Значение РОССИЯ. РУССКАЯ НАУКА: СЛАВИСТИКА в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона

Славистика в смысле научного изучения истории литературы, языка и этнографии славян возникла в России только в начале XIX в., в связи с развитием международных сношений и с усилением интереса к древнерусскому языку и литературе. Русские путешественники и офицеры армии Суворова и эскадры Чичагова, приходя в соприкосновение с различными славянскими племенами Австрии и Черногории, поражались близостью их наречий к русскому языку и сходством их быта с бытом русских крестьян; с другой стороны, исследователям нашей старины приходилось сталкиваться с церковно-славянскими памятниками южных славян. Уже в самом начале XIX в. И. Тургенев и П. С. Кайсаров, автор первой "Славянской мифологии", совершили путешествие по славянским землям с научной целью; в 1809 г. вышло "Путешествие в Молдавию, Валахию и Сербию" Д. Н. Бантыша-Каменского, в 1810 г. — "От Триеста до Петербурга" Броневского, проникнутая горячими симпатиями к славянству. В 1813 г. А. С. Шишков, попав в Прагу, увлекся "богемскими" книгами и с тех пор стал усердным покровителем так называемого славянофильского направления русской славистики. Сделавшись в 1824 г. министром народного просвещения и будучи с 1813 г. президентом Российской академии, Шишков сделал очень много для утверждения в России постоянного изучения славянства. Другое направление славистики связано с именем канцлера графа Н. П. Румянцева, который, приступив с 1811 г. к изданию государственных грамот, до такой степени увлекся древнерусской письменностью, что на свои средства снаряжал "археологические экскурсии", издал множество важных памятников и окружил себя ученой молодежью. Первое место среди этого кружка принадлежит К. Ф. Калайдовичу, который своим трудом "Иоанн, ексарх болгарский. Исследование, объясняющее историю словенского языка и литературы IX — Х столетий" (1824) положил начало историко-литературному направлению русской славистики. Позже в кружок Румянцева вступил А. Х. Востоков, который уже в 1820 г. выпустил свое "Рассуждение о славянском языке", послужившее исходной точкой для другого, лингвистического направления славистики. Посредником между кружком Румянцева и А. С. Шишковым, с одной стороны, и западным славянством — с другой, явился П. И. Кеппен, который во время путешествия по Австрии и Венгрии (1822—1824) завязал личные связи с Добровским, Конитаром, Шафариком и Ганкой. Знаменитый Вук Караджич приезжал в Россию (1819) и получил от Румянцева поручение "объехать (в поисках за рукописями) все области славянского поколения". По возвращении из-за границы Кеппен начал изд. "Библиографических листов" (1824—26), в которых при участии польских, чешских и сербских ученых было обращено усиленное внимание на литературу всех "словенских народов". Благодаря тому же Кеппену сношения русской науки (Шишкова, Румянцева и Востокова) с западным славянством приняли такой постоянный характер, что Шишков задумал (1826) учредить славянские кафедры во всех русских университетах "для расширения изучения славянства в Р.". В Московском университете "кафедра славянской словесности" существовала уже с 1811 г. благодаря М. Т. Каченовскому, который с 1805 г. неустанно пропагандировал в "Вестн. Европы" необходимость изучения славистики для русской науки; но, занятая эстетиком М. Г. Гавриловым, который ограничивался восторженным чтением славянской псалтыри, эта кафедра не имела никакого значения для науки. Поэтому Шишков вздумал обратиться за научными силами на Запад и пригласить в проф.а Ганку, Челаковского и Шафарика; но учрежденный имп. Николаем I "комитет устройства учебных заведений" высказался (1827) за приготовление специалистов из русских ученых. С уходом А. С. Шишкова из министерства (1828) его проект был оставлен. Тогда Шишков задумал учредить при Российской академии "Славенскую библиотеку" и в библиотекари пригласить тех же Ганку и других. Этот проект Шишкова был утвержден государем, но почему-то дело все-таки замялось. Тем не менее, интерес к славянству, поддержанный "Московским телеграфом" и "Московским вестником", продолжал расти. В 1835 г. Уваров учредил во всех русских университетах кафедры истории и литературы славянских наречий. В Москве ее занял Каченовский (до 1842 г.). Университетам было предложено отправить в славянские земли молодых людей, которые по возвращении должны были сделаться первыми проф.ами славистики в России. Это были О. М. Бодянский (от Москвы), написавший ценное до сих пор сочинение "О времени происхождения славянских письмен" (1855), П. И. Прейс (от Санкт-Петербурга), замечательный, но рано погибший ученый, включивший впервые в круг своего изучения литовский язык, И. И. Срезневский (от Харькова), лекции которого носили первое время яркую славянофильскую окраску и привлекали толпы слушателей (с середины 40-х годов он перешел в СПб. унив., где и оставался до самой смерти в 1879 г.), и, наконец, В. И. Григорович (от Казани), первый пробравшийся в турецкую Болгарию и вывезший оттуда множество драгоценных рукописей (напр. Мариинское Евангелие). Это первое поколение русских славистов охватило в своих лекциях все отрасли славистики, принесло с собой практическое знание славянских наречий и этнографии и воспитало, оставаясь на своих кафедрах до конца 70-х годов (только Прейс умер в 1844 г.), целый ряд замечательных ученых — А. Ф. Гильфердинга, А. А. Майкова, А. А. Котляревского, Н. А. и П. А. Лавровских, В. И. Ламанского. Т. Флоринского и других. Как ни широко было поставлено изучение славянства в трудах всех этих ученых, на судьбах русской славистики ярко отразилось ее двойственное происхождение. Круг изучаемых ею вопросов ограничивался по большей части или тем, что имеет прямое отношение к древнерусской письменности, или тем, что более или менее связано со славянофильскими тенденциями. К первой группе вопросов можно причислить вопрос об относительной древности двух славянских азбук, деятельности славянских первоучителей, истории первоначального текста богослужебных книг и т. п., ко второй — славянское возрождение в начале XIX в., деятельность Гуса и гуситов, подлинность Краледворской рукописи и т. д. Цельных обзоров отдельных отраслей славистики у нас почти нет, да и тому, что есть, мы обязаны главным образом проф.ской деятельности наших славистов. Цельные обзоры по истории Чехии, Сербии и Болгарии представляют курсы А. Гильфердинга, а также книга Первольфа "Славяне, их взаимные отношения и связи". Славянскому языкознанию посвящены "Сравнительная грамматика" Шерцля (не окончена) и курс проф. Т. Флоринского (1894—1896). По истории славянских литератур мы имеем известную книгу А. Н. Пыпина и В. Д. Спасовича (2 изд., 1879—1881). "Поэтическим воззрениям славян на природу" (т. е. славянской мифологии) посвящен огромный труд Афанасьева, но автор увлекается "природной" мифологией и доверяет чешским фальсификатам. Наиболее полно собран материал (итогов еще никто не подвел) по вопросу о характере первоначальных южно-славянских переводов священных книг. Вслед за составителями знаменитого "Описания славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки" (1855), Горским и Невоструевым, пошли исследователи текста Евангелия — арх. Анфилохий (Галичское Евангелие 1144 г., 1882—83), В. Ягич, южно-славянский ученый, читавший в начале 80-х годов лекции в СПб. университете, редактор известного журнала "Archiv f?r slavische Philologie" (с 1875 г.) и автор множества важных трудов по разным отраслям славистики ("Мариинское Евангелие", 1884) и Г. Воскресенский ("Характерные черты... Евангелия от Марка", 1896). Кроме текста Евангелия, подверглись специальному исследованию Апостол (Г. Воскресенский. 1879), Псалтырь (арх. Амфилохий. 1877—79, В. Срезневский, 1877, В. Ягич, 1884), Символ Веры (А. Гезен, 1884), Служебные Минеи (Ягич, 1886), а из Ветхого Завета книга Иисуса Навина (В. Лебедев, 1890), книга Бытия (А. Михайлов, 1894) и книга пророка Исайи (И. Евсеев, 1897). Некоторые из названных исследователей преследуют только цели богословские, а потому их труды оставляют в тени важные стороны предмета. Из отдельных славянских земель Польша стала привлекать внимание русских ученых сравнительно поздно, и язык в русской науке изучался мало. Есть работы Бодуэна де Куртенэ (1870) и К. Аппеля (1880) о древнепольском языке, статьи К. А. Аппеля (1879) и И. Лося (1891) о польских диалектах да несколько учебных грамматик, из которых лучшая принадлежит Р. Брандту (1895). По истории польской литературы (кроме работы Спасовича) русская наука дала немного: о Кохановском писал Глокке, о Рее — С. Пташицкий (1883), который по-русски писал также о Длугоже (1888), Белевском (1878) и Лелевеле (1878); о Варшевицком — Ф. Вержбовский (1886), о Фрич-Моджевском — В. Ламанский (1874) и Дылевский (1881), о Кленовиче — Стороженко (1881), о Каз. Бродзинском — К. Арабажин (1890), этюды о Сырокомле, В. Поле и Мицкевиче — В. Д. Спасович. Даже о Мицкевиче у нас нигде ни одного крупного и самостоятельного труда (назовем Мякотина, 1891, и Л. Волкова, 1897). По чешскому языку у нас работали мало, зато сделано кое-что в истории чешской литературы, причем особенное внимание было оказано остаткам Кирилловского предания в Чехии (И. Палемов, 1883; И. Малышевский, 1890; Е. Новиков, 1848) и эпохе Гуса и гуситских войн (о Гусе — А. Гильфердинг, 1871; Ал. Дювернуа, 1871; Ю. Анненков, 1877; о П. Хельчицком, "Сеть веры" которого издал Ю. Анненков, — Б. Ястребов, 1895). Цельный характер имеют "Очерк истории чешской литературы" А. Степовича (1886) и курс В. Макушева "Из чтений о старочешской письменности" (1877—78). Чешские фальсификаты XIX в., при самом своем появлении в России (1821) были переведены А. С. Шишковым; их исследовали И. Некрасов (1872) и А. Стороженко (1880), подложность их доказывалась В. Ламанским (1879—80). По истории Чехии мы имеем исследование В. Регеля "О хронике Козмы Пражского" (1891), труд К. Грота о "Моравии и мадьярах с половины IX до начала X в." (1881), диссертацию В. Н. Надлера о "противокатолическом движении в Чехии в XIV в." (1861) и статьи П. Лавровского о падении Чехии в XVII в. (1868). О чешских писателях XIX в. у нас писали Н. Задерацкий (о Юнгмане и Палацком), П. Лавровский (о Ганке и Шафарике), П. А. Лавров (о Шафарике) и других. Южные славяне возбудили больше интереса в русской науке. Мы имеем обширный болгарско-русский словарь А. Д. Дювернуа, сербско-русский и русско-сербский словари П. Лавровского, ряд исследований словинских говоров (резьянского, 1875, боханско-посавского, 1876—77 — Бодуэна де Куртенэ, фриульского — И. Срезневского, старословинского языка XV — XVI веков, 1878 — В. Качановского). П. А. Лаврову принадлежит важный "Очерк фонетических и морфологических особенностей болгарского языка" (1894). О среднеболгарском наречии мы имеем образцовое исследование Билярского. Важные работы по сербскому (и вообще славянскому) ударению принадлежат Р. Брандту (1880) и А. Шахматову. Из учебных грамматик сербского языка лучшая — Р. Брандта (1899). Наконец, русскими учеными сделано также кое-что в области южно-славянского фольклора: так, мы имеем "Сборник западно-болгарских песен" В. Качановского (1882), "Македонский сборник" Драганова, обширное описание Черногории П. Ровинского (1893—98), сборник "Обычаев и песен турецких сербов" И. Ястребова (1886), исследование М. Халанского о песнях, касающихся Кралевича Марка (1894—97). В области истории южно-славянских литератур у нас есть работы о далматинцах (В. Макушев, "Об исторических памятниках и бытописателях Дубровника", 1867; о Мавре Ветраниче писал Г. Князев, 1883, об Антоне Глегевиче — Качановский, о Каваньине — А. Будилович, 1883, об "Османе" Гундулича — Р. Брандт, 1879, о В. Караджиче и об "Иллиризме" — П. Кулаковский, 1894). Законодательству Стефана Душана посвящены работы Т. Флоринского (1888) и Зигеля (1872), южно-славянскому праву — труды Леонтовича ("Древнее хорвато-далматское законодательство", 1868) и И. Н. Смирнова (о городских общинах Далмации 1880—84). В истории болгарской литературы русской наукой наиболее изучена эпоха и Ефимия Терновского (Арх. Леонид, 1870; В. Качановский, 1882; Радченко, 1898; П. Сырку, 1890—99). Сюда же относится исследование К. Грота об известиях Константина Багрянородного относительно сербов и хорватов (1880). Сербской историей XIV в. занимался Т. Флоринский (1882). Лужицкие сербы (о них Е. Новиков, 1847, и Е. Петухов, 1898), кашубы (Бодуэн де Куртенэ, 1897, Стремлер, 1874 и Гильфердинг, 1862) и полабские и поморские славяне (Котляревский, 1874, А. Петров, 1883) бывали предметом изучения в русской науке редко и случайно. По истории славистики см. статьи А. Н. Пыпина, "Вестник Европы" 1889, №№ 7—9; А. А. Кочубинский, "Начальные годы русского славяноведения", Одесса, 1880.А. Погодин.