основатель мохаммеданской религии. Родился, как думают, 20 апр. 571 г., в Мекке. Он был по происхождению корейшит (см.), из рода, быть может, и знатного, но крайне бедного и далеко не могущественного. Отец его Абдоллах, внук Хашима, был мелкий купец и умер до рождения сына. Через шесть лет умерла и мать М. — Эмина, родом из Медины; она отличалась, по-видимому, чувствительным и нервным темпераментом; сына своего она отдавала на некоторое время в пустыню, на воспитание к бедуинке Халиме (Шпренгер это предание отрицает, но Велльгаузен находит верным). Сироту принял к себе сперва дед Абдоль-Мотталиб, потом дядя Абу-Талиб, человек великодушный и добрый, но чрезвычайно бедный. Мальчик вскоре принужден был сам себе зарабатывать хлеб (Кор. XCIII, 6): за скудную плату он нанялся пасти коз и овец мекканцев (занятие, считавшееся низким) да собирал ягоды в пустыне; по целым дням он не видел человеческого лица. На 24-м году жизни М. поступил на службу к богатой знатной вдове Хедидже и путешествовал по ее торговым делам с караваном в Сирию, сперва погонщиком, потом приказчиком. Пожилой Хедидже юноша понравился до того, что она, даже против воли своего отца, предложила ему свою руку. Брак этот (богатый детьми, из которых сыновья скоро умерли) дал М. известный вес в корейшитском обществе и вряд ли был заключен по корыстным расчетам: молодой М. искренне любил свою жену, которая была старше его на 15 лет (когда впоследствии, по смерти Хедиджи, у М. было уже много жен, наиболее любимая из них Аиша ни к одной из живых соперниц не ревновала мужа столько, сколько к покойной "беззубой бабе"). Хедиджа окружила мужа чисто материнским попечением. Освободившись от забот о хлебе насущном, М. вскоре начал тревожиться иными вопросами — религиозными. Его соплеменники были, собственно, полидемонистами; они населяли всю природу, отдельные местности и дома невидимыми духами, добрыми и злыми, имели идолов, племенных и семейных, с которыми обращались очень фамильярно и чтили их больше по привычке; род арабского пантеона был в храме Мекки. В городах вырабатывали много идолов и продавали бедуинам, но для тех часто было достаточно и простого камня; современник М., эль-Отаридий, говорит, что в крайнем случае бедуины нагромождали кучу песка, выдаивали на него верблюдицу, и это был уже идол. Над всеми богами и богинями доисламские арабы признавали одного Бога, под именем "всевышнего Бога" ("Аллах Те?ля"). Мелкие боги назывались его детьми. Этим Богом клялись, в начале договоров писалась формула: "Во имя твое, Аллах!", злых людей называли "врагами Аллаха", но Бог этот не имел никакого культа, и сами представления арабов о нем были крайне сбивчивы (меньшинство исследователей, в том числе Ренан, думает, что единобожие у доисламских арабов есть черта древнейшая, а большинство, в особенности этнографы — что новейшая). Религиозным фанатизмом арабы вообще не отличались ни до ислама, ни после ислама, и потому среди них издавна могли спокойно распространяться и другие религии: сабеизм, персидский магизм и, больше всего, христианство и иудейство. Но ни та, ни другая религия не могла вполне удовлетворить арабов: христианство было для них слишком догматично, а иудейство — слишком национально. Поэтому рядом выработалась новая (впрочем, мало или вовсе неорганизованная) секта "ханифов" (что значит, по Велльгаузену, "аскетов"); они проповедовали практическую (этическую) религию — веру в единого Аллаха (без догматов) и учение о воздаянии. Вера в единого Аллаха была у ханифов отожествлена с "вручением" себя Его воле (по-арабски "ислам"), а так как впоследствии ханифом называл себя сам М., то Шпренгер (I, 71, 74) с известным правом говорит, что ислам проповедовался в Аравии еще до М. (о ханифе-поэте Омейе из Таифа, впоследствии противнике М., см. Шпренгер I, 110 — 118 и булакск. изд. "Китаб-оль-Агани", III, 186 sq.; о Зейде мекканском — у ибн Хишама 143 sq., у Шпренгера I, 82 sq., с переводом его стихов; об Абу-Кайсе — у ибн Хишама 348 sq., 39 sq.; об Абу-Эмире мединском — у В?кыдия 103, 161, 190, 410; вообще о всех в I т. соч. Шпренгера). Ханифов больше всего было в Медине. В Мекке ко времени М. прославился Зейд, сын Амра, открыто восставший против идолопоклонства сограждан и живший в изгнании неподалеку от Мекки; ханифом был и двоюродный брат Хедиджи — Варака. Ханифы отличались теплой верой и, судя по Зейду, даже наклонностью к прозелитизму; однако, громадное скептическое большинство арабов (как и теперь бедуины) поразительно мало интересовалось умозрениями о Боге и будущей жизни и не чувствовали ни малейшей потребности искать новой религии и расставаться с религией славных предков, которая, к тому же, мало их связывала. В городах, вероятно, вера была сильнее, чем в пустыне у бедуинов, у которых, да и вообще у большинства трезвой, скептической и расчетливой арабской расы, европейские исследователи (Дози, Велльгаузен, Мюллер) склонны вовсе отрицать богопочитание. М. во многих отношениях не походил на своих соотечественников. Это был мечтательный, задумчивый человек, крайне нервного темперамента. Обыкновенно он был в меланхолическом настроении, говорил мало. Неприятные запахи были для него невыносимы. Ему было тягостно оставаться в темноте. Когда он бывал болен, то плакал и рыдал как дитя. Воображение он имел живое и поэтическое; в обращении с другими был кроток, нежен и даже вкрадчив до обаяния. Он любил беседовать о религии, охотно вступал в рассуждения по религиозным вопросам с христианами, с евреями, с ханифами. Христиане, жившие в Аравии, были еретики — ариане и несториане. От ариан М. научился считать И. Христа только богоподобным человеком, пророком, который был убит иудеями, как и многие из предыдущих пророков; враги ариан, несториане, внушили М. мысль о призрачности страданий Христовых. Само знакомство с ересями навело М. на мысль, что многие места Евангелия искажены. Ханифы произвели на М. наиболее сильное и неотразимое влияние, особенно Зейд и Варака; их обоих М. до конца своей жизни считал святейшими людьми (см. ибн Хишам, I, 109; также "Исабе"). Подобно ханифам, М. перестал веровать в идолов, но затем пошел далее: он уверовал, что он такой же божественный посланник, о каких рассказывает ветхозаветная Библия и коих признает Евангелие. Как появилась в нем такая вера? М. страдал нервной болезнью, которую европейцы прежде принимали за падучую, а теперь, после исследования медика-арабиста Шпренгера (т. I, гл. 3), признают за мускульную истерию. Есть некоторые, довольно сбивчивые свидетельства (отрицаемые, напр., Мюллером, I, 49), из которых можно догадываться, что еще в раннем детстве М. имел какой-то припадок, сопровождавшийся видением (см. рассказ кормилицы Халимы у ибн Хишама, I, 77). Как бы то ни было, затем ничего подобного не повторялось до сорокового года жизни М. Люди, страдающие мускульной истерией, очень склонны к самообману, склонны считать за истину плод своей фантазии, склонны также к видениям, галлюцинациям и экстазам. М. особенно предавался религиозным размышлениям в священные месяцы, когда он, по примеру ханифов, уединялся, вместе со своей семьей, на пустынной, дикой горе Хира, поблизости Мекки. Здесь он в пещере одиноко постился, молился и тосковал; и вот однажды ему представилось, не то во сне, не то наяву, небесное существо (архангел Гавриил, по мнению мусульман), которое велело ему выступить в качестве пророка-проповедника (610). М. не сразу уверовал: сперва, несмотря на утешения Хедиджи и Вараки, ему казалось, что он одержим нечистым духом (джинном); терзаясь ужасными сомнениями и подозревая в себе сумасшествие, он страстно желал, чтобы неземное существо явилось ему вторично. Новое видение, сопровождавшееся истеричным припадком, рассеяло его сомнения, и М. с того времени почувствовал себя пророком ислама; с этих пор припадочные откровения пошли одно за другим и нередко захватывали его среди общества. Первыми последователями нового ислама оказались те лица, которые близко знали и нежно любили М.: Хедиджа, дочери ее от брака с М., Алий (десятилетний мальчик, сын Абу-Талиба, принятый М. в члены семьи во время голода), вольноотпущенник и приемный сын М. Зейд и задушевный приятель пророка — богатый купец Абу-Бекр, человек умный, спокойный, кроткий, но твердый. Под влиянием Абу-Бекра обратилось в ислам еще несколько родственников и купец Осман (впоследствии 3-й халиф), который без этого не мог бы жениться на дочери М., красавице Рокае. Так как учение М., направленное против идолопоклонства, тем самым направлялось и против богатой мекканской аристократии, торговые интересы и благосостояние которой были тесно связаны с пилигримскими ярмарками (см. Кааба и Оказ), то к новому пророку обратилось также некоторое количество бедняков и рабов, быть может, около 40; но вообще обращения совершались крайне медленно. С 614 г. проповедь пророка выходит за пределы Хашимова рода и делается публичной, но число верующих продолжает возрастать в очень слабой степени. Учение М. не было для корейшитов чем-нибудь новым (да и М. считал его очень старым, неоригинальным). Горячий энтузиазм М. встречен был не равнодушием, а насмешками: находили, что он или сумасшедший, или поэт; его проповедь среди рабов также дискредитировала его в глазах аристократов. Когда М., раздраженный насмешками, стал грозить Божьим судом и адскими муками, то началась против него и неприязнь. По отношению к самому М. корейшитам приходилось довольствоваться одними издевательствами: не то пришлось бы иметь дело с Абу-Талибом и целым родом Хашимитов, которые, не веруя в божественное посланничество М., все-таки были связаны законами семейной чести и, кроме Абу-Лехеба, защищали его; но уж одни насмешки, к которым араб так чувствителен, заставляли многих новообращенных мохаммедан отрекаться от ислама, и новых обращений не происходило. С более безобидными последователями нового пророка можно было церемониться менее, так что невольникам-мусульманам М. разрешил даже reservatio mentalis для спасения жизни. В 615 г. небольшая община мусульман бежала, по совету самого пророка, в христианскую страну Абиссинию, где могла укрыться от преследований; абиссинцы считались врагами мекканцев, а их христианскую религию М. принимал за тожественную со своей (Кор. XXIX, 45). Сперва, для разведок, убежало туда только 11 чел., но пророк уже почувствовал себя одиноким и с отчаяния пошел даже на уступку корейшитам, раздраженным его отношениями с Абиссинией: он, по свидетельству ибн Саада и Таберия, решился признать трех идолов (Озз?, Л?т и Мен?т) в качестве посредников между людьми и Аллахом (Кор. LIII, срв. Muir II, 150 sq.; N?ldeke, "Tabari", 80). Корейшиты были польщены, готовы были признать М. за настоящего пророка, но он вскоре (по мусульманам — на другой день, по европейским ученым — месяца через два) отказался от своих слов и объяснил свою слабость искушением дьявольским. Этим самым он еще более обострил отношения, и переселения в Абиссинию возобновились: всего ушло 101 чел., и они, кроме некоторых, оставались там до 7-го г. Гиждры. Счастливый случай внезапно доставил М. нового союзника: знатный мекканец, известный под насмешливым прозвищем Абу-Джехль ("отец невежества", т. е. "осел"); издеваясь над М. в присутствии его дяди Хамзы, отпустил несколько таких замечаний, которые Хамза счел за оскорбление семейной чести; в негодовании он объявил себя последователем пророка. Еще важнее было обращение Омара (615), напоминающее во многих отношениях обращение Савла в христианство (ибн Хишам I, 167; Косс. де Перс. 1, 396; Шпренг., II, 83). Это был человек 26 лет, небогатый и незнатный, но непомерной силы, огромного роста, пылкий, решительный, в то же время чрезвычайно добрый и даже склонный к сентиментальности. Быть может, современные историки впадают в крайность, признавая Омара настоящим основателем ислама, но нельзя отрицать, что именно он внес движущий, побуждающий элемент в учение М.: без Омара, как заключают европейские исследователи на основании истории предыдущих пяти лет и на основании последующей его роли, исламу нечего было ждать успеха (Дози, 38; Мюллер, I, 318). М. был вдохновенный человек, но вовсе не имел практического смысла и энергии: первое из этих качеств было у Абу-Бекра, второе — у Омара. Абу-Бекра восхищала оригинальность М. и его энтузиазм, Омара — слабость пророка и потребность в помощи его, Омара. Абу-Бекр регулировал непостоянный дух М., давал его идеям нравственное скрепление, выступал с речью перед другими в тех случаях, где нужна была известная дипломатическая тонкость; Омар выдвигался в тех случаях, где требовалась его сила и энергия. "Таким образом, триумвират был полный: М. думал, Абу-Бекр говорил, Омар действовал" (Dozy, 39). Присоединение Омара сильно подняло вес пророка: с этого времени мусульмане, по настоянию Омара, стали отправлять свои молитвы уже не в частном доме, а публично, у Каабы. Насмешки мекканцев усилились; они настоятельно требовали, чтобы скорее, наконец, пришел грозный день Божьего суда над ними, давно обещанный М. Они указывали источник, откуда М. черпает свои откровения о древних пророках: "С ним по ночам беседует один христианин (Джебр), — говорили они, — а он утром повторяет нам то же" (Кор. XXV, 5 — 6). М., не отрицая факта своих отношений с Джебром (монофизитом, по догадке Нофаля), отвечал лишь: "Язык того человека иностранный, а между тем мой Коран — чистейшая арабская речь" (Кор., XVI, 105; см. также XXV, 5; XLIV, 13). Другие свидетельства указывают что в это же время М. имел отношения и с евреями. Библейские рассказы, слышанные от других, он также называл откровениями, ниспосланными ему свыше; это подает повод Вейлю думать, что в данном случае М. сознательно лукавил; другие видят и здесь самообман. Из числа мекканцев особенно выделялся своей враждой к исламу Абу-Софьян, родоначальник будущей династии Омейядов. Решено было прекратить всякие отношения с родом Хашима (617). Два года длился интердикт, устранивший род Хашима (кроме Абу-Лехеба) от участия в караванной торговле, но, наконец, враждующие стороны помирились; так как после того мы не видим новых обращений в ислам, то нужно думать, что родственники М. приняли обязательство не допускать М. до приобретения новых адептов. В 619 г. умирают Хедиджа, бывшая ангелом хранителем мужа в минуты его сомнений, и Абу-Талиб, не веровавший в племянника, но мужественно его охранявший. Родоначальником сделался враг М., Абу-Лехеб. Сначала он, держась родовых обычаев, обещал племяннику такую же охрану, какую тот имел от Абу-Талиба; но затем враги М. подучили Абу-Лехеба справиться у племянника, в раю или в аду будут его предки — язычники. М. имел мужество ответить: "В аду", и таким образом лишился последнего покровителя. Он обратил взоры на Таиф, маленький городок вблизи Мекки; но там его встретили насмешками, уверяя, что Аллах для посольства избрал бы кого-нибудь получше, чем он, и даже осыпали градом камней. Тогда (в 620 г.; см. Шпренг., II, 526) М. решился вступить в отношения со старинными врагами мекканцев — жителями Ясриба (Медины, см.), которые пришли к Каабе на ежегодную ярмарку и богомолье (Мьюр, II, 181 sq., доказывает, что начало мохаммедовых отношений с инородными арабами относится еще ко времени интердикта, наложенного на Хашимитов). В Ясрибе жили арабские племена аусов и хезреджей, которые в конце V в. отняли власть у населявших Ясриб евреев, подчинили большинство их себе, но постоянно ослабляли себя взаимными междоусобиями. С 583 г. распря аусов и хезреджей стала нескончаемой. Мекканцы относились пренебрежительно к жителям Ясриба, как потому, что там процветало земледелие, а не торговля, так и потому, что победители-арабы приняли религию подчиненных иудеев (далеко, впрочем, не все: кроме иудейства там были распространены и другие вероучения, между прочим, ханифизм и отчасти идеи христианские). М. разделял предрассудки своих сограждан против ясрибцев, но он видел безнадежность своего положения в Мекке и принужден был согласиться на помощь, предложенную ясрибцами. Последние руководились на первое время видами не столько религиозными, сколько политическими. Еврейские их сограждане и подданные не раз грозили им приходом Мессии; М. — последний пророк Божий — очень напоминал собой Мессию, и в расчете арабов было привлечь его на свою сторону. Кроме того (и это было важнейшим соображением) беспрестанные раздоры утомили всех, а новая религия могла примирить враждующие партии; наконец, старинное соперничество Ясриба с Меккой также сыграло свою роль. И вот, в Ясриб был послан мекканский миссионер Мосаб, сын Омейра. В 622 г., в марте; состоялись окончательные переговоры ("вторая Акаба"), которые вел дядя М., Аббас (пронырливый родоначальник династии Аббасидов); в М. он не веровал, но держал его сторону из расчета. Корейшитам удалось проведать обо всем, но они не могли или не сумели воспрепятствовать мусульманам открыто уезжать в Ясриб маленькими группами; с апреля в течение двух месяцев уехало 150 человек и, кроме рабов, мало кто из мусульман остался в Мекке. М., с Абу-Бекром и Алием, оставался там до конца. Когда и он должен был уехать, корейшиты, по преданию, решили избрать по одному представителю из каждого рода, которые убили бы пророка все сообща: тогда родственники М. не в силах были бы поднять войны, а поневоле удовольствовались бы верой. Благодаря Алию М. удалось ускользнуть из города; он некоторое время скрывался в окрестных горах (Кор. IX, 40) и затем с маленькой свитой пробирался к Ясрибу, который с того времени носит название "Медина" ("Мединет-он-небиййи" = "город пророка"). Бегство М. в Медину (хиджра, или геджра, гиджра) является со времен Омара эрой летоисчисления мохаммедан и обыкновенно относится к 16 июля 622 г. М. было в то время 52 г. Вступление пророка в Медину было торжественное. Он был признан верховным главой значительной общины, вскоре обнявшей собой большинство жителей города, и начал производить свои реформы. Междоусобия аусов и хезреджей прекратились: обе партии вскоре слились под общим именем "ансаров" ("помощников"). Чтобы слить ансаров с мох?джирами ("участниками хиджры", т. е. мусульманами-мекканцами), пророк велел каждому мох?джиру избрать себе ансара и считать его ближайшим родственником и наследником: таким образом в основу общественных отношений была положена религия вместо прежнего начала племенного. Правда, вскоре в исламе и при исламе были признаны также и племенные отношения, так что в теории проповедовался новый принцип общественного устройства, а на практике сохранялся старый (отсюда раздоры при Омейядах); тем не менее новый принцип сыграл важную роль и ввел в ислам дисциплину, вещь неслыханную до тех пор для арабов. Совершалась и религиозная организация общины: была построена мечеть (с ней было соединено также жилище пророка и, впоследствии, его жен), при мечети назначен был моэззин (см.), определены были некоторые формулы богослужения, установлена ежегодная подать (десятина доходов), известная под именем "зекат" и предназначенная на религиозные цели. Пользуясь авторитетом религиозным, М. постепенно регулировал и гражданские отношения мусульман между собой и мусульман к немусульманам; к нему обращались за судом, его решения бывали очень удачны, и таким образом его власть в Медине постепенно делалась и светской — очевидно, благодаря его личным качествам. Решения, данные М., стали впоследствии основами мусульманского права; они редко оригинальны, часто совпадают с обычаями древних арабов и с установлениями еврейскими, особенно о браке. М. всячески старался привлечь к себе и мединских евреев, делая большие уступки их религии; но они вскоре убедились, что учение нового пророка не тожественно с Моисеевым, и явились главными противниками М., ловя его на слабом знании Библии и талмуда. В негодовании на их упорство и насмешки, М. объявил, что они извратили Священное Писание. В 623 г. он изменил киблу (см.), приказав мусульманам обращаться на молитве лицом к Мекке, а не к Иерусалиму; вместо еврейских постов назначен был мусульманский пост Рамадан (пятница, вместо субботы, была назначена праздничным днем еще до ссор с иудеями). Вторая сура Корана содержит длинные нападки на иудеев. Еще больше, чем на них, пророк негодовал на "монафиков" (букв. "притворяющихся"), т. е. на тех мединцев, которые, видя увлечение своих молодых сограждан, явно признавали авторитет М., а тайно замышляли против него козни, так как чрезвычайно тяготились религиозной дисциплиной ислама (она вообще для большинства арабов была невыносима). Вождем монафиков (это были люди старые, главы семейств) был Абдоллах ибн Обейи, которого хезреджи, до прихода М., собирались было сделать царем. Недовольные мединцы завели отношения с мекканцами и стали подстрекать их к войне с М., но тот и сам уж думал об этом. Переменой киблы Мекка была признана за святыню, к которой нужно было иметь доступ для хаджжа (см.); кроме того, пророку нужны были деньги для содержания массы бедняков, которым он дал приют в мечети. Раздор между обоими городами сеяли и поэты, влияние которых можно сравнить с нынешним влиянием журнальной полемики; чтобы отражать стихотворные едкие насмешки противников, М. поручил трем мединским поэтам составлять ответные сатиры. В 623 г. М. приказал своему полководцу, Абдоллаху ибн Джехшу, в священный месяц реджеб (treuga Dei) разграбить мекканский караван, безмятежно шедший с кожами, вином и изюмом в Сирию. Всеобщее неодобрение, которым было встречено такое кощунственное коварство, заставило М. свалить всю свою вину на мнимое своеволие Абдоллаха. Впрочем, добыча была разделена между правоверными. К этому-то времени, может быть, и относится откровение, по которому богоугодным делом признана война с неверными в любое время года (наступательная — по толкованию школы Абу-Ханифы, оборонительная — по мнению других мусульман). В декабре 623 г. или в начале 624 г. мекканский караван возвращался из Сирии домой, нагруженный товарами; Мохаммед решил остановить его. Абу-Софьян, стоявший во главе путешественников, заранее проведал о замысле и послал вестника в Мекку с просьбой о помощи. Так как каждый мекканец из более видных имел свою долю в караване, то быстро составился большой отряд и поспешил навстречу Абу-Софьяну. Соединенные силы мекканцев, в числе около 600 человек (Кор. III, 12 — 13), встретились, у колодцев долины Бедр, с М., который, не зная о их соединении, выступил в поход только с 314 чел. Обстоятельства, однако, благоприятствовали М.: корейшиты разместились на вязкой почве, размытой накануне выпавшим дождем, и вдобавок солнце утром в день сражения било им прямо в глаза. Эти обстоятельства, в связи с тем увлечением, которое удалось возбудить М. в своем отряде перед сражением (сам он не сражался, а молился), дали мусульманам решительную победу: когда пало много старейших и знатнейших мекканцев, то остальные обратились в бегство (начало 624 г.). Для торжества ислама победа при Бедре сделала больше, чем самые красноречивые проповеди: верующие были укреплены в своей вере и получили надежду на материальные выгоды, сомневающиеся уверовали, неверующие поколебались, и вообще все поняли, что М. есть политическая сила, с которой нужно считаться. — Успех отуманил пророка. В дни гонений это был человек симпатичный, кроткий; в свои откровения он, несомненно, верил, потому что твердо шел навстречу опасностям за свои убеждения, и хотя Вейль усматривает и в этом периоде один случай сознательного обмана со стороны М., но даже противомусульманская литература не поддерживает такого обвинения ("Противомус. Сборник", вып. VI, стр. 10 и 15). Но с того времени, как этот забитый, загнанный человек внезапно получил силу, мы, наряду с порывами великодушия, сплошь и рядом видим в нем тирана, чувственного старика, и, быть может, даже сознательного сочинителя откровений. Из пленных были казнены те, которые прежде, в Мекке, издевались над М. — в том числе поэт Надр ибн Харис, уверявший, что персидские рассказы о богатырях гораздо интереснее, чем Коран. Когда Надр попросил заступничества у одного из мусульман, бывшего своего друга, тот отвечал, что ислам уничтожает все прежние отношения. Тотчас после победы при Бедре пала жертвой мести М. мединка Эсма, составившая насмешливые стихи против него (родственники ее немедленно после того обратились в ислам, так как, по наивному замечанию арабского биографа, "увидали силу веры"). Через несколько недель, также за сатиру, был зарезан во время сна престарелый еврей Абу-Афак. Затем последовала расправа с целым еврейским племенем бени-кейноке, которое занималось выделкой оружия и золотым производством. Под первым попавшимся предлогом М. занял то предместье, где жили бени-кейноке, и собирался всех их перерезать, но ограничился их изгнанием и разделом их богатого имущества между правоверными; при этом поступке он ссылался на откровение свыше. Вскоре погибло еще несколько иудейских поэтов, за свои сатиры (Кааб бин-Ишраф, Сонейна). Между тем борьба с корейшитами продолжалась. Абу-Софьян (апрель 624 г.) сделал набег на Медину; мохаммедане опять ограбили караван. В янв. 625 г. мекканцы, собрав войско в 3000 человек, подступили к горе Оходу, невдалеке от Медины; их сопровождала толпа женщин, с дикой Хинд (женой Абу-Софьяна) во главе. М. мог собрать только 1000 чел., да и то 300 из них (монафики) ушли при начале битвы. Перевес сперва склонился на сторону мусульман, и они, несмотря на предупреждение М., бросились грабить лагерь противников; тем временем мекканцы оправились и нанесли правоверным полнейшее поражение. М. был тяжело ранен, его с трудом спасли. Жены корейшитов в диком исступлении предавали поруганию трупы врагов; особенно в этом отличилась Хинд, грызшая зубами дымящуюся печень Хамзы, который при Бедре убил ее отца и брата. В Медине авторитет М. сильно пошатнулся. Он объяснял неудачу гневом Аллаха на непослушание пророку; впрочем, по словам его, оходское поражение имело ту выгоду, что обличило монафиков, и при пророке остались лишь несомненно верные. При помощи последних М. совершил несколько мелких экспедиций против окрестных бедуинов, изгнал (летом 625 г.) из предместья Медины еврейское племя бени-недыр и земли его, оправдываясь откровением Аллаха, отдал одним мох?джирам, без участия ансаров (до тех пор у мох?джиров не было земельной собственности в Медине). Около M. образовался между тем целый гарем. Он возбудил всеобщий соблазн, когда женился на Зейнебе, жене своего приемного сына Зейда. Чтобы устранить всякие толки, М. произнес откровение, в котором Аллах разрешал на будущее время вступать в брак с разведенными женами приемных сыновей. Само учреждение гарема (терема) также мотивировалось получением откровения от Аллаха; на откровение же (Кор. LXVI, 1) он несколько позже сослался для того, чтобы укротить ревность обитательниц гарема к христианке Мариате (628). Изгнанные мединские евреи, поселившиеся в Хейбере, подстрекали против М. мекканцев и сильные кочевые племена Солейм и Гетефан. В феврале или марте 627 г. войско в 10000 чел., в том числе 4000 мекканцев, под начальством Абу-Софьяна, окружило Медину. М. укрепил Медину окопами, отчего эта осада известна под именем "войны за окопами". Осаждавшим удалось отвлечь от М. последнее еврейское племя, жившее в Медине, бени-корейзе; но М., при помощи подосланных агентов, сумел внушить им подозрение в искренности их новых союзников. В лагере осаждающих начались раздоры, взаимное недоверие, и они отступили. С оставшимися евреями пророк расправился крайне жестоко: все мужчины племени корейзов (чел. 600 — 700) были избиты, женщины и дети проданы в рабство бедуинам Неджда (на красавице Рейхане женился М.), а имущество несчастных разделено между правоверными. После того власть М. среди окрестных племен упрочилась: одно племя за другим подчинялось ему то из страха, то из жажды добычи. Тогда он стал подумывать о Мекке и о необходимости совершить хаджж. Для совершения хаджжа был избран священный месяц зулькааде (весенний, в марте) 628 года, когда сражаться считалось у арабов грехом. Окрестные племена отговорились недосугом; за М. последовали к Мекке только мединцы и асламиты (всего 1500 чел.), вооруженные лишь мечами, как водится у пилигримов. Мекканцы встревожились и заранее загородили дорогу. Так как сражаться нельзя было, то М. повернул вправо и подошел к Ходейбии, месту, находящемуся на границе священной территории. Последовали переговоры и было заключено перемирие на 10 лет: корейшиты обязывались с будущего года пускать мохаммедан на три дня в город для поклонения святыне и даже предоставляли право всем желающим в Мекке и в целой Аравии переходить в ислам; только лица подвластные, приставшие к М. без разрешения своего господина или покровителя, должны были быть отсылаемы обратно; М., со своей стороны, обязывался давать свободный пропуск караванам, идущим в Сирию и из Сирии. Спутники пророка сочли такой договор крайним позором, тем более, что в писанном трактате М. не удалось добиться для Бога титула "Рехман" ("милостивый", \[М. некоторое время желал этим именем заменить старинное "Аллах", напоминавшее о язычестве.\]), и сам пророк не был удостоен титула "посланника Божия". Они пришли в ярость, не хотели было повиноваться, удерживали руку писца, а Омар позволил себе даже грубейшую выходку по отношению к М., но тот овладел собой и не показал вида недовольства. Последующие обстоятельства показали, что мнимо-позорный договор был лучше всякой победы. Возвратившись в Медину, М. чувствительно наказал бедуинов, отказавшихся принять участие в хаджже: они были устранены от участия в таких экспедициях, где можно было рассчитывать на добычу. В том же 628 г. были разосланы М. письма к соседним государям с предложением принять ислам и покорены последние опасные для пророка богатые евреи хейберские (между ними находились и изгнанные бени-недыр), причем одна еврейка, по имени Зейнеб, едва не отравила М. Не бывшие при Ходейбии не участвовали в дележе богатой добычи хейберской. При разделе добычи было установлено, что 1/5 часть ее принадлежит пророку. В феврале 629 г. М., во главе 2000 чел., отправился в Мекку и торжественно совершил все обряды, бывшие в обычае при хаджже у доисламских пилигримов; хаджж пророка очень важен, как санкция исламского, языческого обычая и как пример для последующих поколений. В течение трех дней, проведенных пророком в Мекке, он успел приобрести несколько важных приверженцев, а его дядя Аббас, оставшийся язычником, но действовавший в пользу племянника, сосватал ему влиятельную вдову-мекканку Меймуну. В сентябре того же 629 г. 3000 мусульман, вторгнувшихся в Сирию, разбиты были наголову арабами, находившимися в подданстве Византии, при Муте, у Мертвого моря. В декабре 629 г. мелкое бедуинское племя хозеытов, жившее под Меккой и стоявшее на стороне М., подверглось нападению другого маленького племени — бекритов, союзного мекканцам. Получив это известие, пророк отклонил мирные предложения мекканцев, пославших в Медину Абу-Софьяна, и, не говоря никому о цели похода, поспешно собрал войско из мединцев и союзных бедуинских племен. Только в последнюю минуту он сообщил своему десятитысячному войску, что идет на Мекку, к которой ему удалось подступить совершенно неожиданно для корейшитов. Дядя М., Аббас, соединился с племянником в пути, принял ислам и вступил в тайные переговоры с Абу-Софьяном. Не видя другого исхода, Абу-Софьян принял ислам и больше всех других аристократов содействовал тому, что Мекка сдалась почти без пролития крови (в начале янв. 630 г.). Водворившись в священном городе арабов, М. уничтожил там всех идолов Каабы, а затем и идолов домашних, но к самой Каабе и к Черному камню (см.) отнесся с величайшим почтением. Жителям была объявлена амнистия, важнейшим лицам города были разосланы подарки; казнены были только четыре лица, среди которых была певица, слагавшая стихи в осмеяние пророка. Все мекканцы принуждены были принять ислам. Новая религия не только не уменьшила значения их города, но, наоборот, укрепила перевес за Меккой (все прочие святые места языческой Аравии были упразднены) и дала ей гегемонию над всей Аравией; с этих пор мекканцы усердно помогают пророку обращать к исламу прочие аравийские племена. Покорив Мекку, М. было уже не очень трудно водворить свою религию, или, вернее, свое господство, в остальных местах самостоятельной Аравии (те арабские области, которые находились под властью или влиянием Византии и персов, подчинились исламу уже при халифах). Сильное сопротивление, сейчас же после взятия Мекки, оказали М. хевазинцы и дали ему битву при Хонейне. Она кончилась победой мусульман и дала им богатейшую добычу. При разделе было оказано мекканцам несправедливое преимущество перед мединцами (Кор. IX, 60); мединцы роптали, но и мекканцы считали себя обиженными, и раздражение дошло до того, что с самого пророка был сорван плащ. Он, держа успокоительную речь к мединцам, говорил им, что они ведь и так тверды в вере, а сердца мекканцев нужно привлечь к вере мирскими благами. Побежденные и ограбленные хевазинцы должны были принять ислам, после чего им были возвращены из плена их жены и дети. Одно арабское племя за другим приносило покорность М. или по своему почину, или по его приказу. Сам по себе, как религия, ислам был для арабов вовсе непривлекателен: молитвы и чтение Корана казались им несносными, а отдача десятины доходов — крайней несправедливостью; однако, выгоды союза с М. и страх заставляли их кое-как примиряться с этим, и бедуины уж не убивали мусульманских миссионеров, как это иногда бывало до покорения Мекки. Отречение от старой религии было этим язычникам совсем нетяжело: мусульманский Аллах был им известен и из прежней религии, к почитанию мелких богов (идолов) они и прежде относились равнодушно, а суеверия можно было сохранить и в исламе. Характерно обращение в ислам города Т?ифа. После неудачной осады города, М. поручил соседним племенам разграбить окрестности; тогда явились к нему (в Медину) т?ифские послы для переговоров (в конце 630 г.). Они соглашались подчиниться М. и принять ислам, но не сразу, а через три года, до того же времени выговаривали себе право не взносить десятины, не молиться и оставить у себя неприкосновенным истукан своей богини Латы. М. отговаривался тем, что общественное мнение неодобрительно отнесется к его уступке. На это послы заметили: "А ты ответишь, что так тебе велел поступить Аллах". Побежденный этим доводом, пророк уже начал диктовать своему секретарю текст договора, когда в дело вмешался страстный Омар. Обнажив свой меч, он крикнул послам: "Вы испортили сердце пророка, — да сожжет Господь ваше!" — "Мы не с тобой говорим, а с М.", — холодно заметил один из них. Но тут и Мохаммед решительно отказался от всяких сделок. Поразмыслив немного, жители Т?ифа согласились на его требования и дозволили уничтожить Лату, при плаче женщин племени. Это был единственный случай симпатии, выказанной по отношению к идолам: в других местах арабы равнодушно смотрели на их разрушение. Да и т?ифские послы объясняли М. при переговорах, что сохранить идола они желали бы исключительно ради женщин и некоторых суеверных людей племени, а им самим мало дела до судьбы Латы. Обращение т?ифцев оказалось более искренним, чем остальных племен: когда, вскоре по смерти М., почти вся Аравия отреклась от ислама, т?ифцы с мединцами остались верны новой религии. Летом 630 г. М. собрал войско в 30000 человек пехоты и 10000 всадников и сам отправился в Сирию, чтобы отомстить за мутское поражение. Воинам М. тяжело было двигаться по знойной пустыне, при жгучем ветре, и они потребовали отступления. Напрасно пророк увещевал их, говоря, что огонь ада будет жечь сильнее, чем летний зной: увещания не подействовали на хищных бедуинов, и войско возвратилось домой с полдороги. Лежа уже на смертном одре, М. готовился к новому походу на Сирию, но ему не пришлось видеть его окончания. Приближение смерти М. сам сознавал. В марте 632 г. он совершил торжественный (со всеми обрядами) хаджж в Мекку, в сопровождении 14000 мусульман, и, произнося проповедь, громко заявил, что сознает свою пророческую задачу перед Богом оконченной. Возвратясь в Медину, М. совершил ряд добрых дел. От перемежающейся лихорадки силы его ежедневно ослабевали, но он отказывался от лекарств. Жены однажды воспользовались бесчувственным положением пророка и напоили его каким-то горьким напитком; очнувшись, пророк заставил все свое семейство выпить это лекарство. 7 июня 632 г. он потребовал чернил и бумаги, чтоб написать книгу, которая навсегда предохранит его последователей от заблуждения. "Пророк бредит, — сказал Омар, удерживая тех, которые хотели исполнить требование М.: — ведь у нас есть Коран, слово Божье" (по мнению Вейля, Омар боялся, как бы М. не назначил Алия своим наследником). Поднялись споры: одни хотели исполнить волю М., другие сопротивлялись. Очнувшись, М. велел всем уйти: "Удалитесь! Не подобает спорить в доме посланника Божия". 8-го июня он, собравшись с силами, неожиданно прошел в мечеть (непосредственно соединенную с его домом) и трогательно простился с молящимися. Через несколько часов М. уже умирал на руках своей любимой жены Аиши, дочери Абу-Бекра. Похоронили его в Медине, и теперь его гробница — место поклонения пилигримов. Аравия после смерти М. почти поголовно отреклась от ислама, но Абу-Бекру и Омару вновь удалось утвердить ислам и распространить его в других странах, где он попал на плодотворную почву и получил развитие (см. Халифат, Ислам, Мусульманское право). Об Аравии до Мохаммеда см. Корейшиты, Исмаилиты, Иоктаниды и др., также Моаллаки.Источники для истории M. — это Коран и "хедисы" (см.), т. е. предания о М. и его предписаниях, записанные из уст людей, которые слышали их от товарищей и современников М. или от их преемников; имена лиц, которые преемственно сохранили хедис, всегда в точности здесь отмечаются. Старейший сборник хедисов — "Моватта", Малика ибн Анеса (760 г.); за ним последовало шесть других, из которых особенно важен сборник эль-Бох?рия (ум. 869 г.) и М?слима (ум. 874); печ. изд. в Булаке и Лейдене. На основании преданий арабы конца I в. гиждры стали писать летописные биографии пророка (Мьюр, I, LXXXIX), но мы знаем из них только цитаты, помещенные, напр., в "Исаб?" ибн Хижра (XV в.), драгоценном биографическом словаре сподвижников М. (часть начал издавать Шпренгер, в Кальк.). Из дошедших до нас биографий М. древнейшая — ибн Исхака (ум. 768 г.), которую Нельдеке ("Gesch. d. Qor.", XIV) ставил выше всех других, и только Шпренгер подвергает строжайшей критике. Труд ибн Исхака дошел до нас в редакции ибн Хишама (ум. 830): "Сирет-ор-ресуль"; арабское изд. Вюстенфельда (Геттинген, 1857, 1858, 1859, 1860), нем. перевод Вейля (Штуттг., 1864), конспект у Бартелеми. Ибн Хишам, по его собственному сознанию, исключил из ибн Исхака места, которые компрометируют пророка; но непосредственные извлечения из ибн Исхака даны у Таберия (изд. в Лейд., см. ниже). Современник ибн Хишама, ученый библиоман В?кыдий (ум. 823), составил "Кит?б оль мег?з?", т. е. историю М. после бегства в Медину; часть ее напечатана Кремером в Калькутте ("Bibl. Indica", 1855—1856); есть сокращ. нем. пер., с примеч., Велльгаузена (Б., 1882). Огромное посмертное сочинение В?кыдия ("Табек?т", т. е. биограф. словарь), редактированное его секретарем ибн Саадом (по прозвищу "К?тиб оль-В?кыд?"), дает нам сведения о более раннем периоде жизни М. и о его сподвижниках в отдельности (не напечат.). Наконец, важны 3-я, 4-я и 5-я кн. "Летописей" Таберия (836—922), посвященные истории М. и содержащие частью извлечения из ибн Исхака и В?кыдия, частью из других ранних араб. писателей (нов. изд. лейденское; часть переведена Нельдеке, Лейд. 1889).Литература. До прошлого века европейцы имели в высшей степени превратные понятия о М. Крайне плохо его знали наши южнорус. полемисты (срав. "Лебедь", 1679, и "Алкоран", 1683, И. Галятовского), но на Западе ходили о нем еще более баснословные легенды, которые, в общем, сводились к тому, что М. был наглый обманщик и сознательный самозванец. Такой взгляд нашел, между прочим, яркое отражение в трагедии Вольтера: "Mahomet". Реабилитацию М., на основании подлинных свидетельств, начали французы. Гонимый французский протестант Ж. Ганье (Gagnier) издал, с лат. перев., араб. труд Абульфиды о М. (Оксф., 1722). По Абульфиде, главным образом, Ганье составил и книгу: "Vie de М."(Амстерд., 1732), под влиянием которой и Вольтер стал горячим защитником M. ("Essai sur les moeurs", "Lettre civile et honn?te"). В 1782 г. благосклонную биографию М., также по арабским авторам, дал Савари, в предисловии к переводу Корана (2-е изд., П., 1882, в "Exposition de la foi mus." Гарсена де Тасси). В 1847—48 г. появился (в Париже) огромный ученый труд Коссена де Персеваля: "Essai sur l'hist. des Arabes avant l'islamisme et pendant l'?poque de M."; на основании множества новооткрытых рукописных источников здесь освещен быт среды, в которой действовал М., и собран богатейший древний материал для разработки истории самого М. Этим материалом не мог воспользоваться Г. Вейль; издавший в 1843 г. (в Штуттг.): "M. der Prophet"; он черпал сведения преимущественно из автора XVI в., Ибрагима Халеби; но зато в строго критическом исследовании Вейля впервые показано, как нужно пользоваться Кораном, в связи с преданиями, в качестве источник
Значение слова МОХАММЕД в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона
Что такое МОХАММЕД
Брокгауз и Ефрон. Брокгауз и Евфрон, энциклопедический словарь. 2012