Значение слова МОРФОЛОГИЯ в Лингвистическом энциклопедическом словаре

(от греч. morphe' — форма я logos — слово, учение) — 1) система механизмов языка, обеспечивающая построение и понимание его словоформ; 2) раздел грамматики, изучающий закономерности функционирования и развития этой системы. Объем понятия «М.» трактуется в разл. концепциях по-разному. Согласно одной из наиболее распространенных точек зрения, М. изучает структуру значимых единиц языка, по протяженности не превышающих синтагматич. слова (или словоформы). Максимальная единица М.— словоформа — является вместе с тем минимальной единицей синтаксиса. Гл. основание для выделения М. в качестве особого раздела грамматики — членимость словоформы на меньшие знаковые единицы, называемые морфемами, морфами или монемами: означаемое словоформы членится на меньшие означаемые, а ее означающее — на меньшие означающие. М.. т. о., обеспечивает «по-морфемное» соотнесение компонентов внутренней (содержательной) стороны словоформы с компонентами ее внешней (звуковой) стороны, причем нацеленность М. на передачу значений именно служебными элементами (а не корнями) отличает М. от лексикологии (в центре внимания к-рой, напротив, значения корней и целых слов — ср. Лексическое значение слова). Традиционное членение грамматики на М. (грамматику слова) и синтаксис (грамматику словосочетания, предложения), в целесообразности к-рого сомневались Ф. де Соссюр, Л. Ельмслев, 3. 3. Харрис, Ч. Ф. Хоккет, не обладает абсолютной и универсальной значимостью. Важнее всего оно для языков с четкой структурной противопоставленностью слова я морфемы (см. Синтетизм) и по мере нарастания аналитизма теряет свою ценность. Поэтому в описаниях языков с бедной М. (англ., совр. кит., индо-нез., мн. тибето-бирманские языки и др.) М. как раздел грамматики отходит на задний план, а для аморфных («корневых») языков (др.-кит., совр. тайские, Вьетнам., йоруба, пиджин-инглиш) значимость М. практически сводится к нулю (если не считать сложения, трактуемого либо как словосложение, либо как морфемосложение). Кроме того, для ряда агглютинативных языков (япон., дравидийские, марийский) трудно отличить аффиксы от служебных слов: одни и те же единицы квалифицируются то как «неотделимые частицы», то как «подвижные» («мобильные») аффиксы. Линейная расстановка таких служебных морфем более адекватно описывается методами синтаксиса, чем традиционными методами М. Существует также расширительное понимание М. как «науки о формах» (в соответствии с внутр. формой и этимологией самого термина ). Значения, выражаемые служебными элементами, делятся, во-первых, на семантические («номинативные») и синтаксические («реляционные») и, во-вторых, иа словообразовательные (» «классификационные», «деривационные», «дери-ватемы») и словоизменительные («грам-матич.», «флективные», «граммемы»). Второе различение делит М. («М. в широком смысле») на две осн. области — словообразование («лексич. М.>) и словоизменение («парадигматику», «грам-матич. М.»). Иногда, однако, под собственно М. понимается только словоизменение (образование форм слова), т. е. способность лексемы выступать в разл. грамматич. формах, составляющих ее парадигму. Как правило, у любой лексемы выделяется постоянная часть — основа — и переменная часть — набор флексий данной лексемы. Изучение грамматич. значений, их оппозиций, выявление первичных и вторичных функций граммем (Е. Курилович), закономерностей употребления граммем, нейтрализации, десемантизации, транспозиции, поиск инвариантных дифференциальных признаков н компонентный анализ граммем (см. Компонентного анализа метод) не могут быть адекватно осуществлены в рамках собственно М. и составляют предмет самостоят, дисциплины — грамматич. се мант и-к и. Нередко, однако, этот раздел грамматики включается в М. (В. В. Виноградов, В. А. Плотникова, В. Г. Гак), нек-рые исследователи выделяют эту проблематику в особый раздел М., называя его функциональнойМ. (А. В. Бонда рко и др.). Раздел М., изучающий формальные закономерности построения лексем и словоформ из морфем, а также внутр. структуру морфем, рассматриваемых в плане выражения, иногда называют морфеми-кой. Это в известном смысле центральный и наиболее бесспорный раздел М. При «узкоформальном» подходе объем М. сводится к морфемике (у А. Мартине даже более узко — фактически к морфонологии). Раздел М., изучающий структуру формативов, формальные закономерности 314 МОРФОЛОГИЯ их сочетаемости («тактики») н контекстно-обусловленное варьирование фонемной структуры их контекстных представителей («морфофонемику»), называют морфонологией. Разл. языки неодинаковы по технике сочетания и звукового варьирования формативов (см. Типологическая классификация языков). Фузионные языки, имеющие богатые морфонология, механизмы (чередования, сандхи), как правило, обладают и развитой М. (см. Флектив-ностъ). Языки с агглютинацией обычно характеризуются более простой морфонологией (см. Сингармонизм) и соответственно более бедной М. Историческая М. (в частности, сравнит.-историческая) изучает изменения форм и значения отд. морфем, ист. развитие структуры слова, перераспределение звукового материала и компонентов значения между морфемами (опрощение, переразложение), выравнивание по аналогии, возникновение новых и исчезновение (отмирание) старых грамматич. категорий, изменение кол-ва граммем и отношений между ними. В исследовании М. применяются разл. методы, напр. методы дистрибутивного анализа и лингвистич. дешифровки (Харрис), а также экспериментальные методы, широко использующие такие приемы, как добавление, опущение, замещение («субституция», «коммутация») (Л. Блумфилд, Ч. Фриз, А. М. Пешков-ский, Лу Чживэй, Дж. X. Гринберг и др.), анализ по непосредственным составляющим, трансформационный метод (см. Метод в языкознании). Важное место в теоретич. М. занимают поиски морфологич. универсалий и фреквенталий (явлений, свойственных не всем, но мн. языкам), а также тенденций функционирования и развития морфологич. структуры слова, свойственных всем или мн. языкам (Гринберг, Б. А. Успенский, Б. А. Серебренников, С. Е. Яхонтов). Разработка многоуровневых моделей языка (см. Модель в языкознании), устанавливающих правила поэтапного перехода от фонетич. (или графич.) субстанции к семантической и обратно через ряд промежуточных уровней представления, дает возможность сформулировать задачу частной (описат.) М. как эксплицитное установление соответствий между глубинно-морфологич. представлением словоформ (напр., «СТОЛ род. мн. >) и их фонологич. (или графич.) репрезентацией (напр., «столов»). Метод постулирования условной (глубинной) морфонологич. транскрипции словоформ и формулировки правил перехода от этой исходной репрезентации (условного представления) к фонетич. записи, восходящий к грамматике Панини, был развит в классич. работах Блумфилда и Р. О. Якобсона, а затем усовершенствован в сов. и зарубежных исследованиях по трансформационной грамматике. М. как раздел описат. грамматики возникает одновременно с рождением античной языковедческой традиции — складываются противопоставления исходной формы слова (в антич. языковедч. традиции — «субстанции») и его парадигмы («акциденций»), аналогии н аномалии; создается и надолго закрепляется традиционная номенклатура частей речи и грамматических категорий. В эпоху Возрождения начинает вырабатываться система понятий, относящихся к структуре слова («корень», «аффикс», «суффикс» в др.-евр. грамматике И. Рейхли-на, 1506). Термин «М.», создание к-рого связывают с именем И. В. Гёте, употреб- лялся первоначально применительно к разделу биологии, изучающему «формы» живых организмов. В 19 в. он получает распространение и в лингвистике, находившейся тогда под сильным влиянием эволюционной биологии (ранее в этом значении употреблялся термин «этимология»). Возникновение сравнительно-исторического языкознания и науч. этимологии, тщательная обработка огромного языкового материала у младограмматиков (см. Младограмматизм) подготовили почву для теоретич. осмысления осн. понятий М. в структурной лингвистике 20 в. В отечеств, яз-знании большое внимание уделяется поискам объективных («формальных») критериев разграничения и классификации единиц М.°, большую роль в этом сыграли работы Ф. Ф. Фортунатова и его учеников — Н. Н. Дурново, Д. Н. Ушакова, М. Н. Петерсона, Г. О. Винокура, Пеш-ковского, а также дискуссия между сторонниками «формальной грамматики» (последователями Фортунатова) и ее критиками (Л. В. Щерба, Виноградов) о соотношении «формальных классов» слов и частей речи (см. Московская фортунатовская школа). Фортунатовские традиции изучения М. (учение о грамматический форме, о соотношении словоизменения и словообразования) во многом были продолжены и развиты в 40— 50-х гг. 20 в. представителями «новомосковской школы» — В. Н. Сидоровым, П. С. Кузнецовым, А. А. Реформатским. Существ, вклад внесли сов. исследователи в решение проблемы синтагматич. и парадигматич. идентификации единиц М.— слова (А. И. Смирннцкий, Кузнецов, Ю. С. Маслов, Яхонтов) и морфемы (Г. А. Климов, Н. Д. Арутюнова, Е. С. Кубрякова). Принципы морфологич. анализа на материале «дефектно членимых» слов рус. яз. разрабатывались в работах Винокура и Смирницкого, позднее — М. В. Панова, применительно к материалу англ. яз. соотв. вопросы рассматривались в дескриптивной лингвистике (см. Дескриптивная лингвистика). В работах А. А. Зализняка «Русское именное словоизменение» (1967) и «Грамматический словарь русского языка» (1977), основанных на применении точных методов в описании рус. М., созданы системы правил, позволяющих построить полную парадигму любого слова рус. яз. # Ду р н о в о Н. Н., Грамматич. словарь, М.—П., 1924; Виноградов В. В., Рус. язык. (Грамматич. учение о слове), М.— Л., 1947. Знэд.,М., 1986; СмнрницкнйА.И., Морфология англ. языка, М., 1959: Кузнецов П. С О принципах изучения грамматики, М., 1961; Зализняк Л. Л., Рус. именное словоизменение, М.. 1967; его же, Грамматич. словарь рус. языка, 2 изд., М., 1980; Блумфилд Л., Язык, пер. с англ., М., 1968: Арутюнова Н.Д.. Булы-ги н а Т. В., Морфология, в кн.: Общее яэ-энанне, т. 2. Внутр. структура языка, М., 1972; Соссюр ф. де. Морфология, в кн.: Мегодологнч. проблемы истории дознания, М., 1974; Кубрякова Е. С, Основы морфологич. анализа. М., 1974; Поливанова А. К., Исчисление правильных морфологич. структур рус. языка, в кн.: Семиотика и информатика, в. 6, М., 1975; Маслов Ю. С, Введение в яэ-зна-ние, М., 1975; К а с е в и ч В. Б., Элементы общей лингвистики, М., 1977; Б у л ы г и-н а Т. В., Проблемы теории морфологич. моделей, М., 1977; Никитина С. Е., Тезаурус по теоретич. и прикладной лингвистике, М., 1978; Л а й о н з Д ж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Реформатский А. А., Морфология, в его кн.: Очерки по морфологии, фонологии и морфонологии, М., 1978; Б и д е р И. Г., Большаков И. А., Е с ь к о •• в а Н. Л., формальная модель рус. морфологии, в. 1—2, М., 1978; Г а к В. Г., Теоре-тнч. грамматика франц. языка. Морфология, М., 1979; Рус. грамматика, т. 1—2, М., 1980; N i d a E.. Morphology. 2 ed., Ann Arbor, [1965]; Matthews P. H., Inflectional morphology, Camb., 1972; его же. Morphology, Camb., 1974; Morphologic und generative Grammatik, Fr./M., 1975; Universals of human language, v. 3, Word structure ed. by J. Greenberg, Stanford, 1978; В у bee J. L., Morphology. A study of the relation between meaning and form, Amst,— Phil., 1985; Bibliography of Morphology. 1960 — 1985, Amst.- Phil., 1988. Т. В. Булыгина. С. А. Крылов.