Значение слова ПРОПЕРЦИЙ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона

(Sextus Propertius) — один из первоклассных римских элегиков. Род. около 50 г. до Р. Х. в одном из городовУмбрии, которого он определенно не называет в своих элегиях, но за который обыкновенно принимают Asisium (нынешний Ассизи), упоминаемый им в 1-й элегии IV кн. (ст. 125), как близко ему знакомый город; в пользу этого предположения говорят и несколько надписей, найденных в этом городе с именем Propertius и Propertia. Родителями его были люди со значительным состоянием, которое сильно пострадало во время междоусобных войн. Но и оставшихся после ранней смерти отца на долю П. средств было достаточно для того, чтобы он мог жить независимо, не вступать ни в военную службу, ни в адвокаты, и предаваться беззаботно занятию поэзией и светским удовольствиям. Он вел дружбу с некоторыми крупными писателями того времени, особенно с Овидием (см. Ov. Trist., IV, 10, 45), равно как и с главными политическими личностями, а именно с Меценатом (II, 1; III, 9) и с Августом, которым посвятил несколько элегий, не щадя им похвал, особенно Августу (III, 4; IV, 6; III, 11, 66; IV, 11,60). Преданная не только воспеванию любви, но и ее чувственным наслаждениям, жизнь П. не была продолжительна. Хотя год его смерти неизвестен, но так как данные его стихотворений не заходят дальше 15 года до Р. Хр. (739 от основания Рима), то можно полагать, что он едва ли прожил много больше 35 лет. Пропорций оставил четыре книги любовных элегий, без достаточного основания разделенных Лахманом на пять. Главным содержанием их служит любовь к очаровательной женщине, которая у него носит вымышленное имя Цинтии (Cinthia) и подлинное имя которой, по Апулею, было Гостия (Hostia). Первая книга посвящена ей исключительно; и в двух следующих, где есть несколько стихотворений, вызванных его дружескими или общественными отношениями, любовь к Цинтии, любящей или изменяющей, доставляющей счастье или причиняющей страдание, служит преобладающей темой; даже в 4-й книге, где поэт принялся за серьезные темы в патриотически-национальном духе, он не может забыть Цинтии, уже умершей, видит ее во сне и предается воспоминаниям о ней. — В триумвирате первоклассных римских элегиков: Проперция, Тибулла и Овидия, П. занимает равное с другими, хотя и особенное, место. Как ни велика была его страсть к возлюбленной, вдохновлявшая его поэтические излияния, в манере своей он является ревностным последователем александрийских элегиков Каллимаха и Филеты, щеголяя, как и они, мифологической ученостью, хотя и далеко превосходя свои образцы поэтическим дарованием и литературным искусством. Таким образом, он представляет совершенную противоположность Тибуллу, элегия которого дышит искренностью чувства и свежестью непосредственного ощущения радости и печали. Элегия П. в значительной степени составляет предмет рефлексии, и у него выступает на первый план литературный и художественный интересы. Большая сила литературного таланта позволяла ему выходить с торжеством из тех искусственных трудностей, какие он ставил сам себе, чтобы быть достойным учеником проникнутых стремлением к мелочной отделке формы и гонявшихся за игрой в искусные фразы и в трудности версификации александрийцев, но все-таки полного блеска его поэтическое выражение достигает у него только там, где он отдается непосредственному чувству. Умышленная искусственность формы, доходящая, помимо чрезмерной игры в мифологические сравнения и примеры, до подражания греческому синтаксису и до употребления оборотов, мало свойственных духу латинского языка, делает то, что язык П. не отличается надлежащей ясностью. Это, однако, не мешало тому, что в римском обществе и сто лет спустя после смерти поэта находились любители, предпочитавшие элегии П. элегиям Тибулла, как об этом прямо заявляет Квинтилиан (X, 1, 93: sunt, qui Propertium malint). Но для большой публики эти ученые элегии далеко не могли быть такими приятными, как дышавшие простотой, задушевностью и грациозностью стихотворения Тибулла или как отличавшиеся виртуозной легкостью языка и в то же время пикантностью содержания любовные элегии Овидия. Стихотворения П., посвященные патриотически-национальным темам, сосредоточены в IV книге элегий. Содержание их, между прочим, составляют: величие судеб Рима (1-я элегия этой книги), воспевать которое он, однако, не чувствует себя в силах, он, который и не ищет другой славы, кроме славы римского Каллимаха; предания о Тарпейе, отдавшей Капитолий сабинскому царю Татию (4-я); борьба Геркулеса с Каком (9-я), победа Августа над Антонием при Актие (6-я). Заканчивается книга превосходной элегией на смерть Корнелии, жены Павла Эмилия Лепида. Интересно видеть, в каком возвышенном тоне здесь певец Цинтии воспевает семейные чувства, влагаемые им в уста римской матроне. Но этот род стихотворений не имел влияния на оценку таланта П. ни в древнее, ни в новое время. Как представитель римской элегии, П. и тогда, и теперь является певцом свободной любви. Имея в виду лишь это свойство, Овидий характеризует его эпитетом blandus, льстивый, так как, по собственным словам поэта (I, 80, 40), он победил Цинтию, только ухаживая за ней льстивым стихом, а Марциал — эпитетом lascivus, сладострастный; да и сам П. всю свою славу в потомстве основывает на том, что он перенес любовную греческую (александрийскую) элегию на римскую почву, следуя по стопам Каллимаха и Филеты (III, 1, 1—4). Как яркий представитель римской любовной элегии, П. возбудил к себе особенное влечение в эпоху Возрождения, когда его не только читали и изучали, но и писали подражания его элегиям. Наиболее же страстным любителем П. был знаменитый ученый XVI—XVII столетий Юст Липсий, которому приписывается изречение, что "кто не любит П., того не любят музы". Важнейшие сочинения о П.: Герцберг, "Quaestiones Propertianae" (Галле, 1843, I-й т. его издания П.); Фредерик Плесси, "Etudes critiques sur Properce et ses ?l?gies" (П., 1884). Издается П. обыкновенно вместе с Тибуллом и отрывками других элегиков (за исключением Овидия), но также и отдельно. Главное издание Герцберга (Галле, 1843—1845). Наиболее употребительные издания Гаупта (Лейпциг, 1885, 5 изд.), Луц. Мюллера (Лейпциг, 1870), Бэренс (Лейпциг, 1880). На русский язык переводили отдельные элегии П. Мерзляков, Майков и Холодняк (первые двое — вольно); полный перевод сделан Фетом (Москва, 1888).В. Модестов.