(AFTER-POSTMODERNISM) - современная (по-здняя) версия развития постмодернистской философии - в отличие от постмодернистской классики деконструктивизма (см. Постмодернистская чувствительность, Пустой знак, Деконструкция, Означивание, Смерть субъекта, Номадология). В своем оформлении во многом стимулирован таким феноменом современной культуры постмодерна, как "кризис идентификации", и со-держательно разворачивается как генерирование про-грамм преодоления последнего (см. Воскрешение субъекта). В этом контексте может быть выделено два фундаментальных вектора трансформации парадигмальных установок постмодернизма на современном этапе его развития: 1) вектор программного неокласси-цизма, т.е. "культурного классицизма в постмодернист-ском пространстве" (М.Готдингер), предполагающий существенное смягчение критики референциальной концепции знака (см. Пустой знак) и отказ от ради-кальной элиминации феномена означаемого в качестве детерминанты текстовой семантики (см. Означива-ние); указанная установка инспирирует формулировку такой задачи, как "реанимация значения" (Дж.Уард) или "возврат утраченных значений" - как в денотатив-ном, так и в аксиологическом смыслах этого слова (М.Готдинер), что приводит к оформлению (восстанов-лению) соответствующих проблемных полей в рамках постмодернистского типа философствования (пробле-мы денотации и референции, условия возможности ста-бильной языковой семантики, проблема понимания как реконструкции исходного смысла текста и т.п.); 2) ком-муникационный вектор, смещающий акцент с тексто-логической реальности на реальность коммуникатив-ную и центрирующийся, в связи с этим, вокруг понятия Другого. Современная культура обозначается Бодрийя-ром как культура "экстаза коммуникации" (показателен в этом отношении аксиологический сдвиг философской традиции, зафиксированный в динамике названий фун-даментальных для соответствующих периодов фило-софской эволюции трудов: от "Бытия и времени" Хай-деггера к "Бытию и Другому" Левинаса). Если в класси-ческом постмодернизме Другой интерпретировался как внешнее (социокультурное) содержание структур бес-сознательного (что фактически было унаследовано от лакановской версии структурного психоанализа, где бессознательное было артикулировано как "голос Дру-гого"), то А.-Р. задает концепту "Другой" новую (ком-муникационную) интерпретацию, в системе отсчета ко-торой реальность языка перестает быть для постмодер-низма самодовлеющей (см. Другой). В качестве водо-раздела между классическим постмодернизмом и со-временным может быть оценена концепция Апеля, - в частности, понимание им языка и языковых игр. Апельрассматривает язык не в контексте субъект-объектных процедур праксеологического или когнитивного поряд-ка, но в контексте субъект-субъектных коммуникаций, которые в принципе не могут быть сведены к передаче сообщений. - Язык выступает в этом контексте не столько механизмом объективации информации или экспрессивным средством (что означало бы - соответ-ственно - объективистскую или субъективистскую его акцентировку), сколько медиатором понимания в кон-тексте языковых игр. Если трактовка последних Витген-штейном предполагала опору на взаимодействие между субъектом и текстом, а в понимании Хинтикки - на взаимодействие между "Я" и реальностью как двумя игроками в игре, ставка в которой - истинность выска-зывания, - то Апель трактует языковую игру как субъ-ект-объектное отношение, участники которого являют собой друг для друга текст - как вербальный, так и не-вербальный. Это задает особую артикуляцию понима-ния как взаимопонимания. Апелевская версия постмо-дернистской парадигмы смягчает примат лакановского "судьбоносного означающего" над означаемым, восста-навливая в правах классическую для философской гер-меневтики и генетически восходящую к экзегетике пре-зумпцию понимания как реконструкции имманентного смысла текста, выступающего у Апеля презентацией содержания коммуникативной программы игрового и коммуникативного партнера. Выступая в качестве текс-та, последняя не подлежит произвольному означива-нию и, допуская определенный (обогащающий комму-никационную игру) плюрализм прочтения, тем не менее, предполагает аутентичную трансляцию семантики речевого поведения субъекта в сознание Другого, кото-рый вне этой реконструкции смысла не конституирует-ся как коммуникационный партнер. - Ставкой в игре оказывается не истина объектного, но подлинность субъектного.
М.А. Можейко