Александр Георгиевич [1890—] — современный беллетрист. В 1917—1918 работал в Черноморском флоте, в 1918 с последним матросским эшелоном эвакуировался на север. Вел оперативную работу в Красной армии на Восточном, Туркестанском и Южном фронтах. Принимал участие в операциях по овладению Крымом [1920].
744 Первая повесть М. — «Падение Даира» — написана в 1921. Входил в лит-ую организацию «Перевал». В настоящее время — один из руководителей Всерос. союза советских писателей, член редколлегии журн. «Новый мир». Материалом для произведений М. за редким исключением служит гражданская война. В первый период творчества, особенно в «Падении Даира», М. развертывает тему железной закономерности революции. На мир, умирающий в «предсмертной, сумасшедшей агонии», двинулись «становья орд», миллионы, через голод и разруху, «в пеньи фанфар шли упоенные — на крыльях сказок о грядущих веках» («Падение Даира»). «Закон масс» не знает исключений, «молот множеств» ударяет без пощады. И в величественной эпопее художественно трансформированного падения Перекопа М. показывает, как в страшном напряжении борьбы прорывается в Даир (Крым) к «прекрасным векам» армия революции пролетариата. «Падение Даира» отличается предельным художественным абстрагированием, отвлеченной символикой образов. М. — с революцией, но от него еще скрыт ее подлинный социальный характер, ее специфика как революции пролетариата еще подменена абстрактным образом революции-освободительницы, революции «низов», «масс», «множеств». Этому соответствует и гиперболичный, абстрактно-символический стиль эпопеи М., построенный на отвлеченных представлениях, торжественно-ритмический. Этот стиль меняется во второй период творчества М. в ряде его небольших рассказов, находя наиболее полное выражение в повестях «Февральский снег» и «Севастополь». Темой их является судьба в революции мелкобуржуазной интеллигенции, колеблющейся между революцией и контрреволюцией. Малышкину чужды встречающаяся у ряда писателей-попутчиков трагическая окраска интеллигентских переживаний, возвеличение интеллигентской прослойки, поиски для нее «третьего пути». Жизненный
745 путь Шелехова (главного героя «Февральского снега» и «Севастополя», студента, затем прапорщика и флотского офицера) интересует М. как доказательство невозможности избежать выбора между революцией и контрреволюцией. Не давая сколько-нибудь четкого художественного анализа движущих сил революции и в частности очень неясно изображая ведущую роль пролетариата, превращая революцию в фон для оттенения образа Шелехова, М. в то же время всесторонне вскрывает социальную природу этого образа. Социальная среда, которую представляет Шелехов, характеризуется у М. постоянным антагонизмом между стремлением проникнуть в ряды эксплоататорских верхушек общества и тяготением к «демократическим» низам. Эта среда «завидует» верху — и тянется к нему, она сочувствует «низу» — и презирает его. И вот перед рефлектирующим интеллигентом Шелеховым, склонным к безвольной мечтательности и мало пригодным для активной деятельности, Февральская революция 1917 открывает широкие возможности для личной карьеры. Шелехову, мечтающему о роли вождя, удается в период керенщины достигнуть значительной популярности; но развитие революции обнажает пропасть между буржуазией и пролетариатом, и перед Шелеховым снова встает проблема выбора. Он видит, что у него нет крепкой классовой почвы под ногами, «что все-таки не он, а его теперь вели». И приводя Шелехова к растворению в массе матросов, борющихся с контрреволюцией, Малышкин не только ставит перед мелкобуржуазной интеллигенцией вопрос о необходимости выбора между классами, но и доказывает, что место Шелехова должно быть по эту сторону баррикады, вместе с пролетариатом. Смысл «Февральского снега» и «Севастополя» — не только в правильном социально-психологическом анализе мелкобуржуазной интеллигенции, но и в разоблачении мистифицирующего ореола, к-рый во многих попутнических произведениях окутывает образ интеллигента. М. «раздевает» Шелехова, обнажает его уродливые стороны, его идейную бесплодность, лживость его романтических иллюзий. Такое разоблачение не есть традиционное интеллигентское самобичевание, такое разоблачение в конечном итоге приводит к утверждению Шелехова на новом этапе его пути, к его перерождению, к переработке его в процессе пролетарской революции. Однако все эти тенденции лишь прощупываются в замысле повестей, но не развернуты в их полном художественном раскрытии. «Шелеховщина» не показана в действии, она дана в пассивном реагировании сознания на явления революции. Новый Шелехов декларирован, но не показан. У М. нехватает понимания того, что субъективная «ненужность» Шелехова на определенном этапе есть форма его объективной полезности для буржуазии. И — самое главное — нет вскрытия действительных пружин революционного процесса, художественно не раскрыт его пролетарский
746 характер. Стиль данного периода творчества М. характеризуется отходом от отвлеченной символики «Падения Даира», преобладанием реалистических черт, усилением конкретности, значительно бо?льшим вниманием к социально-психологическому анализу, и в то же время сохранением и усилением тенденции пассивно-лирического подхода к явлениям действительности. События революции М. не рисует бесстрастно, он по преимуществу дает их глазами Шелехова; в других случаях он широко прибегает к лирически-пейзажному обрамлению и т. п. приемам, стремясь к максимальной эмоциональной эффективности. В современной лит-ре М. является характерным представителем тех кадров попутчиков, которые в период социалистической реконструкции превращаются в «союзников» пролетарской литературы, преодолевая в себе черты прежнего попутничества на путях органической перестройки. Библиография: I. Падение Даира, альм. «Круг», 1923, № 1, и отд., Москва, 1926; Февральский снег и др. повести и рассказы, М., 1928; Севастополь, ГИХЛ, М., 1931 (изд. 2-е). II. Смирнов Н., А. Малышкин, «Новый мир», 1929, кн. II; Фадеев А., О «Севастополе» Малышкина, «На литературном посту», 1929, кн. VI; Селивановский А., А. Малышкин, там же; Зонин А., Мотивы творчества А. Малышкина, «Печать и революция», 1929, кн. VII. III. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия (1917—1927), том I, Гиз, Москва — Ленинград, 1928. А. Селивановский