Значение слова ФЕОДАЛИЗМ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона

Содержание \[О Ф. во Франции — см. соотв. ст.\]. I. Сущность Ф. и его происхождение. — II. Ф. в Италии. — III. Ф. в Германии. — IV. Ф. в Англии. — V. Ф. на Пиренейском полуострове. — VI. Ф. в Чехии и Моравии. — VII. Ф. в Польше. — VIII. Ф. в России. — IX. Ф. в Литовско-Русском государстве. — X. История постепенного падения ФI. Сущность Ф. и его происхождение. A) Историография вопроса. — I. Германисты и романисты. — II. Теория Вайца. — III. Школа Рота. — IV. Взгляды экономистов. Маурер. — V. Новейшие теории о 1) первобытном Ф. и 2) европейском Ф. Фюстель де Куланж. — VI. Изучение Ф. в России. — Б) Происхождение Ф. I. Феодализация в первобытном обществе. — II. Образование феодальных отношений в средневековой Европе: 1) Корни Ф. в римской империи. 2) Прогресс Ф. в франкском королевстве. 3) Окончательная феодализирование общества во время распада монархии Карла Вел. — В) Расцвет Ф., преимущественно во Франции. — I. Простая феодальная группа (сеньории): 1) Домен. 2) Феод, его природа, происхождение и распространение. 3) Феодальный контракт. 4.) Принципы феодального землевладения. 5) Вассальные обязанности. — II. Взаимные отношения между феодальн. группами): 1) Феодальная знать (сословность). 3) Феодальная система (иерархия). — III. Политическая организация феод. миров: 1) Законодательство. 2) Управление. 3) Финансы. — 4) Суд. — IV. Феодальные войны и сеньориальные нравы. — V. Низшие классы в феодальную эпоху: 1) Крестьянство. 2) Горожане. — VI. Феодализация церкви. — VII. Феодальная монархия. — VIII. Общее заключение.Слово Ф. служит научным термином для обозначения одного из крупнейших явлений всемирной истории в области социально-политического развитии человечества. Первоначально именем Ф. обозначалась совокупность основных особенностей общественного строя, в большей или меньшей степени утвердившегося во всех государствах Западной Европы в так называемые средние века (r?gime f?odal, Lehnswesen, feudal system, feodalismo). Такое определение давало уже Ф. первостепенное место в ряду "исторических понятий"; но значение термина еще бесконечно расширилось, когда науке новейшего времени удалось открыть существование Ф. или, по крайней мере, присутствие феодализирующих процессов в гораздо более многочисленных государствах, у весьма различных племен и народов, живших во всевозможных частях земли и в очень разнообразные эпохи их истории. — Таким образом, при современном уровне состояние науки Ф. если и не может рассматриваться ("социологически") как необходимая фаза развития человеческих обществ, то во всяком случае должен быть признан одним из тех широко распространенных типов, в формах которых кристаллизуется социальный строй при наличности известных условий в весьма неодинаковых территориальных, этнических и культурных средах. — Не давая теперь же полной формулировки понятия Ф., которое само собой выяснится из дальнейшего изложения, отметим, что характерными признаками "процесса феодализации" являются следующие господствующие течения. В экономической области утверждается преобладание замкнутого домового (натурального) хозяйства со слабой потребностью в обмене и отсутствием тенденции к расширению сношений и разделению труда, со сосредоточением центра тяжести на землевладении и земледелии, причем носители первого и второго резко различаются между собой и противополагаются друг другу: собственность и пользование дробятся, и не только последнее, но и первая приобретают условный (ограниченный) характер. В области политического строя замечается упадок государственного единства и ослабление централизующей верховной власти: территория крошится на части и государственные прерогативы распадаются, переходя в руки владельцев этих частей; "помещики" становятся "государями" (по словам П. Г. Виноградова, "Ф. отличается территориальной окраской политических и политической окраской территориальных отношений"). Наконец, в области отношений личности к государству и личностей между собой также устанавливается преобладание частноправовых (вместо публично-правовых) принципов и начала индивидуального договора — вместо общего закона, личной зависимости или патроната — вместо подданства или гражданства. Сопоставляя все перечисленное, можно сделать вывод, что руководителями жизни в феодальном обществе являются те представители сильного меньшинства, которым удается всего выгоднее приспособиться к земле в качестве крупных собственников и выработать в себе способность к крепкой военной защите захваченных политических прав и экономического могущества.А. Очерк историографии вопроса о Ф. — Первые попытки изображения Ф. появились очень давно. Иначе и не могло быть: он занимал слишком видное место в прошлой жизни европейских народов не только в средние века, с которыми совпадало его высшее развитие, но и в новое время, когда в различных странах долго сохранялись заметные его следы. Важностью вопроса объясняется и тот факт, что до сих пор выходят многочисленные специальные исследования и общие сочинения о Ф., из которых выросла огромная литература, и что о нем высказываются все новые взгляды. Вследствие большого количества теорий о сущности Ф., особенно о его возникновении, и разнообразия их исходных точек сильно осложняется задача их изложения и затрудняется классификация. Поэтому здесь может быть дан лишь краткий обзор самых важных научных мнений, которые имели наибольшее влияние на ход освещения вопроса. Обстоятельной критической историографии Ф. до сих пор не существует; на русском языке можно указать ценный сжатый очерк проф. П. Г. Виноградова (в его кн. "Происх. феод. отношений в лонгобард. Италии").1. Старые теории (романисты и германисты). — Первые труды, посвященные изучению феодального строя, заключают в себе скорее внешнее его описание, чем внутренний анализ его институтов; внимание авторов сосредоточивается преимущественно на эпохе его расцвета, и выработанные таким путем понятия переносятся на изображение древнейшей эпохи. Историки первой половины XIX в. не умели еще вполне правильно ставить задачу эволюционного изучения; если они и спрашивали себя о происхождении Ф., то все-таки представляли его в значительной степени готовым в средневековье почти изначала или во всяком случае быстро сложившимся, а не пережившим целый ряд подготовительных фаз, конечным результатом которых он только и мог явиться. Они стремились только разъяснить, кто завещал Европе Ф. — павшая римская империя или восторжествовавшее над ней германство. Таким образом, на истолковании Ф. должны были отразиться воззрения двух больших школ, сложившихся на грани XVIII и XIX в., а зародившихся даже раньше, — германистов и романистов (ученых и мыслителей, объяснявших происхождение и сущность европ. общественного строя торжеством и преобладанием либо германских, либо римских элементов культуры). Источником, вызвавшим появление этих школ, были политические интересы и идеи, разделявшие еще в глубине XVIII в. различные слои общества и отразившиеся в сочинениях идеологов аристократии и третьего сословия. Наиболее яркими из ранних выразителей обоих направлений были во Франции: первого — гр. Буленвиллье (Boulainvilliers, "Hist. de l'ancien gouvernement de la France", 1727), второго — абб. Дюбо (Dubos, "Hist. critique de l'?tablissement de la monarchie fran?aise dans les Gaules", П., 1734). У того и у другого можно найти эскиз своеобразных теорий происхождения Ф. — Научное значение имеют лишь взгляды тех романистов и германистов, которые сумели отрешиться от крайностей политического предубеждения и выдвинуть задачу отыскания исторической истины. Специально в вопросе о Ф. чистые романисты представлены в старой историографии слабее, чем их соперники. Среди романистов нельзя найти ни одного первоклассного ученого. При том большом влиянии, какое продолжали и в первую полов. XIX в. оказывать патриотические симпатии на научное мышление, естественно, что данная гипотеза развивалась преимущественно историками романских стран. Самым решительным сторонником идеи о происхождении Ф. из Римской империи был итальянский ученый Энрико Поджи (см. ряд его специальных исследований в "Archivio storici italiano", т. IV и VI, и отд. кн.: "Cenni storici delle leggi dell'agricoltura", Флор., 1845). Из французских историков выдаются Перессьо (Perr?ciot, "De l'?t?t civil des personnes et de la condition des terres dans les Gaules", 1-е изд. 1786, 2-е изд. 1845) и Шампионньер (Championni?re, "De la propri?t? des eaux courantes", П., 1846). Рассматривая условия существования падающей Римской империи, ранние романисты находили в ее социально-политическом строе все институты, которые, развившись и обобщившись, сделались основой Ф.; а так как они признавали романизованных жителей имперских провинций силой, определившей формы средневекового государства и общества, то и выводили Ф. прямо из римских корней. Если в привилегиях, предоставлявшихся императорами земельным магнатам (уже напоминавших иммунитеты и патримониальную юрисдикцию) и в факте ослабления центральной власти романисты согласны видеть лишь отдаленные политические прецеденты феод. государства, то образование всей социальной ткани Ф. объясняется ими непосредственно изъявлений, подмеченных еще в римское время. Крупное землевладение, являвшееся экономическим фундаментом Ф., составляло уже господствующую черту римского аграрного строя. Военный бенефиций уже готов под формами римских пограничных земельных пожалований (laeto, agri limitanei); коммендация-вассалитет — не что иное, как детище разнообразных видов патроната, широкой волной захватившего империю и заменившего личной верностью частному господину легальное подчинение общему государю. Кроме того, развившаяся в римской империи долгосрочная и вечная земельная аренда (эмфитевзис) в сущности была близка к феод. условному владению (феоду, лену), а колонат, в рамках которого тогда укладывалась жизнь сельской массы, послужил источником крепостного права средневекового крестьянства. В разработке последнего пункта среди французских романистов выдвинулся замечательный исследователь истории земледельческих классов в средние века — В. Gru?rard (см. его до настоящего времени драгоценное разыскание — "Prol?gom?nes au polyptique de l'abb? Irminon", П., 1844). Разбирая особенности гипотезы романистов, мы находим в ней правильное стремление объединить причинной связью средневековой мир с римским и представить Ф. не с одной лишь политической, но и с социальной стороны его природы; они пытаются также установить понятие о процессе феодализации, отмечая в нем первоначальную (социальную) римскую ступень ("феодальные отношения") и конечную (политическую) средневековую ("феод. государство"). Взгляды их возбуждают, однако, и недоумения: странно объяснять влиянием Рима происхождение порядков, утвердившихся в тех землях, которые были или совсем чужды римских традиций (внутренняя Германия), или слабо подвергались их воздействию (Англия). Вглядываясь, с другой стороны, в метод романистов, нельзя не отметить, что они вносят субъективизм в изображение жизни Римской империи, рисуя ее в красках позднейших средневековых учреждений. Они слишком поверхностно устанавливают аналогии и слишком быстро заключают о преемственной связи между явлениями по внешнему их сходству. Наконец, одностороннее отрицание всякого влияния германцев ставило теорию на узкое основание и должно было вызвать против нее протесты из другого лагеря. Первые серьезные германисты появились в среде как немецких, так французских писателей и ученых; родоначальником их в вопросе о Ф. можно считать Монтескье. Он основывался на идее об определяющем значении германского завоевания в создании средневекового строя (варвары-переселенцы обратили римское государство на западе в развалины и на захваченной почве выстроили новое здание по своему образцу). При изображении исконного германского быта он придавал особенное значение дружине и называл Ф. непосредственным результатом пересадки германцами дружинных порядков на римскую почву. Последователем такой "старогерманистской теории" был Гизо (см. "Hist. de la civilisation en Europe et en France", 1829—1830). Лучшее знакомство с источниками побудило его ограничить резкость построения Монтескье внесением в изображение идеи развития: он заметил, что Ф. появился не сразу (веками его процветания он считает X, XI и XII-й). Сущность его воззрения основывается, однако, на тех же посылках. Германцы бурным натиском завоевали римские провинции; вся земля сделалась их собственностью (отсюда зависимость низших классов от новых владельцев). Но в первобытной Германии крепость государственной связи между элементами племени подрывалась неустойчивостью дружинных отношений: племя (la tribu) разлагалось дружиной (la bande). Последняя была душой общества ("дружинные народы). Короли при разделе завоеванных земель отдали большие участки в собственность дружинникам, как часть добычи; дружинники сели на землю — и таким образом возникли аллоды. Значительная часть территории осталась в распоряжении королей, и они рано начали уступать в награду за службу поместья во временное условное владение: так образовались бенефиции, потом феоды, присоединившиеся к аллодам. Это — основа будущих феод. территорий, которые скоро приобрели самостоятельность вследствие слабости связи герм. дружины с королем. С самого начала устанавливаются изменчивые отношения личной верности вольных боевых товарищей с вождем наскоро сметанной группы, а не постоянная законная связь подданных с главой прочно сложившегося государства. Внутри выделявшихся частновладельческих территорий политическая власть должна была перейти в руки их господ в силу развившегося уже в Древней Германии патриархального и патримониального могущества главы семьи и владельца недвижимости. Итак, Гизо находит в условиях, созданных водворением германцев на римской почве, начало главных институтов Ф. — фьефа (лена), вассалитета и соединения политической власти с землевладением. Преобладание в общественном устройстве завоевателей "центробежных" сил создало Ф. — Из французских ученых первой половины XIX в. большое значение германскому завоеванию в образовании Ф. придавал Ог. Тьерри, вообще более склонный к романизму. — Гизо сравнивал древних германцев с дикарями Америки; Фр. Шлегель заявлял даже, что "настоящее государственное устройство германской нации есть анархия"; но ни тот, ни другой не говорили этого с прямым осуждением. Они выдвигали "индивидуализм" как природное свойство "германского духа", а Монтескье даже с симпатией говорил о "свободе, будто бы принесенной "из лесов Германии". — Немецкие ученые начала XIX в. усилили теорию происхождения феодализма из германского племенного быта новыми аргументами и более основательной обработкой материала. Знаменитые историки-юристы Савиньи и Эйхгорн выдвинули рядом с дружиною знать как важный элемент в Германии Тацитовых времен. Все главари крупных семейств (а не одни племенные вожди) могли собирать дружину, и такое соединение противогосударственных сил раскалывало племя, придавая большое значение аристократии. Когда дружинные порядки, неопределенные и текучие в полукочевом быту территориализировались после раздела завоеванных римских земель (Меровингские "лейды" — потомки "благородных" Германии Тацита), это еще более увеличило силу знати. Нуждаясь в поддержке общества во время взаимных раздоров, франкские короли должны были считаться с ней. Они привязывали к себе ее членов бенефициями желая выработать из них надежных служилых людей; этим путем домены Меровингов оказались растраченными, и власть их фактически перешла в руки крупных землевладельцев. См. Savigny, "Beitr?ge zur Rechtsgeschichte d. deutschen Adels" (в его "Vermischte Schriften", IV); Eichborn, "Deutsche Staats- und Rechtsgesch." (1808—23).II) Теория позднего развития Ф. из совокупности условий, созданных франками (школа Вайца). Старая школа германистов содействовала обнаружению односторонности романистского построения и привлечению древнегерманских источников к историческому объяснению Ф.; но она чересчур много основывалась на неопределенном принципе "врожденного национального духа", предвзято освещала первобытный строй германцев и потому не могла верно воссоздать условия соприкосновения между римлянами и варварами в эпоху так наз. "великого переселения". Кроме того, ее представители не вполне ясно понимали задачу генетического исследования социальных и правовых институтов. Взгляды германистов получили дальнейшее развитие в трудах позднее выступивших ученых, особенно в работах Вайца (Gerg Waitz, "Deutsche Verfassungs geschichte", 1-е изд. 1844), его учеников и продолжателей. Исходя из объективных побуждений глубокого ученого, но движимый также чувством патриотического протеста, он не соглашался признать Шлегелевское положение о политической несостоятельности древних германцев и возражал против взглядов, выводивших средневековой строй из римских влияний (см. H. Syhel, "Entstehung d. deutschen K?nigthums", 2 изд. 1881). Вглядываясь внимательно в их учреждения, автор открыл в них больше единства, чем видели Гизо и Эйхгорн. Он поставил дружину на второстепенное место, как сравнительно слабое основание власти главарей племени, и изобразил организацию его быта прочно опирающейся на совокупность его свободных членов, равномерно владеющих землей и связанных вечевой сходкой. Тщательное изучение источников убедило его, что нельзя искать зародышей Ф. в первобытной Германии, а приходится отодвинуть его происхождение на несколько веков вперед. Точное рассмотрение обстоятельств, сопровождавших поселение германцев в пределах империи, показало ему, с другой стороны, что они утвердились на новых местах не в качестве завоевателей всей земли, а на очень разнообразных началах раздела и мирного сожительства (впервые вопрос был так поставлен в книге E. T. Gaupp, "Die germanischen Ansiedlungen und Landtheilungen in d. Provinzen d. r?m. Westreiches", Бресл., 1844). Такое понимание заставило Вайца считаться с порядками, оставленными новой Европе римской древностью. Он стремится показать путь, по которому на почве Меровингской Галлии создались основы Ф. Практика королевских раздач служилым людям (бенефициев, прекариев) поддержала и расширила уже сложившееся в империи крупное землевладение; она же впервые выработала условные его формы, связывавшие пожалованного с пожалователем особенно тесными узами верности. Такие же раздачи стали применяться между частными лицами, окрашивая весь аграрный строй франкского государства. Рядом с этим Вайц обращает внимание на то, что, попав в более сложные формы существования, древнегерманская политическая организация не выдержала напора разлагавших ее сил. Частноправовая точка зрения восторжествовала над государственной: общественная власть оказалась не в состоянии защищать слабых, которые искали покровительства у богатых и сильных людей, "коммендируя" им себя и свои имущества. Не будучи в состоянии удержать за собой все публично-правовые функции, франкские короли отчуждали подати и судебные права в частные руки посредством "иммунитетов". Таким образом, Вайц находит готовыми в эпоху Меровингов основные элементы Ф. — зародыши лена, вассалитета и политической власти территориальности. Хотя он и не считает возможным выводить Ф. из первобытной Германии, но все-таки называет движущим при его сложении началом политические тенденции германского племени, проявившиеся на почве Меровингского королевства. Поэтому Вайца можно назвать германистом; только построение его гораздо разностороннее, исследование полнее и изложение убедительнее, чем теория родоначальников этой школы. Вайцем сделано очень много для научного освещения вопроса о Ф., и труд его надолго сохранит цену руководящего сочинения и богатой справочной книги. Нужно только поставить автору в укор чрезмерную осторожность при формулировке заключений, граничащую с туманностью. Хотя он при объяснении начал Ф. и не устраняет рассмотрение экономического строя и социальных отношений, но отводит им недостаточно места, выдвигая на первый план политические и правовые влияния. Наконец, хотя у Вайца обстоятельно описаны последовательные состояния общественного устройства, приведшие в результате к образованию Ф., но недостаточно истолкована внутренняя филиация между ними.III) Теория происхождения Ф. из законодательства Каролингов (юридическая конструкция Рота). На чисто правовую точку зрения ставит происхождение Ф. Рот (Paul Roth, "Gesch. d. Beneficialwesens y. d. ?ltesten Zeiten bis ins zehnte Jahrhundert", 1850; "Feudalit?t und Unterthanenverband", 1863). Хотя он, как и Вайц, многое приписывает влиянию германского начала в истории происхождения европ. общественного строя вообще, но в вопросе о Ф. его нельзя назвать германистом. Возражая против неопределенности воззрений Вайца, Рот настаивает особенно решительно на том, что древняя организация германских племен была здоровой и сильной. Главные элементы разложения крылись в наследии Римской империи; но Меровингская монархия справилась с ними, и в ней отсутствуют прецеденты Ф. Устройство франкского королевства доказывает, что германцы явились на историческую сцену с такими же прочными и ясными понятиями о государстве, как греки и римляне. Они опирались на правильно организованную верховную власть и подданнические отношения. Воинскую повинность должны были нести все граждане как равные между собой (бессословный строй), независимо от расового происхождения, близости к королю и связи с землей. Только реформы Каролингов нарушили твердость выстроенного политического здания и заложили фундамент Ф. Нуждаясь в большой и надежной военной силе для осуществления своих широких оборонительных и завоевательных предприятий, они произвели секуляризацию церковных имуществ и роздали из них "бенефиции" своим "людям", выделив их как особый класс для обеспечения "верной службы" (Карл Мартелл и Пипин Короткий). Это подготовило условные формы владения (феод, лен) и отношения личной преданности (вассалитет). С другой стороны, не обладая достаточными средствами для непосредственного управления государством, они (Карл Вел.) создали "сеньорат", т. е. передали в руки земельных господ военно-административные функции общественной власти. Таким путем создалась основа независимости феодальной территории и иерархизации политических и личных отношений. Феодализм в полном виде явился развитием этих начал в послекаролингский период. В обширных сочинениях Рота заключается масса заново собранного, впервые выдвинутого и оригинально анализированного материала, но центральная гипотеза, подсказанная национальным пристрастием, односторонняя, узкоюридическая, неверно объясняет происхождение и рост сложного исторического процесса, совершавшегося под влиянием многочисленных факторов. Законодательство о секуляризации и сеньорате могло лишь ускорить феодализацию, возникшую из действия других причин. Ф. развивался и за пределами, внутри которых имели силу Каролингские капитулярии (англосаксонская Британия), и в местностях, где влияние их не могло быть глубоким (лангобардская Италия). С точки зрения метода трудно согласиться с приемом Рота исходить из буквального смысла юридических текстов и путем логических рассуждений конструировать отвлеченно-правовую теорию и насильственно налагать ее на историю. У Зома (R. Sohm, "Die altdeutsche Reichs- und Gerichtsverfassung", Веймар, 1871) мы встречаем еще дальнейшее развитие и преувеличение взглядов и приемов Рота. — Большинство авторитетнейших представителей современной историко-юридической школы в Германии рассматривают вопрос о Ф., опираясь на Рота и особенно Вайца, но смягчая или дополняя их воззрения и разрабатывая дальше метод и материал. Хорошо знакомят с современным состоянием вопроса о Ф. в немецкой науке основательные и талантливые руководства H. Brunner, "Deutsche Rechtsgeschichte" (Лпц., 1887—92) и К. Schr?der, "Lehrbuch der deutschen Rechtsgeschichte" (3 изд., Лпц., 1898). У них сгруппирована и богатая библиография. Разбор взглядов Вайца и Рота в кн. Menzel, "Die Entstehung des Lehnwesens" (Б., 1890).IV) Экономическое объяснение происхождения Ф. (взгляды Маурера и его последователей). С середины XIX в. под прямым или косвенным влиянием общественных движений 40-х годов внимание ученых обратилось особенно к изучению социального строя прошлых времен, тогда как в первую половину столетия, под влиянием событий революционного времени, преимущественно исследовалось развитие политических учреждений. К тому же приводило и расширение круга наблюдений историков в силу успехов науки. В Германии, отправляясь от чисто научных побуждений, централизовал свою работу на экономической старине Георг-Лудвиг Маурер (список его замечательных трудов см. соотв. ст.). Он, с известной точки зрения, может быть назван "германистом", потому что из изучения бытовых форм исконной Германии стремился выяснить происхождение средневекового европейского строя вообще; но своеобразие его выразилось в том, что он исходил из понятия "сельской общины" (марки), которую он один из первых подметил в германской древности и около судеб которой сосредоточил изображение всего хода древней истории европейских обществ. Марка, основанная на коллективном землевладении, экономическом равенстве всех членов общины и взаимной солидарности между ними, кажется ему исконной силой, объединявшей все социальные элементы первобытного общества, обеспечивая их равновесие в формах вечевого устройства. Когда вследствие внутренних причин началось разложение общества еще в глубине Германии, т. е. когда стало выделяться частное владение усадьбой, потом пашней и т. д., устои древнего строя ослабели, образовалось экономич. неравенство (одни хозяйства обезземелились, другие захудали, третьи захватили, наоборот, большие владения); соответственно этому изменились социальные отношения — сложилась аристократия (масса свободных подчинилась господам). Параллельно с разложением общины должны были переродиться и формы политического союза; верховная власть раздробилась, перейдя от племенного веча в руки крупных собственников. Так изображает Маурер историческое движение от "марки" к "сеньории". Оставаясь на почве построения германистов, он открыл новый путь для объяснения хода феодализации. Описываемый им процесс стал, по его мнению, более быстрым после переселения, под влиянием римских земельных и социальных порядков. Королевская власть не в силах была воспрепятствовать разложению; государство распалось на частновладельческие территории, и под опекой их господ группировалось население, потерявшее общинную защиту. Это и есть Ф. Взгляды Маурера и его приемы подлежат критике. Он преувеличил роль германской марки: она занимала слишком тесное место в общей истории древней Европы, чтобы можно было ставить ее во главе причин образования такого широко распространенного института, как Ф. Затем он часто неправильно толкует источники, отыскивая влияние марки там, где не было ее самой. Но ему принадлежит великая заслуга первоначальной постановки вопроса о важности экономического фактора в развитии общества и, в частности, феодального строя. Маурер вызвал продолжателей, труды которых двинули вперед разъяснение Ф.: таковы сын Георга Лудвига, Конрад Маурер (см.) и ученик его Отто Гирке ("Rechtsgeschichte der deutschen Genossenschaft", 1868—81). Весьма ценно для экономической истории Ф. исследование К. Th. Inama-Sternegg, "Deutsche Wirtschaftsgeschichte" (I т., 1876; II т., 1891; III, 1899). У Лампрехта, в общем построении его "Deutsche Geschichte", и у К. W. Nitzsch, "Geschichte d. deutschen Volkes" (Лпц., 1883—85), дается много места экономическому объяснению главных явлений истории. Вопрос об общинном землевладении первобытной Германии породил ряд важных критических исследований, в особенности Fustel de Coulanges: "Les Germains connaissaientils la propri?t? des terres"; "De la marche germanique" (в "Recherches sur quelques probl?mes l'histoire"); "Les origines de la propri?t?" (в сборн. "Questions historiques"; указана богатая литература). Возникли также новые солидные попытки исследования и построения хозяйственного строя и социальной группировки в древнейшем средневековье (напр. замечательный труд Seebohm, "The english village community", Лонд., 1883). Хозяйственная подпочва европейского Ф. в виде эскизов превосходно изображена в этюдах Карла Бюхера (см.), и теперь ни один серьезный историк, изучая вопрос, не может оставить ее без внимания.V) Новейшая теория (попытки синтеза общих влияний, подготовлявших Ф., и переработка его истории в Европе). Вековой опыт научного изучения крупных исторических проблем показал сложность природы основных явлений в жизни человеческих обществ и научил искусству глубоко анализировать их составные элементы, в отдельности и в комбинации и особенно в "генезисе" (процессе образования и развития). С другой стороны, привлечение к исторической обработке все новых материалов обнаружило полезность расширения круга наблюдений, которые раньше слишком тесно замыкались в рамки истории какого-нибудь одного народа и во всяком случае не заходили за пределы Европы. Такие материальные (фактические) и формальные (методологические) успехи отразились и на исследовании и построении Ф. Здесь возможно отметить научный прогресс двоякого рода, направлявшийся вширь и вглубь. — 1) Рассмотрение феодализации на почве общего первобытного права (сравнительно-историческая точка зрения). Работы Маурера, обратившие внимание историков на связь между средневековым Ф. и древнейшими социально-экономическими учреждениями герм. племени, натолкнули других ученых на попытки отыскать признаки феодализации в первобытном общественном строе других народов. Первым применил с особенной удачей такую точку зрения к изучению кельтских и общеарийских древностей английский историк Мэн (см.) в сочинен. "Древнее право" (1861), "Сельские общины на Востоке и Западе" (1871), "Ист. древних учреждений" (1870) и "Древний закон и обычай" (1883). Богатый материал, извлеченный из вновь открытых или исследованных древних памятников и из точных описаний быта диких или отсталых племен, и постепенное установление принципов "сравнительного метода" (см.), способствовали построению первых оснований "сравнительного рассмотрения истории феодального строя". Открытие факта широкого распространения общинных форм землевладения в первобытные времена у всевозможных народов и выяснение хода его разложения (см. попытку обобщенного сравнительного обзора в труде E. de Laveleye, "La propri?t? et les formes primitives", 1 изд. 1874, 4 изд. 1883; есть русск. перев. и нем. переработка К. Бюхера; ср. М. Kovalewsky, "Tableau des origines et de l'?volution de la famille et de la propri?t?", 1890) подготовило теоретическое основание для гипотезы о широкой распространенности Ф. как обычной "фазы социальной эволюции". Дальнейшее фактическое изучение первобытно-правовых отношений подтвердило ее обильными данными. В современных научных сочинениях по социологии, составленных по историческому методу, можно найти соответствующие главы о "первобытном Ф.", тогда как в первой половине XIX в. могла идти речь лишь о Ф. "средневековом, западноевропейском" (литературу см. Социология и ниже в том отделе настоящей статьи, где рассматривается развитие Ф. на низших ступенях культуры). Появляются и специальные исследования по изучению Ф. в различных странах, кроме Западной Европы, например Tischendorf, "Das Lehnswesen in den moslemischen Staaten", 1872. Ср. другие указания в частных обзорах Ф. по странам). — 2) Аналитико-критический пересмотр истории европейского Ф. и выработка твердых научных оснований, выясняющих его общую эволюцию (Фюстель де Куланж и его школа). Изучение Ф. в Европе существенно двинуто было вперед лучшими представителями франц. историографии в последние десятилетия; особенно важны превосходные труды Фюстель де Куланжа (см.). Он сводит изучение Ф. с "расовой" почвы на "общеисторическую и широко-эволюционную". Он создавал свое построение в жаркой полемике с германистами, взгляды которых господствовали в науке, когда слагалось главное сочинение Фюстель де Куланжа ("Hist. des institutions politiques de l'ancienne France"), т. е. в 70-х годах XIX в. Ему пришлось вновь поставить на очередь идею о великой исторической роли римской традиции, отвечающую на вопрос о связи между древним и новым миром. Поэтому многие считают его романистом, хотя он сам отчетливо выставил тезис, что "Ф. не был ни римским, ни германским, а принадлежит человеческой природе вообще", т. е. стоял на почве сравнительных исследований, относясь, однако, с большой осторожностью к их выводам. "Новый романизм" рисуется в трудах Фюстель де Куланжа не как возрожденное учение о победе в истории Западной Европы одного расового начала над другим, а как широкая концепция непрерывности развития: он выясняет великую идею о живучести могучего культурного предания и о необходимости конечного торжества его над варварством. Эта теория блистательно применена автором к истолкованию одного из самых трудных кризисов в истории человечества. Он проводит с редкой силой и нередко с победоносной убедительностью тезис о глубине и продолжительности влияния институтов общественного строя, сложившихся в римском мире, на судьбы европейских государств, способствуя таким образом полному осуществлению принципов эволюционного изучения и понятия о генезисе. Автор изображает средневековый строй хотя и вышедшим из римских корней, но выработавшимся под сложным влиянием древних начал, переродившихся в новой исторической среде под действием новых факторов; в числе последних он, правда, сравнительно мало видит специфически германских элементов. Важным достоинством постановки вопроса о происхождения Ф. у Фюстель де Куланжа является широта его взгляда на источники этого явления. Автор централизует построение на изучении социальной его основы, но рассматривает рядом с большим вниманием и экономическую, и политическую, и частноправовую стороны вопроса, бросая проницательные взгляды и в область умственную, освещая Ф. и состоянием сознаний. Фюстель де Куланжу не удалось довести историю феод. эпохи во Франции до конца: он изобразил только происхождение и первоначальное развитие Ф. — но то, что выполнено им, представляет целое, замечательное по единству, законченности и долговечности плана. Особенно ценно, что он дал исследование тех фаз европ. Ф., которые образовали фундамент для его дальнейшего развития во всех европейских странах; благодаря ему беспристрастные ученые различных наций могут критически пойти по его стопам на открытой им дороге. Ученики и последователи его во Франции освещают в духе его принципов и другие вопросы средневекового общественного строя (см. прекрасное, обобщающее все добытые коллективной работой французских историков выводы по феод. эпохе во Франции руководство Ach. Luchaire, "Manuel des institutions fran?aises", П., 1892). В числе исторических сочинений, если не противоположных Фюстель де Куланжу по направлению, то сильно отличающихся от его взглядов, заслуживает самого серьезного внимания талантливая работа J. Flach, "Les origines de l'ancienne France" (2 т., П., 1886—93). Автор изображает в ней своеобразно и колоритно, хоть и не всегда убедительно, развитие Ф. на фоне всей исторической обстановки, среди которой он слагался; с особенной любовью он разрабатывает влияние "нравов" и "духовной культуры" как факторов Ф. и с успехом привлекает к делу мало до него эксплуатировавшийся для этой цели литературно-поэтический материал, но дал много свежих и интересных страниц в области исследования и социальной ткани Ф.: (подробности о теории Флака см. под его именем). В виде общего вывода из рассмотрения историографии вопроса о Ф. можно сказать, что при современном уровне его разработки возможна попытка сравнительного синтетического изображения эволюции Ф. не только в Европе, но и во всем человечестве. Его следует ждать от современных социологов. VI) Несколько слов об изучении Ф. в России. В России учение о Ф. шло в связи с развитием преподавания всеобщей истории в университетах. Диссертации на ученые степени, обработки частей профессорских курсов по средним векам, критические заметки о выдающихся трудах или научных течениях в западноевропейской литературе пополняли состав оригинальных русских книг о Ф. Первые русские ученые, занимавшиеся Ф., больше всего знакомили в своих исторических этюдах и монографиях с ходом разработки Ф. во французской, немецкой и английской историографии. Так можно охарактеризовать то, что писали в данной области Грановский, Кудрявцев и Ешевский; сюда же относится статья Вызинского "Западная Европа в дофеодальную эпоху" ("Русский вестн.", т. XIX), дающая хорошую характеристику образования Ф. на основании взглядов историков первой половины XIX в. С укреплением традиции преподавания общей истории появились у нас самостоятельные исследования ее основных вопросов (см. "Историческая наука в России", XXVIII, 802 и сл.). Из оригинальных русских сочинений по истории Ф. особенно замечательны исследования московского профессора П. Г. Виноградова ("Происх. феод. отношений в лангоб. Италии", 1880; "Исследов. по социальной истории Англии в средние века", 1887; ср. перераб. последней книги на англ. язык: "Villainage in England", 1892), не уступающие многим выдающимся работам западноевропейских историков. Почетное место принадлежит обширному, важному и совсем новому сочинению М. М. Ковалевского, "Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства" (2 т., М., 1898—1900), имеющему прямое отношение и к вопросу о Ф.; см. также его книгу: "Общественный строй Англии в конце средних веков" (М., 1879). Разложению английского Ф. посвящена прекрасная работа Д. М. Петрушевского "Восстание Уота Тайлера" (2 т., СПб., 1897—1901). В русской ученой литературе до сих пор разрабатывались преимущественно социально-экономические элементы Ф. Первостепенное значение в исторической науке имеют превосходные разыскания о Ф. в общественном строе Византийской империи, принадлежащие покойному В. Г. Васильевскому ("Материалы по внутренней истории визант. государства", "Журн. Мин. нар. пр." за 1878 и 1879 гг.). Указания работ русских историков о феод. отношениях в Древней Руси — см. ниже.Б. Происхождение Ф. Все предлагавшиеся до сих пор определения Ф. страдают различными недостатками. Они обыкновенно неполны, слишком односторонне выдвигая политический, социальный или экономический признак, и останавливаются больше всего на верхних слоях общества, не касаясь положения народной массы. Они страдают неточностью, так как характеризуют Ф. иногда такими чертами, какие знаменуют уже его разложение. Наконец, они часто неправильны в методологическом отношении: в них заключается описание явления, но отсутствует генетический момент, необходимый в истинно историческом определении, т. е. слабо указываются условия возникновения феодального строя. Изображая Ф., надобно прежде всего спросить себя, нельзя ли уловить какой-нибудь общий принцип для уяснения среды, в которой он возникает? Как сказано выше, следы и симптомы феодализации вскрыты теперь, помимо государств средневековой Западной Европы, в целом ряде других стран в различные эпохи. Необходимым прецедентом для появления феодализирующих течений всегда оказывается слабость культуры — еще не развившейся (первобытное состояние, варварство) или уже разлагающейся (состояние регресса, варваризация). Историки и этнографы нашли феодальные черты быта у древних кельтов, германцев и славян, также у древних греков, затем в Китае и Японии, у турок и армян (в древнюю эпоху) в Абиссинии, у гавасов Мадагаскара, в Новой Каледонии, у туземцев Полинезии и т. д. С другой стороны, констатировано присутствие тех же феодальных особенностей и в нескольких монархиях, падающих или развивающихся медленно, с трудом, неправильно — в Византии, в Московском царстве, в Литовской Руси, в мексиканской державе ацтеков. Все указанные примеры объединяются слабостью или ослаблением культуры, некоторые — даже прямо застоем или рецидивом варварства. Для понимания происхождения Ф. необходимо рассмотреть обе разновидности процесса феодализации — прямую и обратную.I) Феодализация в первобытном обществе (Ф. на социологической почве). Чтобы обнаружить внутреннюю связь между варварством и феодализмом, следует уразуметь психологию дикаря и влияние этого духовного фактора на сложение общественного строя. Вопрос этот прекрасно освещен с точки зрения социального генезиса в этюдах Карла Бюхера ("Der wirtschaftliche Urzustand"; есть русск. перев.). Дикарь отличается количественной бедностью и качественной скудостью потребностей. Он доволен немногим, поэтому ленив и нестоек в работе, предпочитает лишение усилию: отсюда косность его быта. Вследствие ничтожества своих нужд он может удовлетворять их сам: отсюда слабое влечение его к союзности. Ошибочно считать "хозяйственность" и "общественность" врожденными свойствами природы человека: целые тысячелетия он существовал "без труда", т. е. без организованной деятельности для обеспечения благ. Если, исходя от форм современного хозяйства, идти назад, то хозяйство будет постепенно обращаться в "не-хозяйство" (будут исчезать поочередно признаки, составляющие его содержание). В частности, при таком ретроспективном исследовании и труд обратится в свою противополо