не надо забывать, что я родился в той части Голландии, которая гораздо ближе к Франции, чем к Германии". В другом месте он выражается о себе не менее характерным образом: "Я вовсе не хочу утверждать, что я — француз, но не нахожу нужным и отрицать этого". Можно сказать, что настоящей духовной родиной Э. был античный мир, где он чувствовал себя, действительно, как дома. Настоящим родным языком был для него латинский язык, которым он владел с легкостью античного римлянина; находили, что по-латыни он говорил гораздо лучше, чем на своем родном голландском наречии и на языках немецк. и французском. Характерно и то, что под конец жизни Э., после долгих скитаний по свету, избрал местом постоянной оседлости имперский город Базель, имевший, по своему географическому и политическому положению и по составу своего населения, международный, космополитический характер. Совершенно особое место занимает Э. в истории германского гуманизма также и по тому небывало почетному и влиятельному положению в обществе, какое — впервые в европейской истории — получил в его лице человек науки и литературы. До Э. история не знает ни одного подобного явления, да такого и не могло быть ранее распространения книгопечатания, давшего в руки людям мысли небывало мощное орудие влияния. После Э., за все продолжение новой истории, можно указать лишь один аналогичный факт: то совершенно исключительное положение, которое выпало на долю Вольтера в апогее его литературной славы, во второй половине XVIII в. "От Англии до Италии — говорит один современник Э., — и от Польши до Венгрии гремела его слава". Могущественнейшие государи тогдашней Европы, Генрих VIII Английский, Франциск I Французский, папы, кардиналы, прелаты, государственные люди и самые известные ученые считали за честь находиться с ним в переписке. Папская курия предлагала ему кардинальство; баварское правительство высказывало готовность назначить ему крупную пенсию за то только, чтобы он избрал Нюрнберг местом своего постоянного жительства. Во время поездок Э. некоторые города устраивали ему торжественные встречи, как государю. Его называли "оракулом Европы", к нему обращались за советами не только люди науки — по различным научным и философским вопросам но и государственные люди, даже государи — по различным вопросам политическим. Как гуманист, Э. всего ближе примыкает к Рейхлину: и тот, и другой являются выдающимися носителями того научного духа, духа исследования и точного знания, который составляет одну из наиболее существенных черт в характеристике гуманизма вообще. Подобно Рейхлину, он много работал над собиранием рукописей классических авторов и над критическим изданием их сочинений. Наряду с Рейхлином, Э. был одним из немногих в то время знатоков греческого языка и литературы. Об авторитете, которым пользовался Э. в области греческой филологии, можно судить, например, по тому факту, что его мнением относительно способа произношения некоторых гласных греческой азбуки (эты и дифтонгов) получило всеобщее признание как в Германии, так и в некоторых других странах, наперекор укоренившейся традиции, поддерживавшейся авторитетом учителей-греков. Э. также впервые применил в широком масштабе научные приёмы работы в области богословия. Его критические издания Нового Завета и отцов церкви положили основание научному богословию на Западе, вместо господствовавшей до тех пор схоластики. В частности, Э. в значительной степени подготовил почву для протестантского богословия, не только своими изданиями богословских текстов, но отчасти также и некоторыми из своих богословских идей (например, своим учением о свободе воли). Таким образом, Э., который, в особенности в позднейшую пору своей жизни, настойчиво открещивался от всякой солидарности как с Лютером, так и с другими церковными реформаторами, оказался, наперекор своему желанию, в роли одного из родоначальников протестантской догматики. В этом. пункте литературно-научная деятельность Э. соприкасается положительным образом с реформационным движением; но она соприкасается с последним также — и, быть может, в большей еще степени — и отрицательным образом, поскольку в своих сатирических произведениях Э. выступает изобличителем различных отрицательных сторон современной ему церковной действительности в католическом мире. Из сатирических произведений Э., благодаря которым научно-литературная деятельность его получила широкое общественное значение и обусловила его выдающееся место не только в истории литературы, но и во всеобщей истории, особенно выдающееся значение имеет "Похвала Глупости" ("Mori?-Encomium, sive Stultiti? Laus"). Это небольшое сочинение написано было Э., — по его собственным словам, от нечего делать — во время продолжительного, при тогдашних путях сообщения, переезда его из Италии в Англию в 1509 г. Сам Э. смотрел на это свое произведение, как на литературную безделку, — но своей литературной знаменитостью и своим местом в истории он обязан этой безделке во всяком случае не в меньшей степени, чем своим многотомным ученым трудам. Большая часть последних, сослужив в свое время службу, давным-давно опочили в книгохранилищах, под толстым слоем вековой пыли, в то время Бак "Похвала Глупости" продолжает до сих пор читаться, сравнительно немногими в латинском подлиннике, но, можно сказать, всеми в переводах, имеющихся в настоящую пору на всех европейских языках (в том числе и на русском), и тысячи образованных людей продолжают зачитываться этой гениальной шуткой остроумнейшего из ученых и ученейшего из остроумных людей, каких только знает история всемирной литературы. Со времени появления печатного станка это был первый случай поистине колоссального успеха печатного произведения. Напечатанная в первый раз в Париже в 1509 г., сатира Э. выдержала в несколько месяцев до семи изданий; всего при жизни Э. она была переиздана в разных местах не менее 40 раз. Изданный в 1898 г. дирекцией университетской библиотеки в Генте (Бельгия) "предварительный" и, следовательно, подлежащий дополнению список изданий сочинений Э. насчитывает для "Похвалы Глупости" более двухсот изданий (считая в том числе и переводы). Этот беспримерный успех объясняется многими обстоятельствами, между которыми громкое уже и тогда имя автора играло не последнюю роль; но главные его условия лежали в самом произведении, в удачном замысле и его блестящем выполнении. Э. пришла удачная мысль — взглянуть на окружающую его современную действительность, а также на все человечество, на весь мир с точки зрения глупости. Эта точка зрения, исходившая из такого общечеловеческого, присущего "всем временам и народам" свойства, как глупость, дала автору возможность, затрагивая массу животрепещущих вопросов современности, в то же время придать своим наблюдениям над окружающей действительностью характер всеобщности и принципиальности, осветить частное и единичное, случайное и временное с точки зрения всеобщего, постоянного, закономерного, нарисовать сатирический портрет всего человечества. Этот общечеловеческий характер, являясь одной из привлекательных сторон произведения Э., для современных автору читателей, в то же время предохранил его от забвения в будущем. Благодаря именно ему, "Похвала Глупости" заняла место в ряду нестареющих произведений человеческого слова — не в силу художественной красоты формы, а вследствие присутствия того общечеловеческого элемента, который делает его понятным и интересным для всякого человека, к какому бы времени, к какой бы нации, к какому бы слою общества он ни принадлежал. Читая сатиру Э., иногда невольно забываешь, что она написана четыреста лет тому назад, до такой степени она свежа, жизненна и современна. Господствующий тон сатиры Э. — юмористический, а не саркастический. Смех Э. проникнут по большей части благодушным юмором, часто тонкой иронией, почти никогда — бичующим сарказмом. В сатирике чувствуется не столько негодующий моралист с нахмуренным челом и пессимистическим взглядом на окружающие, сколько жизнерадостный гуманист, взирающий на жизнь с оптимистическим благодушием и в отрицательных её сторонах видящий преимущественно предлог для того, чтобы от души посмеяться и побалагурить. По форме своей "Похвала Глупости" представляет собой пародию на панегирик — форму, в то время пользовавшуюся большой популярностью; оригинальным является здесь лишь то, что панегирик в данном случае произносится не от лица автора или другого постороннего оратора, а влагается в уста самой олицетворенной глупости.Литература. Полное собрание сочинений Эразма было издано лишь дважды: в первый раз в Базеле в 1540 г., в девяти томах (фолиантах), в последний раз — в Лувене, в 1703—1706 гг., в десяти томах (также фолиантах). Отдельный сочинения Э. издавались все много раз, некоторые сто раз и более; наиболее полный список всех изданий (как в подлинниках, так и в переводах на различные языки) издан дирекцией университетской библиотеки в Генте, в 1893 г., под загл. "Bibliotheca Erasmiana". На русский язык из всех сочинений Э. переведена только "Похвала Глупости": впервые — проф. Кирпичниковым (сокращенный перев., М., 1883), и вторично (полный перевод) — проф. Ардашевым (Юрьев, 1902; то же, второе издание, исправленное, Юрьев, 1903). Литература об Э. до крайности обширна: подробные указания на нее можно найти в указанной "Bibliotheca Erasmiana". Важнейшие из новейших работ, посвященных Э.: Stichart, "Erasmus von Rotterdam, seine Stellung zur Kirche und zu den kirchlichen Bewegungen seiner Zeit" (Лпц., 1872); Durand de Laur, "Erasme, pr?curseur et initiateur de l'esprit moderne" (П., 1872); Drum?d, "Erasmus, his life and character, as shown in his correspondence and works" (1873); Gaston Feug?re, "Erasme, ?tude sur sa vie et ses ouvrages" (П., 1874); A. Richter "Erasmus-Studien" (Дрезден, 1891); T?gel, "Die p?dagogischen Anschauungen des Erasmus in ihrer psycholog. Begr?ndung" (Дрезден, 1896); F. Lezius, "Zur Charakteristik des relig. Standpunktes des Erasmus" (1895); Nolhac, "Erasme en Italie, ?tude sur un ?pisode de la renaissance, suivie de douze lettres m?dites d'Erasme" (2-е изд., П., 1897). На русском языке есть об Э. статьи проф. Петрова (в его "Очерках из всемирной истории", вышедших недавно вторым изданием) и А. Г. Преображенского, "Э., как сатирик" (в "отечественных Записках", июль и август, 1879). Биографические и историко-литературные сведения об Э. можно найти в третьем томе "Всеобщей истории литературы" под ред. Корша (статья проф. Кирпичникова) и более кратко — в первом томе "История Зап. Европы в новое время", проф. Кареева.П. Ардашев.