Значение слова ЛЕОНТЬЕВ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона

Леонтьев (Константин Николаевич, 1831 - 91) - публицист иповествователь, оригинальный и талантливый проповедниккрайне-консервативных взглядов; из калужских помещиков, учился медицинев моск. унив., был в крымскую кампанию военным врачом, потом домашним исельским в Нижегородской губ. После краткого пребывания в Петербурге,поступил в азиатский дп. М. Ин. Дел и 10 лет (1863 - 73) прожил вТурции, занимая различные консульские должности (на о. Крите, вАдрианополе, Тульче, Янине, Зице и Салониках). Выйдя в отставку, провелболее года на Афоне и затем вернулся в Россию, где жил большей частью всвоей деревне. В 1880 г. был помощником редактора "Варш. Дневника", кн.Н. Голицына, потом был назначен цензором в Москву. В 1887 г. опять вышелв отставку, поселился в Оптиной пустыне и через 4 года, приняв тайноепострижение с именем Климента, переехал в Сергиев посад, где и умер 12ноября 1891 г. Первые беллетристические произведения Л. (из русской жизни, несколькоповестей и два романа: "Подлипки" и "В своем краю", в "ОтечественныхЗаписках" 1856 - 1866 гг.), хотя и не лишены таланта, но, по позднейшемупризнанию самого автора, не представляют значительного интереса, будучинаписаны под преобладающим влиянием Ж. Занда по идеям и Тургенева постилю. Литературная самобытность Л. проявилась вполне в его повестях:"Из жизни христиан в Турции" (изд. отдельно Катковым в 1876 г.; сюда жепринадлежат рассказ "Сфакиот", роман "Камень Сизифа" и начало романа"Египетский голубь", не вошедшие в этот сборник). И. С. Аксаков,враждебно относившийся к политическим и церковным взглядам Л., укоторого находил "сладострастный культ палки", был в восхищении от еговосточных повестей и говорил: "Прочтя их, не нужно и в Турцию ехать". Вовремя жизни в грекотурецких городах произошел в Л. умственный переворот,закончившийся на Афоне. Прежний натуралист и жорж-зандист, напечатавший,между прочим, уже в зрелом возрасте "в высшей степени безнравственное(по его собственному, преувеличенному отзыву), чувственное, языческое,дьявольское сочинение, тонкоразвратное, ничего христианского в себе неимеющее" - сделался крайним и искренним сторонникомвизантийско-аскетического религиозного идеала. Этой стороной новоемировоззрение Л. далеко не исчерпывается. Оно было вообще лишеноцельности; одного срединного и господствующего принципа в нем не было,но отдельные взгляды были весьма замечательны своей определенностью,прямотой и смелой последовательностью. По своему отношению кславянофильству, которое он называл "мечтательным и неясным учением", Л.представляет необходимый момент в истории русского самосознания. Желаяпривести свои пестрые мысли и стремления к некоторому, хотя бы толькоформальному единству, он называл себя принципиальным или идейнымконсерватором (в противоположность грубопрактическому или эмпирическомуконсерватизму). Дорогими, требующими и достойными охранения он считал,главным образом: 1) реально-мистическое, строго-церковное и монашескоехристианство византийского и отчасти римского типа, 2) крепкую,сосредоточенную монархическую государственность и 3) красоту жизни всамобытных национальных формах. Все это нужно охранять против одногообщего врага - уравнительного буржуазного прогресса, торжествующего вновейшей европейской истории. Вражда к этому прогрессу составлялаглавный "пафос" в писаниях Л., выработавшего особую теорию развития, гдеон своеобразно варьировал идеи Гегеля, Сен-Симона, Ог. Конта и ГербертаСпенсера (которых, впрочем, не изучал систематически). По Л.,человечество в целом и в частях проходит через три последовательныесостояния: первоначальной простоты (подобно организму в зачаточном инезрелом, младенческом периоде), затем положительного расчленения(подобно развитому цветущему возрасту организма) и, наконец,смесительного упрощения и уравнения или вторичной простоты (дряхлость,умирание и разложение организма). Так, германцы в эпоху переселениянародов представляли первичную простоту быта, Европа средних и началановых веков - цветущее расчленение жизненных форм, а с"просветительного" движения XVIII в. и великой французской революцииевропейское человечество решительно входит в эпоху смесительногоупрощения и разложения. От названных европейских мыслителей, которыетакже отмечали критически и отрицательный характер новейшей истории, Л.отличается тем, что считает это разложение для Европы окончательным иждет нового и положительного от России. В этом он сходится сславянофилами, но тут же и расходится с ними в трех существенныхпунктах. 1) Современное "разложение" Европы он считает простымследствием общего естественного закона, а вовсе не какого-нибудь порокав коренных началах ее жизни, от которого будто бы Россия свободна; этуславянофильскую точку зрения Л. так излагает и осмеивает: "правда,истина, цельность, любовь и т. п. у нас, а на Западе - рационализм,ложь, насильственность, борьба и т. п. Признаюсь - у меня это возбуждаетлишь улыбку; нельзя на таких общеморальных различиях строитьпрактические надежды. Трогательное и симпатическое ребячество этопережитой уже момент русской мысли". 2) Новая великая будущность дляРоссии представляется Л. желательной и возможной, а не роковой инеизбежной, как думают славянофилы; иногда эта будущность кажется емудаже мало вероятной: Россия уже прожила 1000 л., а губительный процессэгалитарной буржуазности начался и у нас, после крымской войны иосвобождения крестьян. 3) Помимо неуверенности в исполнении его желанийдля России, самый предмет этих желаний был у Л. не совсем тот, что уславянофилов. Вот главные черты его культурно-политического идеала, какон сам его резюмировал: "государство должно быть пестро, сложно, крепко,сословно и с осторожностью подвижно, вообще сурово, иногда и досвирепости; церковь должна быть независимее нынешней, иepapxия должнабыть смелее, властнее, сосредоточеннее; быт должен быть поэтичен,разнообразен в национальном, обособленном от Запада единстве; законы,принципы власти должны быть строже, люди должны стараться быть личнодобрее - одно уравновесит другое; наука должна развиваться в духеглубокого презрения к своей пользе". Идеал Л. был византийским, а неславянским; он прямо доказывал, что "славянство" есть термин без всякогоопределенного культурного содержания, что славянские народы жили и живутчужими началами. Их нынешняя культура слагается отчасти из слабыхостатков традиционного византизма, большей же частью - из стремительноусвоенных элементов прогрессивного европеизма. Этот второй, ненавистныйЛ. элемент решительно преобладает у славян австрийских, а в последнеевремя возобладал и у балканских. Поэтому слияние славян с Россией, ккоторому стремится панславизм, не только не может быть целью здравойполитики с русской точки зрения, но было бы прямо для нас опасным, таккак усилило бы новыми струями уравнительного прогресса наши разлагающиедемократические элементы и ослабило бы истинноконсервативные, т. е.византийские начала нашей жизни. В церковно-политическом споре междугреками и болгарами Л. решительно стал на сторону первых, вследствиечего разошелся со своим начальником, послом в Константинополе, ген.Игнатьевым, а также с Катковым. - Л. пламенно желал, чтобы Россиязавоевала Константинополь, но не затем, чтобы сделать его центромславянской либерально-демократической федерации, а затем, чтобы вдревней столице укрепить и развить истинноконсервативный культурныйстрой и восстановить Восточное царство на прежних византийских началах,только восполненных национально-русским учреждением принудительнойземледельческой общины. Вообще Л. во всех сферах высоко ценилпринудительный характер отношений, без которого, по его мнению,жизненные формы не могут сохранять своей раздельности и устойчивости;ослабление принудительной власти есть верный признак и вместе с темсодействующая причина разложения или "смесительного упрощения" жизни. Всвоем презрении к чистой этике и в своем культе самоутверждающейся силыи красоты Л. предвосхитил многие мысли Ницше, вдвойне парадоксальные подпером афонского послушника и оптинского монаха. Л. религиозно верил вположительную истину христианства, в узкомонашеском смысле личногоспасения; он политически надеялся на торжество консервативных начал внашем отечестве, на взятие Царьграда русскими войсками и на основаниевеликой неовизантийской или греко-российской культуры; наконец, онэстетически любил все красивое и сильное; эти три мотива господствуют вего писаниях, а отсутствие между ними внутренней положительной связиесть главный недостаток его миpoсозерцания. Из идеи личного душеспасенияпутем монашеским (как его понимал Л.) логически вытекает равнодушие кмирским политическим интересам и отрицание интереса эстетического; всвою очередь политика, хотя бы консервативная, не имеет ничего общего сдушеспасением и с эстетикой; наконец, становясь на точку зренияэстетическую, несомненно должно бы предпочесть идеалы древнегоязычества, средневекового рыцарства и эпохи Возрождения идеаламвизантийских монахов и чиновников, особенно в их русской реставрации.Таким образом, три главные предмета, подлежащие охранениюпринципиального или идейного консерватизма, не согласованы между собой.Не свободно от внутреннего противоречия и враждебное отношение Л. кновой европейской цивилизации, которую он сам же признавал за неизбежныйфазис естественного процесса. Справедливо укоряя славянофилов за ихребяческое осуждение Запада, он сам впадал в еще большее ребячество.Славянофилы были по крайней мере последовательны: представляя всю зап.историю как плод человеческого злодейства, они имели в этом ложномпредставлении достаточное основание для негодования и вражды; ноожесточенно нападать на заведомые следствия естественной необходимости -хуже чем бить камень, о который споткнулся. Не имели достаточногооснования и надежды Л., связанные с завоеванием Царьграда: почемувступление русских солдат и чиновников на почву образованности давноумершей естественной смертью должно будет не только остановить уженачавшийся в России процесс уравнительного смешения, но и создать ещенебывало великую консервативную культуру? Надежды и мечтания Л. невытекали из христианства, которое он, однако, исповедовал какбезусловную истину. Ему оставалась неясной универсальная природа этойистины и невозможность принимать ее на половину. Но если главные мотивы,из которых слагалось миросозерцание Л., не были им согласованы междусобой, то к каждому из них он относился серьезно и с увлечением, каксвидетельствует вся его жизнь. Своим убеждениям он принес в жертвууспешно начатую дипломатическую карьеру, вследствие чего семь лет терпелтяжелую нужду. Свои крайние мнения он без всяких оговорок высказывал и втакое время, когда это не могло принести ему ничего, кроме общегопрезрения и осмеяния. Большая часть политических, критических ипублицистических произведений Л. соединена в сборнике "Восток, Россия иСлавянство" (М., 1885 - 1886). После этого он напечатал в "Гражданине"ряд статей, под общим заглавием "Записки Отшельника". Одна из них:"Национальная политика как орудие всемирной революции" изд. отдельнойброшюрой (М., 1889). При жизни Л. на него мало обращали внимания влитературе; можно назвать только статьи Н. С. Лескова ("Голос", 1881, и"Новости", 1883) и Вл. Соловьева ("Русь", 1883). После его смерти, кроменекрологов, появились следующие ст.: В. Розанова в "Русск. Вестнике"(1892), А. Александрова (там же), Влад. Соловьева в "Русск. Обозрении"(1892), кн. С. Трубецкого в "Вестн. Европы" (1892), П. Милюкова в "Вопр.филос. и психологии" (1893), Л. Тихомирова в "Русск. Обозрении" (1894),свящ. И.Фуделя (т. же, 1895). По обилию материала для характеристикиособенно важны статьи о. Фуделя и г. Александрова. Вл. Соловьев.