[от церковно-латинского «legenda», формы множеств. числа сущ. среднего рода «legendum» — «отрывок, подлежащий чтению», — осмысленной позднее как форма единственного числа женского рода]. —
141 1. В первоначальном значении слова Л. — отрывки «житий» и «страстей» святых, зачитывавшихся во время церковной службы или монастырской трапезы в дни, посвященные этим святым. 2. Отсюда — в более широком, внеритуальном значении — небольшое религиозно-дидактическое повествование, разрабатывающее в форме связной фабулы или отдельных эпизодов фантастическую биографию лиц, животных, растений, вещей, ставших по каким-либо причинам предметами христианского культа: легенда о кресте, Л. об осине — иудином дереве и т. п. 3. При еще более широком словоупотреблении термин Л. применяется также для обозначения: а) произведений неповествовательного характера, разрабатывающих «легендарные» темы — напр. драматических мираклей; б) религиозно-дидактических повествований, связанных с нехристианскими культами — буддийским, мусульманским, иудейским: Л. о Будде, Л. о потомках Мухаммеда, хасидские Л. о цадиках; в) не подтверждаемых историческими документами и часто фантастических рассказов о каком-либо историческом деятеле или событии, совершенно не связанном с религиозными культами; например Л. об Александре Македонском и т. п. В подобном расширенном словоупотреблении термин легенда теряет точное литературоведческое значение, и рассмотрение его применения в переносном смысле выходит за рамки предлагаемой заметки, устанавливающей специфику жанра и диалектику его развития на конкретном историческом материале Л. феодальной общественной формации Зап. Европы. Со стороны специфики жанра легенда может быть определена как малый жанр средневековой повествовательно-дидактической литературы, преследующий цели прямой пропаганды тех или иных элементов христианского культа и тем самым идеи избранничества духовенства, как агитационная новелла церкви. Этой агитационно-пропагандистской установкой объясняются и наиболее характерные стилевые особенности средневековой легенды: в области тематики — отбор сюжетных элементов, способных наиболее сильно воздействовать на чувство слушателей — тематика ужасов и чудес, широкое развертывание описаний мук, пыток и казней, использование мотивов сексуального характера (насилие над девственницей, продажа девушки в публичный дом, соблазн распутной женщиной девственника), часто доходящих до пределов патологического (например возникающая в начале XIV века легенда о «двенадцатилетнем монашке», умирающем от тоски по сладостному младенцу Иисусу); в области композиции и языка — введение элементов прямой дидактики, часто занимающих весьма значительное место в построении повествования, риторические формы сказа, имеющие своей целью усилить воздействие на слушателя. Агитационно-пропагандистская сущность легенды прекрасно осознавалась и церковью, усиленно насаждавшей и культивировавшей
142 этот лит-ый жанр. Об этом свидетельствует наличие многочисленных сборников легендарных сюжетов (изложенных в мнемотехнических целях без всяких украшений, сжатым деловым языком), предназначавшихся для проповедников; об этом свидетельствуют предписания духовникам пользоваться мартирологами (так, папа Евтихиан рекомендует всем пастырям: «Martyrologium et poenitentialem sapiat. Libellum istum unusquisque habeat»); об этом свидетельствует наконец огромная собирательская работа, проводимая церковью по линии закрепления и циклизации Л. и особенно усиливающаяся в эпохи начинающегося «оскудения веры» — в эпохи позднего феодализма и его распада. Поскольку духовенство в общественной формации феодализма образует весьма неоднородную по своей мощности прослойку господствующего класса, включающую наряду с крупнейшими феодальными землевладельцами и безземельное городское духовенство, постольку классовая ориентация его агитационной новеллы — легенды — существенно изменяется на различных стадиях развития феодализма. Так, для эпохи раннего (чисто аграрного) феодализма характерен, с одной стороны, расцвет панегирических легенд, связанных с именами крупных церковных и даже светских феодалов (ср. напр. Л. о св. Леодегаре, епископе Отунском, о св. Томасе, епископе Кёнтерберийском, св. Эдмунде, короле англов, и т. п.), а с другой — культивирование Л., пропагандирующих местные святыни и паломничество к ним (так наз. патрональные культы). К этим двум типам Л., сохраняющим свою значимость на протяжении всей эпохи феодализма благодаря сохранению основных предпосылок их появления — феодальному способу производства и свойственному натуральному хозяйству партикуляризму, продвижение европейской колонизации (крестовые походы) и рост торговых связей с Востоком добавляют новый тип Л. с тематикой экзотических путешествий (широкое распространение Л. о св. Брандане) и восточной сюжетикой (Л. о Валааме и Иоасафе, Л. о семи спящих). Также не бесследно проходит для Л. выделение международной организации рыцарства и создание рыцарских орденов — ориентация на феодальную аристократию на новом этапе ее существования и претензия на пропаганду в ее среде идеи избранничества духовенства (Л. типа «Чистилища св. Патрика», «Рыцаря с бочонком», «Евстахия», «Маккавеев», разрабатывающие так сказать рыцарскую тематику) порождают цикл легенд совершенно куртуазного стиля (особенно Л. о Марии приобретают характер служения даме) и способствуют международному распространению Л. этого типа (Л. о св. Георгии). Однако с началом обособления города от деревни, с ростом торговли и разлагающего действия торгового капитала, наряду с перечисленными выше типами Л., ориентирующимися целиком на феодальную аристократию, появляется и все более укрепляется существенно отличный тип Л., по
143 тематике и стилю тесно примыкающий к новелле «городского сословия» — к фаблио ( см .). Панегирик церковному князю-феодалу сменяется в Л. этого типа прославлением честного, добросовестного и благочестивого купца и ремесленника, тематика военных подвигов и небывалых путешествий — тематикой повседневного быта, в котором и осуществляется магическая помощь церкви и ее святых (Л. «О добром Герхарде, кёльнском купце», Л. типа «Чудес святой девы», где магическая помощь оказывается родильнице, у которой захлебнулся в воде младенец, женщине на тонущем корабле и т. п.). Но легенда — церковная агитновелла — является не только средством воздействия на различные прослойки господствующего класса феодального общества с целью монопольного укрепления за духовенством командных позиций; она вместе с тем и главным образом обслуживает интересы господствующего класса в целом, являясь орудием идеологического порабощения эксплоатируемых классов, внедряя в них убеждение в нецелесообразности каких бы то ни было продвижений вверх по общественной лестнице, прославляя «нищих духом», смиренно и простодушно верующих. В десятках вариантов повторяется в Л. тема освобождения и спасения через веру неграмотных, невежественных, слабоумных, отверженных представителей люмпенпролетариата — воров и проституток; сюда относятся знаменитые легенды о «Жонглере девы Марии», о «Спасенном девой Марией с виселицы воре», «О беглой монахине» и др. В эту же эпоху обостряющейся классовой борьбы Л. становится превосходным средством разжигания национальной и религиозной вражды (так, рост конкуренции между торговцами-евреями и христианами приводит к созданию цикла Л. антисемитского содержания, как Л. «Об умученном родителями-евреями обратившемся в христианство отроке» и т. п.). Неудивительно поэтому, что уже рано жанр Л. вызывает пародию в новеллистической продукции «городского сословия», осмеивающей в фаблио ряд традиционных ситуаций Л. (ср. «О виллане, попавшем в рай благодаря своему уменью спорить», «О торговце, поручившем свою лошадь богу и взыскавшем убытки с „божьих людей“ — монахов» и т. д.), противопоставляя пропагандируемой Л. идее магической помощи практические правила житейской мудрости: «Ou quel paradis? dist Martin,
Il n’est paradis fors deniers
Et mengier et boire bon vin,
Et gesir sus draps deliez...» («В каком раю? — сказал Мартин, — / Нет рая кроме тугой мошны, / И еды и хорошего вина, / И спанья на тонкой простыне...» — «Сказ о Мартине-хапуге»). Эти зачатки критического отношения к Л., намечающиеся в эпоху позднего феодализма, превращаются в эпоху его распада, с ростом классового самосознания буржуазии, в мощное антилегендарное движение XVII—XVIII вв.; «просветители» от простого игнорирования легендарной тематики
144 переходят к действенной, антилегендарной сатире, которой лучшие из идеологов революционной буржуазии наносят смертельный удар продукции, «способной вызвать лишь слезы... над слепотой и тупоумием породившего их человечества» (Лессинг). Л. умирает вместе с породившей ее общественной формацией. Попытки возрождения Л. делались романтиками, что являлось одним из характерных показателей реакционности их идеологии. Библиография: Лит-ра, посвященная изучению Л., огромна, но в весьма значительной своей части преследует те же цели, что и сама Л. Библиографию Л. см. — для Германии — ст. «Legende» в «Reallexikon der deutschen Literaturgeschichte», B. II; для Франции — Doubet, Dictionnaire des L?gendes, 1855; Histoire litt?raire de la France; для латинской легенды средневековья и Л. других романских стран — Gr?ber, Grundriss d. romanischen Philologie. См . также Веселовский А. Н., Опыты по истории развития христианской легенды. См . также « Апокрифы », « Жития ». Р. Ш.