Data: 2008-09-06 Time: 04:27:06
*— Не хотите ли стакан лафиту?
*— Ефрем Иванович, если когда-либо меня будут вешать, я бы желал быть повешенным именно вами...
*— Назар Минаевич, голубчик,у меня к тебе просьба: выбрось этого паршивца из гарнизона. Как угодно, любыми путями, но чтобы негодяйством в Баязете и не пахло. Да накорми лошадей для него как следует, а то в Тифлисе решат, что мы умираем тут с голоду...
*— Лошади поданы!
— Лошади? А я и не просил их закладывать.
— Знать ничего не знаю. А лошади не люди: их заложили — так извольте ехать.
— То есть... Минутку! Как же это получается?
— А вот как получилось, переделывать не буду. Ежели решили себе отъезжать, милости просим. Дорога сейчас ввечеру прохладная, мух не дюже.
*— Все благополучно, ваше благородие. Лошади здоровы.
— А люди?
— И люди тоже...
— Послушай, балбес: сколько раз мне долбить по твоей башке, что сначала о людях, потом о лошадях!
— Ваше благородие, пошто серчаете на меня? Я службу вот этим местом знаю...
— Задницей ты ее знаешь!
*— Люди здоровы!
— Что, что?
— Я говорю — люди здоровы. Вот что!
— А лошади?
— И лошади. Сначала люди, потом лошади. Я все помню...
— Ну, ладно. Иди.
— А я и пойду. Нешто же здесь останусь?
— Вот и иди!
— И пойду!
— Так иди, не стой.
*— Никак нет. Не могим выйти. Я есть солдат. Кавалер. Мне без этого нельзя... Присяга!
*— Штык дает, ваше превосходительство, самый быстрый и решительный результат, активно воздействуя при этом морально, в то время как огнестрельное оружие подобного результата не имеет и, подрывая нравственную основу, ослабляет потенцию наступления...
*— Сволочи! Опять не тот калибр...
— Милютина все-таки винить трудно: не будет же сам министр сортировать патроны по ящикам. И как министр, он сделал для армии уже много. Но еще с докрымских времен, господа, все катится по старинке. Реформы только причесали армию, но мода прически — ходить растрепанным — осталась прежняя. Солдата мутят и портят генералы, которые носятся с этим штыком, как нищий с писаной торбой. Так и кажется, что они готовы испытать превосходство штыка перед пулей на собственном пузе!
— К вам прислушиваются нижние чины.
— Ну и пусть слушают... Надо же когда-нибудь простому человеку знать правду-матку!
— Вы бы посмотрели, что мне подсунули в арсенале! Целых две тысячи «шароховых» гранат, уже снятых с вооружения...
— Черт возьми, может, лучше повернуть обратно? Ведь турок вооружали англичане...
*— Скажите, Андрей Елисеевич, вы любили когда-нибудь женщину? Я понимаю, что, конечно, да, вы любили… Но сейчас я говорю о той любви, которая приходит к человеку бесподобно великой, как если бы ему на всю его жизнь давалась только одна женщина…
— Послушайте, дорогой барон. Любил я или же не любил, а на кой вам черт знать все это, а?
— Да вы не сердитесь. Я вот, например, еще не любил. И не оттого, что я засушенный немец-перец-колбаса, кислая капуста. Нет. Просто мне, поверьте, было… некогда. Да. Еще мальчишкой-юнкером я прибыл сюда, на Кавказ, и с тех пор… Да что вы хотите! У меня уже три ранения, год чеченского плена и седина в голове, а я еще не встретил ни одной женщины по сердцу…
— Да врете вы все, барон! Вы поэт, а поэтам нельзя верить. «Я помню чудное мгновенье…» – это мы знаем с детства. А дальше что?
— Мне уже поздно быть поэтом. И если я даже поэт, то совсем не тот, который тискает свои стихи, а потом бежит к издателю за гонораром. Но если я могу под свистом пуль, настигающих меня, бескорыстно остановиться, услышав пение соловья, тогда – да, верьте мне: я – поэт, и поэт великий!..
— Ну, а к девкам-то вы, барон, ходили?
— Все разорено и продано. И это – единственное, что осталось у меня из наследства. Поверьте, у родни не нашлось даже тысячи рублей выкупить меня из плена, и деньги собирали в полку по подписке… Но здесь вы можете прочесть девиз моей жизни: «Чистота и верность!»
—Значит, и к девкам не ходили?
—Никогда!..
—А я вот ходил. Да-с. И поверьте, дорогой барон, что это нисколько не мешало мне любить одну чудесную женщину. Она потом вышла замуж и, говорят, счастлива. Хотя я до сих пор не понимаю, как она – она! – может быть счастлива не со мной, а с другим. Впрочем, это было давно и… Довольно об этом! Пойдемте к столу, барон. Да, кстати, представьте меня господам офицерам, ибо я здесь человек еще совершенно новый.