Значение слова ЮМОР в Большой советской энциклопедии, БСЭ

ЮМОР

(англ. humour - нравственное настроение, от лат. humor - жидкость: согласно античному учению о соотношении четырёх телесных жидкостей, определяющем четыре темперамента , или характера), особый вид комического ; отношение сознания к объекту, к отдельным явлениям и к миру в целом, сочетающее внешне комическую трактовку с внутренней серьёзностью. В согласии с этимологией слова, Ю. заведомо 'своенравен', 'субъективен', личностно обусловлен, отмечен отпечатком 'странного' умонастроения самого 'юмориста'. В отличие от собственно комической трактовки, Ю., рефлектируя, настраивает на более вдумчивое, серьёзное отношение к предмету смеха, на постижение его правды, несмотря на смешные странности, - в этом Ю. противоположен осмеивающим, разрушительным видам смеха.

В целом Ю. стремится к сложной, как сама жизнь оценке, свободной от односторонностей общепринятых стереотипов. На более глубоком (серьёзном) уровне Ю. открывает за ничтожным возвышенное, за безумным мудрость, за своенравным подлинную природу вещей, за смешным грустное - 'сквозь видный миру смех... незримые ему слезы' (по словам Н. В. Гоголя). Жан Поль , первый теоретик Ю., уподобляет его птице, которая летит к небу вверх хвостом, никогда не теряя из виду землю, - образ, материализующий оба аспекта Ю.

В зависимости от эмоционального тона и культурного уровня Ю. может быть добродушным, жестоким, дружеским, грубым, печальным, трогательным и т. п. 'Текучая' природа Ю. обнаруживает 'протеическую' (Жан Поль) способность принимать любые формы, отвечающие умонастроению любой эпохи, её историческому 'нраву', и выражается также в способности сочетаться с любыми иными видами смеха: переходные разновидности Ю. иронического, остроумного, сатирического, забавного. Сопоставление с основными видами комического многое уясняет в существе и своеобразии чистого Ю.

С иронией , не менее сложным видом комического, Ю. сходен и по составу элементов, и по их противоположности, но отличается 'правилами' комической игры, а также целью, эффектом. В иронии смешное скрывается под маской серьёзности - с преобладанием отрицательного (насмешливого) отношения к предмету; в Ю. серьёзное - под маской смешного, обычно с преобладанием положит, ('смеющегося') отношения. Сложность иронии, т. о., лишь формальная, её серьёзность - мнимая, её природа - чисто артистическая; напротив, сложность Ю. содержательная, его серьёзность - подлинная, его природа - даже в игре - скорее 'философическая', мировоззренческая. Ю. нередко 'играет' на двух равно действительных аспектах человеческой натуры - физическом и духовном. Различен поэтому эффект иронии и Ю., когда игра закончена и обнажается внутренний аспект, подлинная цель игры: ирония, порой близкая смеху язвительному, задевает, ранит, оскорбляет сугубо - не только открывшимся неприглядным содержанием, но и самой формой игры: тогда как Ю. в конечном счёте заступается за свой предмет, а его смехом иногда, например в 'дружеском' Ю., 'стыдливо' прикрывается восхищение, даже прославление. Колоритом Ю. художники нового времени часто пользуются - во избежание ходульности или односторонности - для изображения наиболее благородных героев, а также идеальных натур 'простых людей', национально или социально характерных.(В. Скотт и др.).

Не менее показательно сопоставление Ю. с остроумием (остротой), с комическим в интеллектуальной сфере. Остроумие основано на игре слов, понятий, фактов, по сути своей далёких, но по ассоциации либо по словесному звучанию сближенных. В Ю. же, напротив, за внешним, самим по себе комичным, интуитивно постигается внутреннее того же самого предмета, - за чувственным, зримым - духовное, умопостигаемое. Например, в романе Сервантеса долговязый, тощий Дон Кихот, мчащийся на костлявом Россинанте, а за ним на осле коренастый, толстопузый Санчо, каждый образ в обоих аспектах сам по себе, - и как взаимно связанная, целостная 'донкихотская' пара, - и как странствующая ('за идеалом') пара на фоне косной, 'неподвижной' действительности Испании: во всех этих планах та же ситуация непрактичного духа и бездуховной практики. Остроумие стилистически часто вырастает из сравнения (сопоставления различного), а Ю. - из метафоры, нередко даже 'реализованной метафоры' (материализация духовного).

Отношение Ю. к сатире определяется уже тем, что источником сатирического смеха служат пороки, недостатки как таковые, а Ю. исходит из той истины, что наши недостатки и слабости - это чаще всего продолжение, утрировка или изнанка наших же личных достоинств. Сатира, открыто разоблачая объект, откровенна в своих целях, тенденциозна, тогда как серьёзная цель Ю., глубже залегая в структуре образа, более или менее скрыта за смеховым аспектом. Бескомпромиссно требовательная позиция сатирика ставит его во внешнее, отчуждённое, враждебное положение к объекту; более интимное, внутренне близкое отношение юмориста (который 'входит в положение' предмета его смеха) тяготеет к снисходительности, вплоть до резиньяции - перед природой вещей, перед необходимостью. Но именно великим сатирикам (Дж. Свифт, М. Е. Салтыков-Щедрин), пребывающим в глубоком, нередко близком к трагизму, разладе с жизнью, часто свойственно причудливо перемешивать гневную серьёзность с абсурдно игровым, как бы шутливо незначительным (персонаж с 'фаршированной головой' у Салтыкова-Щедрина): восстанавливающая бодрость 'анестезия' смехом и игрой, некое 'ряжение' сатиры под забавный Ю.

Исторически Ю. выступает как личностный преемник безличного древнейшего типа комического - всенародного обрядно-игрового и праздничного смеха. Жизнь преломляется в Ю. через 'личное усмотрение', центробежно ('эксцентрично') уклоняясь от официальных стереотипов представлений и поведения. Сфера Ю., в отличие от архаического смеха, - это личностное начало в субъекте смеха, предмете смеха, критериях оценки. Если коллективное празднество поглощает, уподобляет каждого всем, интегрирует (клич карнавала: 'делайте, как мы, как все'), то Ю. дифференцирует, выделяет 'я' из всех, даже когда оригинал-'чудак' (например, Дон Кихот) подвизается для всех, вплоть до самопожертвования ради всех. В Ю. 'мнение' перестаёт быть мнимым, недействительным, ненастоящим взглядом на вещи, каким оно представляется сознанию безличному (традиционно-патриархальному), и, напротив, выступает единственно живой, единственно реальной и убедительной формой собственного (самостоятельного) постижения жизни человеком. Трактуя вещи серьёзно, но аргументируя комически, 'своенравно', апеллируя не отдельно к разуму или чувству, а к целостному сознанию, Ю. как бы исходит из того постулата, что в отвлечённой от субъекта, в безличной форме убеждение никого не убеждает: идея без 'лица' не живёт, 'не доходит', не эффективна. Личностной природой Ю. объясняется то, что, в отличие от других форм комического, теоретическая разработка которых восходит ещё к древнему Востоку и античности, Ю. привлек внимание эстетиков поздно - с 18 в. Но с тех пор исследования Ю. появляются одно за другим - Ю. почти заслонил для нас прочие виды смешного. Общепризнанная 'родина' Ю. - Англия, страна классического развития буржуазно-либеральной мысли, но также классическая со времён пуританства страна canfa (английское - лицемерие, ханжество, пошлое в общепринятых стереотипах приличий), как и страна наиболее яркой многовековой борьбы (в характерно английской 'эксцентричной' форме) с cant'om, с тиранией общественного мнения.

Для культур до нового времени Ю., как правило, не характерен и встречается, знаменуя формирование личности, лишь на периферии морального и религиозного сознания как оппозиция - нигилистическая, иррационалистическая, мистическая или шутовская - господствующим канонам; античные анекдоты о киниках (особенно о Диогене - 'взбесившемся Сократе'), позднесредневековые легенды 'о нищих духом', 'безумно мудрые' выходки юродивых в Древней Руси, поэзия деклассированных кругов (лирика Ф. Вийона). Первые литературные образцы универсального смеха, близкого Ю., принадлежат эпохе Возрождения - в связи с 'открытием человека и мира', новым пониманием личности и природы, причём генетическая связь с архаическим смехом в них ещё достаточно наглядна ('Похвала Глупости' Эразма Роттердамского, 'Гаргантюа и Пантагрюэль' Ф. Рабле, комедии У. Шекспира, образ Фальстафа и 'фальстафовский фон' его исторических драм). Б. Джонсон одним из первых вводит в литературу обиход слово 'Ю.' - правда, ещё в сатирическом смысле 'порочных односторонностей' характера: комедии 'Всяк со своей причудой' ('своим Ю.') (1598) и 'Всяк вне своих причуд' ('своего Ю.') (1599). Первый законченный образец Ю. - 'Дон Кихот' Сервантеса, непревзойдённый идеал и отправная точка для последующей эволюции Ю. в литературах нового времени.

Отстаивание 'естественных' личных прав и 'поэтизация прозы' частной жизни в век Просвещения ознаменованы расцветом Ю., прежде всего - в английской литературе ('семейный роман' - Г. Филдинг, О. Голдсмит, Т. Смоллетт; проза Л. Стерна - вершина Ю. в литературе 18 в.). Во французской литературе возможности Ю. обнаруживает 'философский' роман (Вольтер, 'Жак-фаталист' Д. Дидро). Высшие образцы Ю. в немецкой литературе 18 в. - идиллия 'Герман и Доротея' И. В. Гёте и особенно его роман 'Годы учения Вильгельма Майстера', затем романы Жана Поля - 'немецкого Стерна'. Своеобразной разновидностью субъективного Ю. оказывается романтическая ирония, нашедшая художеств, воплощение у Л. Тика, И. Эйхендорфа, А. Шамиссо, но полнее и поэтичнее всего в двойном плане повествования Э. Т. А. Гофмана. Наиболее влиятельным оказался и в 19 в. Ю. английского романа. Величайший мастер Ю. (но также великий сатирик) Ч. Диккенс начал с 'Посмертных записок Пиквикского клуба', наиболее значительного в европейских литературах подражания Сервантесу, но методом образотворчества в целом чаще продолжал английскую традицию эксцентрических образов Л. Стерна, придав Ю. более социально заострённый смысл.

Многочисленны разновидности Ю. в литературе 20 в. - от традиционных, восходящих к литературе Возрождения и национально характерных (санчопансовский образ 'бравого солдата Швейка' Я. Гашека, раблезианский 'Кола Брюньон' Р. Роллана) - до 'авангардистских' (в дадаизме, сюрреализме, или 'комедии абсурда').

В русской литре 19 в. многообразен и в высшей степени самобытен юмор Гоголя (от народно-праздничного смеха 'Вечеров на хуторе...' и 'героического' Ю. 'Тараса Бульбы' до причудливого гротеска 'Носа', идиллического Ю. 'Старосветских помещиков' и грустного Ю. 'Шинели'). Ю. в самых различных функциях и оттенках присущ Ф. М. Достоевскому, А. Н. Островскому. Ю. пронизаны рассказы и пьесы А. П. Чехова. Замечательные образцы различных видов Ю. в советской литературе - у И. Э. Бабеля, М. М. Зощенко, М. А. Булгакова, М. А. Шолохова, А. Т. Твардовского, В. М. Шукшина.

Лит.: Пропп В. Я., Проблемы комизма и смеха, М., 1976; Bahnsen J., Das Tragische als Weitgesetz und der Humor als asthetische Gestalt des Metaphysischen, Lauenburg, 1877; Hoffding H., Humor als Lebensgefuhl, 2 Aufl., Lpz., 1930; Preisendanz W., Humor als dichterische Einbildungskraft. Munch., [1963]. см. также лит. при ст. Комическое .

Л. Е. Пинский.

Большая советская энциклопедия, БСЭ.