Значение слова БАШКИРЫ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона

или башкирцы — народ тюркского племени, живут преимущественно на западных склонах и предгорьях Урала и в окрестных равнинах. Но во второй половине XVI стол. им, за небольшими исключениями, принадлежала вся земля между Камой и Волгой до Самары, Оренбурга и Орска (тогда еще и существовавших) и на восток по Миассу, Исети, Пышме, Тоболу и Иртышу до Оби. Б. нельзя считать аборигенами этой обширной страны; несомненно, что они пришельцы, заместившие собой какой-нибудь другой народ, происхождения, может быть, финского. На это указывают ископаемые памятники страны, названия рек, гор и урочищ, которые обыкновенно сохраняются в стране, несмотря на смену племен, в ней обитавших; это подтверждается и преданиями самых Б. По всей сибирской степи рассеяны большие конические курганы, известные в народе под именем чудских могил и резко отличающиеся от небольших продолговатых монголо-татарских могил. Начиная с Алтая, курганы эти идут по Енисею, Иртышу, Тоболу, Исети, Миассу до Уральского хребта. Они встречаются также, хотя и в меньшем числе, в Самарской и Оренбургской степях, напр., в уездах Бузулукском, Верхнеуральском, Троицком, Челябинском. Нет сомнения, что все они воздвигнуты одним и тем же неизвестным народом, по-видимому, давно исчезнувшим с лица земли, но во всяком случае не монголами и не Б. Те и другие в самые отдаленные времена умели находить и плавить железо, но обработка меди им до сих пор почти неизвестна. Но в "чудских могилах" были находимы большей частью медные и бронзовые, реже золотые изделия (стрелы, идолы, предметы домашнего обихода и украшений) или каменные орудия, что доказывает глубокую древность этих курганов — принадлежность их к каменному или бронзовому веку, железа же в них никогда не находили, тогда как, наоборот, в монголо-татар. могилах чаще всего находили железные изделия и никогда — медные. Кроме курганов, по Уральским горам при отыскивании руд нередко попадались другие памятники древних обитателей этой страны, именно, следы рудных разработок, шахты, имевшие вид узких коридоров, едва пропускавших человека, но простиравшихся иногда на значительное пространство в глубину, и орудия горного дела, свидетельствующие о существовании здесь в древние времена медного металлического производства. Также находимы были следы древнего добывания золота и серебра, но не железа. Судя по металлическому производству и по отделке находимых в курганах вещей, так называемая чудь в культурном отношении, очевидно, стояла выше Б. и, вероятно, была ими вытеснена из пределов юго-западной Сибири, а может быть, и совсем истреблена. В названиях рек, озер, гор, урочищ Оренбургского края встречается весьма много слов не тюркского корня, напр., Самара, Сакмара, Уфа, Ик, Мияс, Изер, Ильмен и др. Напротив, реки, озера и урочища южных Оренбургских и Киргизских степей часто носят названия татарские или киргизские, напр., Илек (сито), Яик (от яикмак — расширяться), Иртыш (ир — муж, тыш — наружность) и т. д. Но собственно в Башкирии татарских слов встречается больше в названиях поселений, нежели рек и озер, что совершенно понятно, потому что первые большей частью не перенимались от прежних туземных жителей, а давались новыми поселенцами, как, напр., Бузулук (телячий), Стерлитамак (томак — горло, устье) и т. п. По преданиям самих Б., они переселились в свои теперешние владения за 16—17 поколений, т. е. лет за 1000. С этим сходятся и показания арабских и персидских путешественников IX-XIII стол., которые упоминают о Б. как о народе самостоятельном, занимавшем почти ту же территорию, как и в настоящее время, именно, по обеим сторонам Уральского хребта, между Волгой, Камой, Тоболом и верхним течением Яика (Урала). А. Масуди, писатель начала Х века, говоря о европейских Б., упоминает и о племени этого народа, обитающем в Азии, т. е. оставшемся на родине. Вопрос о племенном происхождении Б. является в науке весьма спорным. Одни (Штраленберг, Гумбольдт и др., а в новейшее время Уйфальви) признают их за народ угро-финского племени, только впоследствии принявший монгольский тип; киргизы называют их истяк (остяк), из чего также выводят заключение о финском их происхождении; некоторые историки производят их от булгар. В простонародье, особенно в Пермской губ., Б. называют татарами и вообще не отличают их от татар. Д. А. Хвольсон производит Б. от вогульского племени, составляющего отрасль угорской группы народов или часть большой алтайской семьи и считает их родоначальниками мадьяр. Путешественники XIII века, посещавшие страну Б., называли ее "Великою Венгрией". Один из них, Рубруквис, рассказывает, что великая река Ягаг (Яик) течет с севера из земли Паскатир (башкур), что язык у этих паскатиров один и тот же с венграми и что из этой страны паскатиров вышли некогда гунны, прозванные впоследствии венграми. Самое имя башкиры Д. А. Хвольсон, основываясь на сказаниях восточных писателей, производит от баджгард (башгард, башкарт, башкирт, башкир), так же как и название мадьяр (баджгард, баджгар, моджгар, маджгар, мадьяр). Согласно этому взгляду древние Б. говорили на мадьярском языке и только впоследствии, под влиянием татар, отуречились и приняли свой нынешний язык, весьма близкий к татарскому (казанско-оренбургскому). Основываясь на языке и других этнографических признаках (одежда, пища, жилище, развлечения), В. М. Флоринский приходит к тому заключению, что Б. — племя тюркского происхождения, и даже не отличает их от татар (которых не следует смешивать с монголами). Что Б. весьма близки татарам, подтверждается и анатомическими данными, и краниологическими исследованиями Н. Малиева (см.). Название же Б. многие производят от татарского слова "баш" — голова и тюрко-татарского — курт, означающего многих насекомых, напр., пчелу, или же от башка-юрт — отдельное племя. Первое объяснение считается более правдоподобным на том основании, что Б. лесистых и горных местностей исстари занимались пчеловодством. Заняв новый край, Б. разделили землю по родам. Одним достались горы и леса, другим привольные степи. Страстные охотники до лошадей, они держали у себя и бесчисленные стада рогатого скота, а степные — и верблюдов. Кроме того, лесные Б. занимались и звероловством и бортничеством. Лихие наездники, они отличались смелостью и безграничным удальством; всего выше ставили личную свободу и независимость, были горды и вспыльчивы. У них были князья, но с весьма ограниченной властью и значением. Все важные дела решались не иначе как в народном собрании (джиин), где всякий Б. пользовался правом голоса; в случае войны или набега джиин никого не принуждал, а каждый шел по доброй воле. Такими были Б. до Батыя, такими остались и после него. Найдя в Башкирии соплеменников, Батый дал им тамги (знаки) и разные преимущества. Вскоре при хане Узбеке (1313—1326) в Башкирии утвердился ислам, который еще раньше проник сюда. Позднее, когда Золотая Орда распалась на отдельные царства, Б. платили ясак различным властителям: одни, жившие по рекам Белой и Ику, — царям казанским, другие, кочевавшие по р. Узеню, — царям астраханским, а третьи, обитатели гор и лесов Урала, — ханам сибирским. Сбором одного ясака и ограничивались отношения ордынцев к Б.; внутренний быт и самоуправление остались неприкосновенными. Горные Б. еще более развили свои силы и всецело сохранили свою независимость; степные обратились в мирных кочевников: а те из них, которые породнились с уцелевшими от татарского погрома болгарами (волжскими), начали даже привыкать к оседлой жизни. Киргизы, непримиримые враги Б., трепетали при одном имени "горцев", а на степняков делали набеги и часто с успехом. Это обстоятельство дало возможность ногаям утвердиться в степной Башкирии, над которой они господствовали и которую они защищали от киргизов. С русскими Б. пришли в соприкосновение еще задолго до покорения Казани. Несомненно, что предприимчивые новгородцы завели торговые сношения с Б., так как соседняя Вятская страна стала заселяться новгородскими выходцами еще в XII веке, а реки Вятка, Кама и Белая служили лучшим естественным путем для сношений между народами, по ним обитавшими. Но чтобы новгородцы имели на берегах Камы постоянные селения — это сомнительно. Затем имеется известие, что в 1468 г. в царствование Иоанна III воеводы его, "воюючи казанские места", ходили воевать и в Белую Воложку, т. е. проникли до р. Белой. После похода 1468 г. нет никаких указаний, чтобы русские вторгались в Башкирию, и только в 1553 г., по завоевании Казани, русская рать усмиряла народы, зависевшие от Казанского царства, и разоряла татарские жилища до отдаленных пределов башкирских. Тогда-то, вероятно, Б., теснимые набегами киргиз-кайсаков, с одной стороны, с другой же, видя усиливающуюся власть московского царя, добровольно приняли русское подданство. Но точных исторических данных о том, чтобы они явились в Москву с челобитной, как это сделали орские люди и луговая черемиса, не имеется. Как бы то ни было, но в 1557 г. Б. уже платили ясак, а Иоанн Грозный в завещании, писанном в 1572 г., поручает сыну своему Казанское царство уже "с Башкирдою". Рычков повествует, что Грозный, приняв Б. под свою высокую руку, выдал им грамоту на владение всей их землей на вечные времена согласно их народным правам и обычаям и обложил ясаком, который приказал вносить через казанских воевод медом, звериными шкурами и деньгами (по 25 к. с юрты). Многие Б. были освобождены от ясака, но зато обязаны были военной службой и получили наименование тарханов. Тарханы не были служилыми людьми в строгом смысле этого слова. Они составляли нечто среднее между ясачными или тяглыми инородцами и инородцами служилыми, которые частью сливались с русскими служилыми людьми, частью составляли особый класс служилого сословия в Московском государстве. Подобно последним, тарханы обязаны были нести службу воинскую, вследствие чего в разрядных книгах причислялись к инородцам служилым, но они не получали за службу определенного корма; как и все ясачные и тяглые люди, тарханы жили на одних с ними землях, занимались тем же, чем и те, подлежали ведению одних и тех же властей, различаясь от них только тем, что не платили ясака. Тарханство было личное и потомственное. Из тарханов вышли многие дворянские роды; так, башкирские княжеские роды Аптуловы, Турумбетевы, Девлетшины, Кулюковы и др. пользовались прежде тарханством. Во время походов тарханы составляли особые отряды в войске, к ним присоединялось ополчение, набиравшееся с тяглых и ясачных Б.; начальство над ними всегда поручалось русск. головам. Вскоре после принятия русского подданства Б., находя обременительным доставлять ясак в Казань и терпя от набегов соседних племен, просили царя построить на их земле город. В 1586 г. воевода Иван Нагой приступил к основанию города Уфы, которая была первым русским поселением в Башкирии, если не считать Елабуги, построенной на самой границе башкирских земель. В том же 1586 г., несмотря на противодействие ногайского князя Уруса, построена была и Самара. В воеводском наказе 1645 года упоминается про острожек Мензелинск; в 1658 г. построен город Челябинск для прикрытия слобод, раскинувшихся по р. Исети (в нынешней Пермской губ.); в 1663 г. уже раньше существовавший Бирск возводится в укрепленный форт, занимающий середину пути от Камы к Уфе. Одновременно с построением Уфы начинается колонизация края: татары, мещеряки, бобыли, тептеры, черемисы и другие инородцы поселяются у Б. как припущенники (новобашкиры), снимают у них земли за оброк, а русские сперва занимают сибирские слободы (в нынешнем Челябинском уезде). Но в то же время начинается в Башкирии глухое брожение, враждебное Москве. Причины такого настроения заключались в том значении, которое Башкирия приобрела с падением мусульманских царств. Эта обширная и привольная страна, на которую до русск. господства мало обращали внимания татар. князья, мурзы и муллы, заботясь только о сборе с ее населения дани, теперь сделалась убежищем для тех мусульман, которые не хотели оставаться в русск. пределах (таково происхождение новобашкир); она же служила прибежищем для тех лиц, которые не теряли надежды на восстановление сильного мусульманского царства; сюда же приходили и беглые русские люди, которые проникали всюду. Отсутствие городов, слабость правительственного надзора, который не проникал в горы и леса, облегчали работу беглых элементов, враждебных Москве. Правительство чувствовало опасность и старалось упрочиться в стране. Б. разделены были на волости, которые образовали 4 дороги (части): сибирскую, казанскую, ногайскую и осинскую. По Волге, Каме и Уралу раскинута была сеть укрепленных мест, носивших названия городов, острогов, зимовий. Некоторые из этих городов делались центрами уездного или областного управления, которому подчинены были и инородцы, приписанные к этому уезду. Б. вошли в состав уездов Казанского, Уфимского, Кунгурского и Мензелинского. Города и уезды сообщались между собой большей частью водяным путем, но устраивались и сухопутные дороги (впрочем, неудовлетворительные). В каждой отдельной области город с подведомственной ему линией острогов, слобод, зимовий прорезывал инородческое население на части и не допускал эти части до соединения в прежнее целое. Из этих линий самая значительная была Закамская, которая проведена была от Волги по р. Черемшане; через степи сделаны были вал и засеки. При Алексее Михайловиче гор., построенные по этой линии, — Ерыклинск, Тиинск, Билярск, Новошешминск, Заинск, Мензелинск — заселены были пленными поляками. Но все эти меры оказались недостаточными. В 60—80 лет муллы — выходцы из бывшего Казанского царства — нафанатизировали башкирское население. К этому присоединились поборы воевод, захват башкирских земель. Уже в первой половине XVII века начинаются волнения. Тщетно Соборное Уложение 1649 г. (гл. XVI п. 43 и 44) запрещает приобретение башкирских земель и даже арендование их на продолжительные сроки; тщетно посылаются государевы указы о непритеснении Б. при сборе ясака. Центральное правительство было не в силах обуздать своих агентов на столь отдаленных окраинах.В 1662 г. вспыхнуло восстание под предводительством Сеита. Своей конечной целью восстание имело возрождение мусульманской независимости во всем Казанском крае и Сибири. В 1663 г. воевода Зеленин подавил восстание. За усмирением следует строгое воспрещение притеснять Б. с предписанием "держать с ними ласку и привет" и "их государевою милостью обнадеживать". Спокойствие в крае водворено, но ненадолго. В 1705 г. вспыхнуло восстание еще более упорное. В 1707 г. один из Б., назвав себя Святым Султаном, задумал восстановить магометанское царство. Он ездил в Крым и Константинополь, пробрался на Кубань и к горским народам, чеченцам, мичкисам, аксайцам. Многие к нему пристали, в том числе кумыки, аграханские казаки-раскольники, окочены и татары, но 26 февр. он был разбит под Терком, и полчища его рассеяны. В то же время в самой Башкирии кипел бунт. Главными вождями восстания явились: на Осинской дороге Кусюм, на Казанской — Измаил, на Ногайской — Алдар. Б. осаждали Уфу, Бирск и Мензелинск, выжгли села по рекам Белой, Каме и Самаре и уже были в 30 верстах от самой Казани. Петр, занятый войной со шведами, не мог отрядить против них значительного войска. Боярин кн. Петр Иванович Хованский вступил было в мирные переговоры, но Б. не были к этому склонны: они жаловались на тяжесть новых налогов, на рекрутскую повинность, и заявили, что путем восстания они хотят дать знать царю, что их челобитные на притеснения воевод до него не доходят. Удачные действия русских заставили их смириться. Мятежникам объявлено было прощение. Но внутри Башкирии мятеж не утихал. Петр разрешил собрать вольницу и истреблять Б. всячески, огнем и мечом. На зов явились калмыки. Две орды, по 10000 каждая, под начальством стольника Бахметева вторглись в Башкирию, жгли селения, грабили скот, резали мужчин, уводили в плен женщин и детей. Восстание было подавлено, но едва удалились калмыки, оно вспыхнуло с новой силой. Последовало вторичное вторжение калмыков. Наконец приступлено было к более действительным мерам. В 1720 г. стоявший с войском в Мензелинске граф Головкин отправлен был в Уфу с грамотой: царь сулил Б. прощение, но с тем, чтобы они выдали беглых и вперед их не принимали. В то же время Головкину поручено было исследовать причины бунтов. Б. смирились и обещались выдать беглых, прибывших за последние 10 лет. Действительно, с 7 июня 1720 по 1 марта 1722 г. в Казань было ими доставлено 4965 беглых семей, а людей обоего пола — 19815. Но волнения не прекращались. Петр думал о более прочных мерах для умиротворения края; но смерть помешала ему, и мысль его на время была забыта, хотя не умерла вовсе. В 1728 г. явилась в Москву башкирская депутация, во главе которой был Ярней Янчурин, с челобитной от Б. всех четырех дорог. Б. указывали на поборы воевод, на захваты их земель, на то, что аманатов (заложников) их употребляют на тяжелые работы. Правительство приняло эту челобитную милостиво и согласно желаниям Б. отделило в 1729 г. Уфимскую провинцию от Казанской губернии, подчинив ее непосредственно Сенату. Удовлетворены были и остальные жалобы Б. В том же 1729 г. они были освобождены и от рекрутской повинности впредь до нового указа. Но в то же время в правительственных сферах были и другие течения. В 1730 г. явилась записка одного тогдашнего государственного человека, вероятно, А. П. Волынского. Записка припоминает мусульманскую религию Б., их прежние жестокости по отношению к русским, указывает на необходимость держать в Уфе умного воеводу, снять карту Башкирской земли, собрать подробные сведения о крае, привести в порядок старые крепости и построить новые. Еще решительнее выступил в 1734 г. известный Кирилов, один из учеников петровской школы, составитель книги "Цветущее состояние Росс. государства" и первого атласа России. Кирилов имел случай слышать лично от Петра его предположения и ждал первого случая, чтобы осуществить их. Случай представился превосходный. От Алтайских гор до Аральского моря, Хивы и Бухары кочевали орды киргиз-кайсацкие, сгруппировавшиеся в конце XV века из разных сходцев тюркского племени около одного ханского дома. Теснимые зюнгарским ханом Галдан-Черенем, две орды, средняя и меньшая, появились близ русск. пределов. После столкновения с Б. калмыками и уральскими казаками хан меньшей орды Абул-Хаир предложил России свое подданство и просил построить город на реке Ори, в котором он мог бы найти себе убежище в случае нужды. Тогда-то выступил со своим предложением Кирилов; он указывал на то, что из города на Ори может идти русск. колонизация в Башкирскую землю, а необходимость этой колонизации сознавал и Петр, приказывая искать руды на башкирских землях, и она уже началась с распространением заводов. Отсюда же, полагал Кирилов, согласно предначертаниям Петра русск. влияние должно было распространиться и на Среднюю Азию: отсюда открывался путь русск. товарам в Бухару, Бадахшан и Индию. Чтобы поддерживать власть над Б., Кирилов советовал не давать им примириться с киргизами. Поэтому он предполагал сделать новый город не только крепостью и административным центром, но и центром торговым и промышленным. Все эти предложения были приняты, и город Оренбург получил большие льготы; позволено в нем селиться русским и иностранцам всяких вер и званий; земля под постройки давалась поселенцам безденежно, учреждался магистрат. Строить город были посланы Кирилов с Тевкелевым, для охраны им был дан отряд из местных войск. Город велено строить тептерям; при экспедиции были геодезисты для составления карт и техники. Прибыв в Уфу, Кирилов занялся приготовлениями к строению города; сюда приехали к нему Б., которых он обнадежил разными льготами, ибо правительство всеми мерами старалось склонить их на свою сторону. Так, отменялся обычай брать от Б. заложников, а вместо того призывались они как члены вновь учреждаемого суда; обещана была им охрана землевладения, оставление на своих местах беглых и т. п. Б. казались довольными, но замышляли иное. В это время их восстания получают уже иную основу; мусульманская пропаганда теряет свое значение, надежды на восстановление магометанского царства почти исчезли, но Б., уже раньше жаловавшиеся на единичные захваты их земель, начинают опасаться за самое существование своих земельных владений. И в самом деле колонизация сплошной стеной надвигалась на Башкирию. В 1699 г. начали строить Невьянский завод, подаренный Петром в 1702 г. предприимчивому Демидову; затем явились заводы Уктусский, Каменский, Алапаевский, Сысертский, Тагильский, Исетский и др.; возник Екатеринбург — место главного управления горными заводами. К концу царствования Петра при одних казенных заводах было 5422 души муж. пола. Все эти заводы лежали вне башкирских земель, но они к ним уже подступали. В 1724 г. Б. ограничены были в праве владения лесами, которые подразделены были на заповедные и незаповедные. В постройке г. Оренбурга (который Кирилов заложил там, где теперь Орская крепость) они видели дальнейшую меру лишения их земельной собственности. Они решили сопротивляться. В 1735 г. вспыхнуло восстание под предводительством Кильмяк-Абыза. По первым же слухам о восстании назначен был Александр Иванович Румянцев идти усмирять его. Несмотря на турецкую войну, даны были регулярные войска, которые и двинулись в Башкирию под начальством Румянцева. Со стороны сибирской действовал известный историк В. Н. Татищев, бывший в то время главным начальником горных заводов в Сибири и Перми. В июне 1736 г. большая часть Башкирии была выжжена и разорена. В то же время принимаются меры к усилению в Башкирии русск. и других благонадежных элементов. Указом 1736 г. русским разрешено приобретение башкирских земель, а мещерякам, оставшимся верными и в бунтах не участвовавшим, предоставлено было право собственности на те земли, которые они до того арендовали у Б.-бунтовщиков. В 1739 г. тептери и бобыли, которые составляли род крепостных по отношению к природным Б., освобождены были от платежа оброка Б.-бунтовщикам, а тем из них, которые не желали платить оброка и Б., оставшимся верными, предоставлено было занимать земли Б.-бунтовщиков без всякого вознаграждения прежних собственников. Вместо Румянцева прислан Хрущов, который, забирая Б. в качестве заложников, перебивал их; иначе поступал Татищев: он только отбирал оружие и заставлял присягать на Коране. Между тем в апреле 1737 г. умер от чахотки Кирилов. Его место занял Татищев. Последний предлагал перевести Оренбург дальше к Красной горе (где теперь Красногорская крепость), а для окончательного умиротворения края он признавал нужными не одни только военные действия и меры устрашения, но главным образом улучшения в области управления и аграрных отношений Б. и мещеряков. Татищев предложил ряд соответствующих мероприятий, но сделать ничего не успел, так как через год был сменен. На его место главным командиром Оренбургской экспедиции назначен был кн. Урусов. При нем восстание не только не утихает, но разливается с еще большей силой. Б. провозглашают своим ханом Султан-Гирея по прозвищу Каракасал (см. это сл.). В 1740 г. кн. Урусов вместе с Соймоновым, сменившим Хрущова, подавляет наконец восстание. При этом сожжено и разорено было 696 жилых деревень, и, по одним официальным рапортам, Б. потеряли убитыми 16634 человека, сосланными в разные места — до 4000; кроме того, 301 чел. были наказаны отрезыванием носа и ушей, отобрано было множество верблюдов, лошадей и рогатого скота. Смерть Урусова в Самаре (1741) прекращает его деятельность. В области внутреннего управления он успел только обнародовать именной указ, который изменил волостное управление в башкирских волостях, и родовых старшин, управлявших дотоле волостями по праву рождения, заменил старшинами, есаулами, писарями, сотниками, избираемыми под надзором администрации. В 1742 г. командиром Оренбургской экспедиции, называвшейся в то время Оренб. комиссией, назначен был Ив. Ив. Неплюев, государственный деятель петровской школы. Прежде всего Неплюев принялся за развитие военных поселений, на важность которых для умиротворения края указывал и Петр. Центром этих поселений избран был Оренбург, который Неплюев перенес на р. Урал, где он находится в настоящее время. От Оренбурга во все стороны разветвлялись линии укреплений, которые непрерывной сетью должны были охватить все инородческое население. Часть этих укреплений была построена еще до Неплюева, но лишь он привел их в законченную систему. От Оренбурга на юг до устья р. Яика шла линия Нижнеяикская, состоящая из 9 крепостей и 18 форпостов. Постройка и оборона линии возложена была на яикских казаков, этих первых колонизаторов нижнего Яика, наполовину инородческого происхождения, которых Неплюев окончательно ввел в систему военных поселений, причем положено было им жалованье и даны льготы по рыболовству. К западу от Оренбурга шла линия укреплений по р. Самаре; она имела своим назначением связать Яикскую линию с Волгой и отделить Б. от калмыков, кочевавших в степях между реками Волгой, Яиком и Самарой. Здесь, кроме города Самары, который в военном отношении подчинен был оренбургскому начальству, было 9 крепостей и 3 редута. К северу от Оренбурга шел двойной ряд военных поселений, один вверх по Яику, другой по Сакмаре. Первая линия — Яикская — на протяжении 560 верст до Верхнеяикской крепости имела 10 крепостей и 16 редутов, а пройдя Верхнеяикскую крепость, эта линия вскоре разветвлялась: одна ветвь ее тянулась по р. Ую и через нее к Тоболу и, связывая таким образом военные поселения оренбургского ведомства с сибирскими форпостами, доходила до Звериноголовной крепости, которая в 1753 г. и была передана от сибирского губернатора в ведомство Оренбургской губернии. Сакмарская же линия состояла первоначально из 10 крепостей и 2 редутов, но после бунта 1755 г. она была доведена до речки Зилаира, где заканчивалась Зилаирской крепостью. Люди для заселения этих укрепленных пунктов указаны были еще Кириловым. Это были: 1) ландмилицкие полки в числе 4, сформированные в силу указа 19 февраля 1731 г. частью из служилых людей закамских пригородов — Ерыклинска, Тиинска, Билярска, Старо— и Новошешминска, Заинска и Алексеевска, частью из бывших служилых людей — городовых дворян, драгун, рейтар и проч., которые в 1724 году названы были государственными крестьянами и в числе около 30000 жили в разных городах и деревнях Казанской губернии. Полки эти были водворены на постоянное жительство с женами и детьми по Самарской и Яикской линиям. 2) Гарнизонные Оренбургский и Уфимский полки, сформированные в 1735 и 1736 гг. из городовых служилых людей уфимских, мензелинских и бирских и из сибирских недорослей и 3) Оренбургское казачье войско, начало которому положил Кирилов, когда в основанные им крепости стал принимать на житье и службу разного рода охотников, большей частью сходцев (беглых), как русск., так и инородческого происхождения. По исчислению Рычкова, всех служивших по линиям и внутри Оренбургской губернии около 1760 г. было 20000 человек, не считая тех команд, которые на лето ежегодно командировались туда для содержания форпостов. Но одна военная колонизация не удовлетворяла Неплюева. Он явился не только замирителем края, но и гражданским его устроителем. По его представлениям учреждена была в 1744 г. Оренбургская губерния, и в состав ее вошли все земли, которые ведала Оренбургская экспедиция, и кроме того Исетская провинция с зауральскими Б., Уфимская провинция со всеми башкирскими делами, а также Ставропольский уезд и Киргизские степи. Неплюев был назначен первым оренбургским губернатором. В этом звании он усердно заботился о привлечении во вверенный ему край земледельческих и промышленных элементов, но при этом он встречал препятствия, глубоко коренившиеся в тогдашнем общественном и государственном строе России. Колонизация рус. окраин всегда шла помимо правительства и даже вразрез с установленными им порядками; колонизаторами обыкновенно являлись "гулящие люди", т. е. беглые, которые спасались от крепостного ига, от тяжести налогов, от рекрутской повинности, а также от религиозных преследований. Очевидно, что оренбургский губернатор в своих заботах о колонизации края не мог потворствовать подобного рода выходцам. Татищев, который начал было это делать, получил из Петербурга формальный выговор. При таком положении дела приходилось изыскивать другие элементы для заселения края. Была сделана попытка привлечь сюда выходцев из среднеазиатских ханств, но результаты получились самые ничтожные. В 1745 г. насильно переселены были кундровские татары, с давних пор кочевавшие близ Астрахани, но это были плохие колонисты, способные лишь к скотоводству. Не больше пользы принесло поселение крещенных калмыков, которых в 1754 г. считалось в Оренбурге 56 кибиток и 205 душ обоего пола. Действительно полезным элементом явились казанские татары, "люди торговые и пожиточные", которые в 1744 г. выразили желание переселиться в новый край, но с тем, чтобы им была предоставлена льгота от рекрутской повинности и право строить мечеть (что тогда воспрещалось). Поселившись в числе 200 семей в 18 верстах от Оренбурга, они образовали Сеитову слободу (по имени предводителя их — Сеита Хаялина) и явились главными посредниками в торговых сношениях России через Оренбург со Средней Азией; они завели здесь водяные мельницы, первые стали разводить хлопчатую бумагу и сеять сорочинское пшено. Все же старания правительства привлечь сюда русских купцов и ремесленников оставались безуспешными, так как, с одной стороны, русские обыватели были бедны и не имели средств тронуться с места, а с другой стороны — городские общества, будучи обязаны отправлять разные повинности и службы, которые они несли всем миром, всячески противились выходу из среды своей сочленов, так как выходом одних неминуемо увеличивались тяготы остальных. Все усилия Неплюева привлечь сюда русских купцов на житье, все предоставленные им значительные льготы имели лишь тот результат, что под конец его управления губернией записанного купечества считалось 29 душ (да и те насильно переселены были из Уфы и Самары) и что некоторые купцы других городов, сами и не бывавшие в Оренбурге, стали присылать для торга своих приказчиков. Более обильный приток колонистов давала ссылка; в Оренбургскую губ. ссылались преступники из купцов, мастеровых и ремесленников, но, конечно, это были элементы весьма малопригодные для внесения в дикий край начал гражданственности и промышленности. Мысль о поселении в закамских землях малороссиян возникла во время управления краем Татищева, которому запрещено было принимать великороссийских беглых, но дозволено было селить выходцев из Малороссии. При преемнике его, кн. Урусове, послан был в Малороссию вербовать поселенцев капитан Калачев, который обещанием значительных льгот вызвал сильное брожение в стране. Малороссийские владельцы жаловались на свои потери, но жалобы эти оставались безуспешными до тех пор, пока на престол не вступила Елизавета Петровна, известная своей приверженностью к Малороссии. Указом 1742 г. запрещено было "набирать малороссийцев для поселения в оренбургские крепости", а вместо них повелевалось селить там грузинцев и волохов. Поселения последних, равно как поселения черногорцев и албанцев, которые начали было заводить в 1756 г., совершенно не удались. Но и выходцы из Малороссии были плохими колонистами, неспособными приноровиться к условиям нового края, где в одно и то же время необходимо было быть землепашцем, воином, ремесленником и торговцем. В своих неудачных попытках руководить делом колонизации Башкирии правительство обратилось, наконец, к отставным солдатам, на которых уже Кирилов указал как на материал, пригодный для заселения этого края. Но попытка привлечь их добровольно не удалась, главным образом потому, что указом 1737 г. запрещалось им брать с собой детей, записанных в подушной оклад или закрепощенных за частными владельцами. Правительство положило принудить отставных солдат к переселению в Башкирию; от поселения освобождались только совершенно дряхлые, не подававшие надежды на то, "что могут жениться и домы содержать". В то время как правительство столь неуспешно старалось направить в Башкирию легальную колонизацию, продолжала подвигаться свободная колонизация края, которая не только не поощрялась, но и энергично преследовалась. В 1743 г. при производстве 2-ой ревизии Неплюеву повелено было всех беглых, какие найдутся во вверенном ему крае, выслать на прежние места. Но Неплюев настоял, чтобы край не был лишен этого рода поселенцев, которые составляли самую предприимчивую, самую энергическую часть сельского населения. Не выдал Неплюев и тех беглых, которые найдены были под именем не помнящих родства в Уфимском уезде и в казан. пригородах. Неплюев пошел дальше. Он выхлопотал указ 13 янв. 1746 г., которым всех не помнящих родства и помещиков повелевалось отправлять для поселения в Оренбург, где они наделялись землей, освобождались на 3 года от всяких сборов и рекрутской повинности. Эти не помнящие родства образовали несколько слобод в нынешнем Бугульминском уезде, и под конец управления краем Неплюева (1750) их считалось 3720 душ муж. пола, в том числе русских 1650. Эта цифра дает понятие о ежегодной прибыли сходцев, известных правительству. Сколько же их безвестно скрывалось среди Б. и мещеряков! Но сильнейшим проводником колонизации края явилось горнозаводское дело. И в этом отношении Неплюев оказал краю огромную услугу. Вопреки мнению Берг-коллегии Неплюев настоял, чтобы горнозаводское дело в Башкирии было предоставлено частной предприимчивости и чтобы казна от него совершенно устранилась. Сенатским указом от 13 окт. 1753 г. предложения Неплюева были утверждены. Вслед за тем он принял ряд мер, заимствованных большей частью из Петровских узаконений по этому предмету. Главным образом он стремился к тому, чтобы земля не стала предметом монополии, чтобы отдельные заводчики не захватили земли больше, чем они могут эксплуатировать. Даже покупкой они не могли приобретать лишних земель. Для охранения рудников и заводов заводчик обязан был содержать на свой счет потребное количество гарнизона, который командировался ближайшим начальством из регулярных и иррегулярных войск. Мероприятия Неплюева привели к блестящим результатам. До него в самой Башкирии не было заводов, если не считать казенного Воскресенского завода, выстроенного в 10 верстах от Табынска Кириловым, а после него заброшенного. Завод этот был Неплюевым уступлен предприимчивому симбирскому купцу Ив. Бор. Твердышеву, который в компании со своим братом и симбирским же купцом Мясниковым основал 5 медных и 4 железных завода. На этих заводах водворено было свыше 1300 крестьянских, большей частью купленных заводчиками, дворов. По стопам Твердышева пошли и другие. Графы Сиверс, Шуваловы и Строганов, генерал-прокурор Глебов, дворяне Демидовы, промышленники Мосолов, Осокины и др. основывали заводы и переводили сюда своих и купленных людей из внутренних губерний. К 1760 г. в Башкирии действовало уже 28 заводов, в том числе 15 медных и 13 железных, а население их доходило до 20000 душ муж. пола. Всего же к этому времени пришлого населения насчитывалось в Башкирии 200000 душ обоего пола. Распространение заводов, имевшее неизбежным своим последствием занятие земель, которые Б. считали своей неотъемлемой собственностью, встретило с их стороны сильную оппозицию. "Народ этот, — говорит современник Рычков, — ничего не бережет, как старинные свои вотчинные земли и отхожие, т. е. лесные угодья", и справедливость этих слов засвидетельствована и Неплюевым в донесении его сенату в 1753 г. (П. С. Зак. № 10141). Отдельные меры Неплюева, который урегулировал повинности Б., защищал их от произвола администрации, от попыток духовенства насильно обращать в православие, не могли утишить их недовольства. Бунт был неизбежен, и он нашел себе даровитого организатора в лице мещеряка Батырши Алеева, который отличался умом и обширной магометанской образованностью. Бунт этот, в основе которого лежали причины экономические, принял прежнюю форму религиозного движения. Уже в 1754 г. Батырша разослал по всему магометанскому востоку России воззвание, в котором указывалось на опасность, грозящую магометанству от нашествия русских, обещалась помощь киргиз-кайсаков и Турции, и весь магометанский мир призывался к отстаиванию своей веры. В следующем 1755 г. Б. начали собираться в небольшие шайки и, обозначив свой путь пожарами и убийствами, удалялись за Яик в Киргиз-Кайсацкую орду, где должны были собраться все силы мятежников. Таким образом Неплюеву предстояла борьба с коалицией Б. и киргиз-кайсаков, а в случае успеха этих союзников — со всем магометанским населением средней Волги. Неплюев как нельзя лучше понял необходимость подавить мятеж в самом его начале и проявил при этом необыкновенные энергию и изобретательность и глубокое знание людей, с которыми ему приходилось вести борьбу. Военная сила, подкупы, обман, милость и суровое преследование — все было им пущено в ход, чтобы подавить восстание прежде, чем оно перейдет в общемагометанский мятеж. С большим искусством поселил он раздор в самом мятежном населении и отвлек от Б. и даже вооружил против них мещеряков, тептерей и бобылей. Предоставленные только своим силам, лишенные возможности получить внешнюю помощь со стороны других магометан, постоянно ослабляемые тем, что многие участники мятежа уходили к русским властям с повинной, сторонники Батырши вынуждены были искать спасения в горах и лесах. Но это не помогло. Союзники русских мещеряки и тептери хорошо знали дороги даже в самых глухих трущобах края, и мятежные шайки были находимы военными отрядами там, где они считали себя в совершенной безопасности. Сам Батырша был взят мещеряками в плен и под сильным конвоем отвезен в С.-Петербург; дальнейшая судьба его неизвестна. Более 50000 Б., считая в том числе женщин и детей, бежали за Яик к киргиз-кайсакам, но и там Неплюеву удалось возбудить между союзниками раздоры, закончившиеся взаимным избиением. Наконец, 1 сентября издан был манифест, которым беглецам в 6-месячный срок повелевалось возвратиться с повинной, в противном случае им грозила конфискация всех их земель. Перебеги за Яик прекратились, и внутри Башкирии как будто стало спокойно. Причины недовольства — столкновения из-за земли — не были и не могли быть устранены. Но Б. были уже настолько ослаблены, что бунтов поднимать не были более в силах. Батыршин бунт был последним бунтом Б., но не последним протестом их против русской власти. Они пользовались всяким удобным случаем, при котором представлялась надежда свергнуть эту власть и вернуть свои утраченные земли. Ни одно движение конца XVIII века в Приволжье не обходилось без участия Б. Никогда Пугачевщина не приняла бы таких обширных размеров, если бы к ней не примкнули Б. под предводительством Салавата, славнейшего из башкирских богатырей, про которого народ и поныне распевает песни, отчасти им самим сложенные. Пушкин называет его "свирепым", но этот свирепый предводитель не менее свирепых шаек мстил за свой обезземеленный народ, за своего отца Юлая, у которого Твердышев в 1755 г. отнял землю под свой Симский завод. Для умиротворения края и усиления в нем правительственной власти явилась необходимость в большем сплочении Башкирии с остальным государством. Уже в 1754 г. с Б. был снят ясак и распространена на них обязательная покупка казенной соли по 35 к. за пуд, чем они уравнены были с другими приволжскими инородцами. В 1789 г. Б. дозволено было по желанию вступать в податное состояние с платой 80 к. с души. Наконец, в 1798 г. сформировано из них в губерниях Оренбургской, Самарской, Уфимской, Вятской и Пермской иррегулярное войско, разделенное на 12 кантонов, которые в свою очередь делились на отделения и команды независимо от деления на волости. Все войско состояло под главным начальством командира отдельного Оренбургского корпуса, жительствовавшего в Оренбурге, где при нем находилось войсковое правление или канцелярия. Кантонами управляли чиновники из Б., которые в своем звании утверждались корпусным командиром; из них многие дослуживались до штаб-офицерских чинов. Во главе отделений и волостей стояли юртовые старшины, принадлежавшие к классным и зауряд-казачьим чиновникам; в последние чины Б. производились корпусным командиром. Все эти чины выходили из Б. и жили среди вверенного им народа. Сверх того по делам следственным при двух, а иногда и при одном кантоне имелись стряпчие, большей частью из гражданских чиновников; при некоторых кантонах состояли еще особые попечители из штаб-офицеров. Главная обязанность башкирского войска заключалась в содержании кордонов по Оренбургской линии. Во все время нахождения на этой срочной службе Б. содержали себя на своем коште, получая из казны на человека жалование только по 1 р. асс. в месяц. Кроме того, по мере надобности из башкирского войска формировались пятисотенные полки на правах казачьих, которые до выступления из сборного пункта за 100 верст содержали себя на собственном коште, а потом продовольствовались от казны по старому гусарскому положению. При каждом полке находилось духовное лицо — мулла, со служителем азанчием, положенное число из башкирских зауряд-офицеров и урядников с особо назначенным полковым командиром или походным старшиной,