Значение ФИЧИНО МАРСИЛЬО в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона

ФИЧИНО МАРСИЛЬО

(Marsiglio Ficino, 1433—1499) — крупный итальянский писатель-гуманист (философ и теолог). Родился близ Флоренции; был сыном врача, который предназначал его к продолжению своей профессии. Под влиянием Козимо Медичи, которого Ф. называл вторым своим родителем, умственная работа Ф. направилась в другую сторону. Духовная атмосфера, которой тогда жила Флоренция, вызвала в даровитой натуре Ф. любовь к философии, а утвердившееся там новое течение мысли сообщило особую окраску его идейному настроению. Наряду с развитием критического и скептического рационализма, в кружках итальянских гуманистов XV в. возродилось стремление к разумному религиозному познанию и даже к мистическому вдохновению (вере в возможность таинственного общения с божеством). Проникшая из Византии проповедь "платонизма" давала подходящую пищу для поддержки подобного движения. Особенно влиятельна была деятельность ученого грека Плетона, выдающегося знатока платоновской и новоплатоновской философии, прибывшего во Флоренцию на церковный собор об унии (1439 г.). Он был убежден, что Платон являлся обладателем таинственной мудрости, в которой заключалось зерно истинного богопознания и миропознания, а глубокие толкования Плотина, Ямвлиха и др. разъяснили многие основания доктрины, и теперь остается лишь твердо идти по стопам великих учителей. Своим сочинением "О различии между Платоном и Аристотелем" Плетон положил начало тому расколу между философами Возрождения, который сделался исходной точкой новой фазы неоплатонизма. По мысли Плетона Козимо Медичи основал во Флоренции "Платоновскую академию". Это было свободное ученое дружество без определенного устава и неподвижной резиденции, поставившее себе целью собрать интеллигентные силы во имя поклонения Платону и почти религиозной разработки его учения (см. Ph. Monnier, "Le Quattrocento", П., 1901, т. II, и указанную здесь литературу). Не стесняясь никакими официальными рамками, все равные между собою в этой "respublica litterarum" члены Академии собирались на философские "симпосии" в флорентинском дворце Козимо, а также в медичейской Villa Careggi около города, сохранившей до сих пор свою старую физиономию (см. G. Carocci, "La villa medicea di Careggi", Флор., 1888). Козимо, который хотел создать себе собственного философа и поставить его во главе собственной академии, не обманулся в убеждении, что Ф. одарен подходящими для этого талантами. Он побудил его оторваться от занятий медициной и всецело предаться изучению Платона. Малорослый, болезненный, слегка заикающийся, задумчивый и кроткий Ф. был силен огромной трудовой энергией и неудержимой научной страстью. Он сделался действительным центром важного движения, которое не только внесло много нового в просвещение Флоренции и Италии, но проникло и за Альпы. Ф. беседовал с сочленами и друзьями, читал лекции многочисленным слушателям (между учениками его был и Лоренцо Медичи), писал ученые трактаты, вел огромную переписку с образованными людьми всей Европы. Чуждый привязанности к мирским благам, даже к семейной жизни, он упорно искал высшей истины, управляющей миром. Разделять с современниками их холодность к религии он не мог и после ряда лет мучительных колебаний и тяжелого кризиса обратился к христианству. Сорока двух лет от роду он принял духовный сан и получил звание каноника. Слишком много, однако, провел он времени в общении с древностью, чтобы вернуться к наивной вере простых людей. Он мечтал о возвышенной, разумной религии и утверждал, что она заключена в греческой философии. Его философия — теология: он стремится к богопознанию, говоря, как Платон, что задача философии — подняться от наблюдения того, что рождается, живет и умирает, к разумному исследованию того, что существует вечно, само по себе. Если учение Евангелия заключает для него полное и совершенное откровение любви Бога к творению, то в идеализме Платона он находит средство открыть Бога как мудрость и истину. Он один может укрепить веру разумом, основать ее на фундаменте строгих доказательств. Ф. видел, таким образом, гармонию между христианством и платонизмом. Уже Иустин Мученик, один из самых ранних христианских писателей, называл Платона христианином; в таком же духе высказывался блаж. Августин; богословские трактаты первых отцов церкви сильно проникнуты платонизмом. Если Ф. и не решается утверждать, что Платон развивает учение о Св. Троице, то все же признает его предшественником Христа в гораздо более широком смысле, чем схоластики — Аристотеля. Став священником, Ф. не бросил занятий наукой, а работал над объединением христианства и платонизма: он хотел сделать веру ученой, а гуманизм — благочестивым, философию — религиозной и религию — философской, древность — священной и святость — мудрой; он подтверждал Библию авторитетом древних писателей и освящал последних при помощи Свящ. Писания. Платонизм, от которого Ф. отправлялся, он обращал в теологию, Иисуса, к которому пришел, — в платоника. — Ф. оставил после себя полный перевод на лат. язык диалогов Платона (1483—84), также сочинений Плотина (1492), Ямвлиха (1497), Дионисия Ареопагита (1496). Собственная его мысль разбросана по многочисленным письмам и систематизирована в двух сочинениях — "De Christiana religione" и "Theologia platonica" (1482). Он объявляет себя правоверным католиком, но в сочинениях его христианские догматы переработаны идеями Платона и еще более взглядами неоплатоников; сравнительно с богословами-философами схоластической эпохи он гораздо более новый человек. В первом из двух указанных сочинений автор задается целью "освободить религию от нестерпимого невежества", т. е. обосновать ее истинность. Христианская вера опирается на авторитет сивилл, пророков, даже язычества, которое в оракуле Аполлона и ответе Гекаты признало ее превосходство. Сила ее открывается также в чудесах. Наконец, величие христианства вытекает из его сущности: оно свято, оно никого не обмануло, свет его исходит от самого Бога, а не от солнца и звезд. Оно дает блаженство верою, надеждою и любовью. Смысл его — в нем самом. Бог, стоящий в начале жизни всего мира, прежде всего создал совершенную концепцию себя самого в себе самом. Это то, что Орфей называет Палладой, Платон — "Словом", это сын божий. Это существо вечное, оно всегда в Боге, оно всегда — Бог. Им Бог говорит с собою, им созданы века. Люди, сотворенные в подобие божественному совершенству, пали в силу собственного греха, им надобно было дать новое существование. Бог сделал это через посредство Слова, воплотившегося от девы, оплодотворенной Духом Святым. Слово стало человеком; явился Христос, в котором срослись божественная и человеческая природы, как в человеке существуют тело и душа. Бог родил человека; ему же надлежало его возродить. Первое было актом невидимого Слова, последнее должно было стать актом видимого. Человечество могло быть искуплено Богом, но только обратившимся в человека и потерпевшим за грехи всех людей. Человечество пало наслаждением — и должно было очиститься страданием. Человечество согрешило раз в лице одного человека — так же и должно оно было подняться: страшная казнь одна была в силах смыть громадное преступление. Христос логически необходим для спасения человечества; он духовно содержится в книге Бытия и служит термином для истолкования закона. Через него же познаются тайны учения Платона, который сам предвидел, что люди лишь после долгих блужданий уразумеют истину. Нумений и Филон первые поняли идеи Платона, потому что они знали дело апостолов Христа; точно так же Плотин, Ямвлих, Прокул черпали свои таинства у Иоанна и Павла и потому построили истинное богословие. Второе соч. Ф., "Theologia platonica", является в широком смысле комментарием к "De Christiana religione". Автор хочет, чтобы учение великого мыслителя помогло испорченным людям обрести веру, доказав, что философия говорит о Боге и религии то же, что Свящ. Писание. В тесном смысле Th. pl. — теория бессмертия души. Платон, как и христианство, признает, что человек был бы ничтожнейшим и несчастнейшим существом, если бы не обладал душой, одаренной бессмертием. Выше тела стоит некоторая сила, которая заключает в себе искру божественного духа, соединившуюся с материей: это — человеческая душа. Начало это проявляется в более высоком виде, без тела, в ангелах, в полном совершенстве — в Боге. Человечество — множество, ангелы — бесконечность, Бог — единство. Бог есть совершенная простота и потому безграничное могущество. Он есть начало всего сущего; нельзя постигнуть ничего выше его. Над ним нет господина, около него нет равного. Не может быть бога зла рядом с Богом добра, так как бог зла, будучи лишен добра, не мог бы быть Богом. Бог вечен, вездесущ; он присутствует в мире, как душа в теле. Он производит все и все сохраняет, так как он — верховная благость. Будучи всего более удален от материи, он обладает самым высшим познанием. Разум его охватывает не только единичное и конечное, но общее и бесконечное. Бог — не только разум; он — воля, и эта воля в одно и то же время свободна и необходима; она — провидение и любовь. Бог удовлетворяет себе и любит мир, и мир от этого чудно прекрасен. Между Богом, который есть чистая воля, и материей, которая есть чистая страсть, душа служит посредником, третьей сущностью. Такая общая разумная душа проявляется в трех видах, или градациях — души мира, души двенадцати сфер и души существ, в них живущих. Раз душа в указанных видах имеет бытие, она должна быть бессмертна. Ф. стремится обосновать этот тезис "общими соображениями", "частными аргументами" и тем, что он называет "знаками". Доказательства его сводятся главным образом к тому, чтобы выяснить сходство души с Богом и превосходство ее над телом. Сущность жизни души заключается в стремлении вернуться к Богу: она находится в вечном усилии достигнуть двенадцати божественных совершенств. Она хочет стать первым благом и первой истиной; она желает все свершить и все превзойти, быть везде и всегда, владеть четырьмя добродетелями божественными — предвидением, силой, справедливостью, умеренностью, — развивать самое себя и поклоняться Богу. Обладая таким желанием совершенствования, она может его осуществить, переходя по своей воле через состояния растительное, животное, человеческое, духовное и божественное. В таком свойстве души Ф. видит доказательство того, что божественный луч, озаряющий все сущее, особенно глубоко проникает человека и блещет в нем. Выясняя сущность Бога, души и смысл жизни, Ф. опровергает лжеучения и суеверия тех, кто уклоняется от божественной истины. Рассмотрев проблемы создания мира и душ и цели существования того и других, он заключает, что в разрешении их Платон, евреи, арабы и христиане в сущности согласны между собой, "но так как философствующий разум человека нередко впадает в опасные заблуждения, то справедливее и вернее всего в конце концов опереться на христианство, с смиренною покорностью". Христианство во времена Ф. выработалось в законченную систему, при сложении которой поочередно работали три цивилизации: Восток сообщил ему свой созерцательный гений, Греция — философский, Рим — политический. Греция специально содействовала выработке догматов: происхождение и падение душ, всеобщее спасение, страдание как средство искупления, совершенство как цель мытарств, претерпеваемых душами, троичность Божества — все это греческие идеи, пифагорейские, платоновские, истолкованные александрийскими отцами. Ими вдохновляется Ф., над ними он работает. От субъективного идеализма Платона он хочет удержать преимущественно три положения, служащие осью для всей его системы: Бог печется обо всем, души бессмертны, существуют загробные награды и наказания. Эти истины он принимает не как историческое наследие развития человеческого ума в области богопознания, не как вклад греческой философии в христианскую догматику, а как предварение откровения. Найденное у Платона согласие с христианством представляется ему сверхъестественным, и он называет Платона мессиею. "Наш Платон, — восклицает он, — следует закону Моисея и предсказывает закон Христа". Если он и не зажигал лампады перед бюстом Платона, как передает легенда, то во всяком случае он проповедовал с церковной кафедры его учение. Система Ф., как и все направление медичейской Платоновской академии, не могла положить начала долгому и прочному течению; она была слишком мало оригинальна, слишком склонна к механическому синкретизму и ребяческим построениям. Тем не менее следует отдать дань уважения искренности и настойчивости усилий итальянских неоплатоников найти путь к новому царству философского идеализма посредством горячей и упорной работы мысли. Постановка такой задачи имела и научно-философскую, и религиозную важность. Неоплатоники еще до Савонаролы и до Лютера пытались приблизиться к Богу, открывая Его в трудах мыслителей от начала веков. Если им не удалось подчинить Христу разум людей, то, может быть, они побудили других искать религиозной реформы в борьбе за свободу совести. Умер Ф. читая Платона, с словами Ксенократа на устах.Литература. Соч. М. Ф. ("Opera") изданы в Базеле в 1576 г. (2 т.) и в Париже в 1641 г. (2 т.). Отдельно — "La monarchia di Dante Alighieri col volgarizamento di M. F., pubbl. da Torri" (Ливорно, 1844).См. G. Corsi, "De vita M. F." (Пиза, 1872); L. Galleotti, "Saggio intorno alla vita ed agli scritti di M. F." (в "Arch. Stor. ital.", 1859); F. Puccinotti, "Di M. F. e dell'accademia platonica florentina" (Прато, 1865); S. Ferri, "Di M. F. e delle cause del rinascimento del platonismo" (в "La filosofia delle scuole italiane", Рим, 1883); L. Ferri, "Il platonisme di M. F." (ib., 1884); F. Gabotto, "L'epicureismo di M. F." (Милан, 1891); E. Galli, "La morale nelle lettere di M. F." (Павия, 1897); L. Geiger, "Renaissance und Humanismus" (Б., 1882); Ph. Monnier, "Le Quattrocento" (т. II, П., 1901); F. Fiorentino, "Il risorgimento filosofico nel Quattrocento" (Неаполь, 1885); M. Carriere, "Die philosophische Weltanschauung der Reformationszeit" (Штутгарт, 1847); ?. Vacherot, "Histoire critique de l'?cole d'Alexandrie" (т. III, П., 1851).Ив. Гр.

Брокгауз и Ефрон. Брокгауз и Евфрон, энциклопедический словарь.