(A. Persius Flaccus) ? выдающийся римский сатирик, род. в Волатеррах (ныне Вольтерра) в 34 г. после Р. Х., умер при Нероне, в Риме. Происходя из хорошей фамилии всаднического сословия, получил тщательное воспитание, законченное в Риме. Сохранившаяся древняя биография поэта (написанная грамматиком Валерием Пробом) называет его учителями Реммия Полемона (грамматика) и Вергиния Флава (ритора), у которых вместе с П. обучался и Лукан (см.). Главное влияние на П. имел философ Корнут, который посвятил его в начала стоической философии. Укреплению в П. стоического направления содействовало и близкое отношение его к Пету Фразее (см.), который приходился ему родственником по жене и с которым он предпринимал путешествия; он, вероятно, воспитал в П. ту жгучую ненависть к тиранам, какую П. высказывает в одной из своих сатир. Из своих сверстников, кроме Лукана, П. был близок с поэтами Цезием Бассом и рано умершим Кальпурнием Статурой. Умер Персий, не достигнув и двадцативосьмилетнего возраста, но оставив потомству шесть стихотворных произведений под названием сатир, которые принадлежат к своего рода перлам римской поэтической литературы. Поэтическими опытами П. занимался еще в отрочестве. Биограф его называет трагедию на сюжет из римской истории, книгу путешествий, стихотворение в похвалу Аррии, жены Фразеи. Но все эти литературные опыты были уничтожены матерью поэта по совету Корнута, который редактировал шесть сатир и отдал их для издания Цезию Бассу согласно желанию последнего. Произведения эти были встречены с восхищением и приобретались нарасхват. Квинтилиан в своем обозрении римской литературы (Inst. orat., X, 1, 85, слл.), говоря о сатириках, замечает: "много, и притом истинной славы, хотя одной книгой, заслужил П." (94). Знаменитому римскому критику как бы вторит Mapциал, когда говорит (E p igr. IV, 29, 7?8), что одна книга П. ценится больше, чем вся Амазонка (эпическая поэма Домития Марса). Стихотворениями П. восхищались и отцы церкви (Лактанций, Августин, особенно Иероним), благодаря которым уважение к стоическому поэту сохранилось и в средние века, что доказывается множеством дошедших до нас списков сатир П. Немало горячих поклонников П. было и в новые века. Ему посвятил один из капитальных своих трудов Казобон, создавший своим изданием поэта (П., 1605) наилучший ему памятник. Не было недостатка в трудах о П. и в нашем столетии. Причиной такого непрерывного внимания к произведениям рано умершего и не успевшего достаточно созреть поэта является не столько его литературный талант, сколько высота идеалов и редкая чистота нравственной личности, какими веет от дошедших до нас произведений П. Поэтическое дарование П. было недюжинное, хотя Скалигер, которому очень не нравился язык П., и называл его un pauvre po è te. Поэт с посредственным талантом не заставил бы Лукана называть свои собственные произведения безделушками (ludi) в сравнении с Персиевыми, являющимися, на его взгляд, "истинными поэтическими творениями" (vera poemata); не вызвал бы он лестного приговора и от такого знатока и ценителя литературных дарований, каков был Квинтилиан. Для читателей новых времен, которым приходилось и приходится бороться с несомненной искусственностью языка и происходящей отсюда темнотой выражения, литературный талант П. не может идти в сравнение с классической простотой языка и поэтического выражения сатир Горация; но это выкупается содержанием произведений П. Перед нами молодой, преисполненный энтузиазма к стоической философии поэт, выступающий со страстной проповедью против порока, в котором погряз человек, и с редким воодушевлением провозглашающий красоту добродетели. Сатириком в обыкновенном смысле слова П. не мог быть уже потому, что он, человек самой девственной чистоты и невинности, выросший в обществе людей избранных по уму и характеру и строгости нравов, не знал близко той порочной жизни, непосредственное соприкосновение с разнообразными проявлениями которой породило сатиру Луцилия, Горация и затем Ювенала. Только одна первая сатира П. напоминает собой по тону и содержанию сатиру в обычном смысле. П. нападает здесь на расплодившихся в Нероново время плохих эпиков и трагиков, любивших к тому же фигурировать с собственными произведениями на публичных чтениях, что приходилось осмеивать еще Горацию, а после П. ? Ювеналу. Поэт заявляет, что он, выступая с сатирой, подобно Луцилию и Горацию, будет говорить обществу правду, в которой, хотя и несколько прикрытая, будет чувствоваться бичующая сила представителей древней комедии (Кратина, Евполида, Аристофана); он желает иметь читателями людей, имеющих вкус к этой комедии, т. е. к широкой и смелой сатире, а не таких, которым кажется достойным издеваться над греческой обувью, над телесными недостатками или над научными занятиями. Другими словами, поэт желает иметь для своих произведений публику развитую, а не невежественную. Но уже во второй сатире, где идет речь о молитве, значение которой народная масса понимает превратно, высказывая в ней недостойные и даже оскорбительные для богов пожелания и рассчитывая задобрить их приношениями и жертвами, сатирический тон падает и переходит в философское рассуждение. Третья сатира ? уже не что иное, как страстная проповедь стоической философии, великого значения которой не понимает лишь козлиная порода центурионов, противопоставляющая ей здравый смысл и ставящая его выше науки. В этой же сатире поэт высказывает мысль, что для тиранов не может быть большего наказания, как то, чтобы они, погрязшие в пороках, видели добродетель и чахли от сознания, что ей изменили. В четвертой сатире заключается проповедь самопознания, а в пятой, обращенной к философу Корнуту, развивается стоическое положение, что только один мудрец может назваться свободным, причем поэт в теплых и трогательных выражениях высказывает чувство благодарности к своему учителю, направившему его на истинный путь жизни, на путь изучения спасительной мудрости. Наконец, в шестой сатире, обращенной к поэту Цезию Бассу, П. поднимает вопрос о пользовании богатством, обсуждением которого так часто занималась стоическая мудрость. Итак, П. ? сатирик очень своеобразный, у которого нет ни надлежащего сатирического тона, ни надлежащего сатирического содержания, и который борется не с уродливостью нравов данного общества, а с нравственными уклонениями вообще человеческой природы, как они представляются с философской точки зрения. Благородство и возвышенность мыслей, пламенное воодушевление идеалом делают эти так называемые "сатиры" привлекательными, но не мешают чувствовать в них недостаток полной литературной зрелости. П. как сатирика нельзя ставить на одну доску не только с классически законченным Горацием, которому он нередко старается подражать, следуя ему даже в диалогической форме изложения сюжета, но и с Ювеналом, негодование которого обладает истинной сатирической мощью, обличающей великого писателя. Капитальное значение имеет издание П., сделанное О. Яном (Лейпциг, 1843, обширное введение, примечания и древние схолии; нов. изд. Бюхелера, вместе с Ювеналом, 1886). Во французской ученой литературе выдается издание Ашентра (П., 1812), в английской ? изд. Маклеана (Л., 1867, 2 изд.) и Претора (Л., 1869), в русской ? изд. Благовещенского с переводом и примечаниями (СПб., 1873). Стихотворный перевод П. сделан Фетом (СПб., 1889).
В. Модестов.