? положения, устанавливающие наличность фактов или событий без полного доказательства их существования. Они необходимы там, где, как, например, в гражданском процессе, при известных обстоятельствах нет возможности достигнуть полного доказательства явлений, а приходится довольствоваться лишь вероятными заключениями. Если, например, несколько лиц погибли вместе при крушении поезда и в интересах определения наследственных прав истцов необходимо определить, кто из них умер раньше, тогда суду за невозможностью точно установить минуту смерти каждого погибшего приходится прибегнуть к заключению, основанному на естественной вероятности, что несовершеннолетние дети умерли раньше родителей, а дед и бабка ? раньше своих совершеннолетних детей (см. Соумершие). Область применения П. в процессе очень обширна. Для правильного определения значения их в системе доказательств важно поэтому различать так называемые фактические (praesumptiones facti seu hom inis) и юридические (praesumptiones juris) П. В старом процессе, когда господствовала теория формальных, или законных, доказательств (см.), когда судье стремились дать указания на то, какие заключения он должен вывести из тех или иных фактов и на каких формальных основаниях и предположениях должен основать свое решение, теории и закону приходилось разрабатывать всю область П., необходимых судье столько же, сколько и обыкновенному человеку; учение о П. обнимало поэтому всю область теории доказательств, и деление на фактические и юридические теряло свое значение. Мысль юриста-схоластика стремилась привести в систему все виды возможных предположений и оценить доказательную силу каждого из них. Отсюда бесконечные и всегда неполные ряды допустимых предположений и столь же мало определенные деления самих П. на П. доказательные вполне, наполовину, отчасти, простые и необходимые предположения (praes. temerariae, probabiles, violentiae, necessariae) и т. д. В современном процессе, предоставившем простор свободному убеждению судьи и голосу его совести, все эти учения потеряли всякое значение. В праве сохранили силу лишь такие предположения, которые закон считает необходимым сохранить, несмотря на свободу судьи, как необходимые исходные пункты для его мысли при известных обстоятельствах и оценке известных фактов, в интересах достижения общих целей права. Под юридическими П. разумеются, таким образом, те, которые сохранены законом в качестве обязательных предпосылок умозаключения при оценке данных событий. Между ними различают praesumptiones juris tantum и praesumptiones juris et de jure. Под последними разумеют П., не допускающие доказательства противного. В таком виде по своему действию praes. juris et de jure уравниваются с фикциями (см.), а по своему существу являются простыми принудительными нормами закона. Когда западное каноническое право постановляло, что сожитие между обрученными женихом и невестой дает основание считать обручение, совершенное с целью будущего брака (sponsalia de futuro), за обручение, совершенное с целью немедленного брака (sponsalia de praesenti), когда оно устанавливало П., что если невинный супруг, зная о прелюбодеянии другого, несмотря на это, вступает с ним вновь в супружеское сожитие, то этим он прощает ему вину и, следовательно, не может требовать разлучения или развода, ? в этих случаях мы имеем не П. в собственном смысле слова, а нормы: sponsalia de futuro становятся sponsalia de praesenti после сожития (см. Обручение); развод не допускается, если невинный супруг, знающий о прелюбодеянии, вступает снова в сожительство с виновным. Согласно с этим современные юристы считают П. в собственном смысле лишь такие предписываемые законом обязательные П., которые допускают доказательство противного , т. е. обязательны для судьи лишь в том случае, если такого доказательства не последует (так называемые простые юридические П., praes. juris tantum). Этим П. отличаются от фикций. Точное установление области этих П. также вызывает затруднения. К ним не могут быть, строго говоря, отнесены многие положения, распределяющие бремя доказательства, например, когда говорят, что при обратном требовании уплаченного по ошибке (cond. indebiti) на уплатившего налагается обязанность доказать, что в действительности он уплатил недолжное, в силу предположения , что при обычном ходе вещей никто не платит долгов, не убедившись в их существовании. На самом деле П. здесь излишняя: уплативший недолжное выступает здесь в качестве истца и, следовательно, должен доказать свой иск по общему правилу о распределении доказательств. Средневековые комментаторы думали вообще, что распределение бремени представления доказательств основывается на предположении большей или меньшей виновности тяжущихся сторон. Так, в споре о собственности истец должен доказать свой иск потому, что на стороне ответчика, владеющего в данный момент вещью, существует предположение о принадлежности ему права на нее; доказательства истца переносят предположение на его сторону, и тогда уже ответчик обязывается опровергать эти доказательства. Это точка зрения совершенно неверная, так как подобные П. ведут к установлению известного факта самим законом, без всяких доказательств, между тем как, наоборот, целью последних и является установить факт без всяких предварительных предположений. Суд обязан судить по доказательствам, а не предположениям. Последние указываются ему законом для его облегчения и лишь для некоторых затруднительных случаев. Некоторые юристы исключают из области юридических П. и те общие предположения или общие принципы, которые служат общими основаниями судейской деятельности, исходными ее пунктами при определении отношения судьи к тяжущимся: например, каждый человек предполагается добросовестным и находящимся в здравом уме, пока противное не доказано; каждый акт считается возмездным, пока дарственный характер его не будет доказан и т. д. Эти П. считаются общими исходными пунктами современной человеческой мысли вообще, а не только мысли судьи, и потому суть предположения фактические. Таким образом, к числу собственно юридических П. относятся специальные указания закона на отношение к сторонам в праве и процессе, облегчающие ему оценку их отношений, какова, например, приведенная выше П. о соумерших, или следующие П.: ребенок, родившийся в законном браке, считается зачатым от мужа; движимые вещи считаются собственностью того, кто ими владеет, пока противное не будет доказано (ст. 534, т. X, ч. 1). Некоторые писатели думают, однако, что область юридических П. гораздо шире, обнимая всю сферу так называемых диспозитивных норм (см. Юридические нормы), т. е. гражданско-правовых узаконений, введенных в кодекс на случай отсутствия в актах точного выражения желаний сторон. Закон в этом случае дает свои нормы, "додумывающие волю сторон"; стороны предполагаются желавшими того, что с точки зрения закона кажется более нормальным порядком. Но в таком виде учение о юридических П. становится общим учением о диспозитивных гражданско-правовых нормах, как учение о Р. juris et de jure ? учением о принудительных нормах. Поскольку желают удержать специальное понятие П., не следует смешивать узкого и широкого его смысла, хотя по своей внутренней природе законные П., подобно остальным нормам, суть гораздо более специальные правила законодательной политики в толковании юридических сделок, чем простые предположения вероятности, которыми их иногда считают. Средневековая П. о том, что если духовное лицо обнимает женщину, то предполагается, что он делает это ради благословения, и вышеприведенная современная П. о том, что рожденный в браке ребенок предполагается зачатым от мужа ? столько же положения вероятности, сколько и правила, созданные в интересах поддержания уважения к духовному званию и святости брака. Ср. Endemann, "Die Beweislehre des Civilprocesses" (1860); Burckhardt, "Die civilistischen Pr asumptionen" (1866); Bierling, "Rechtsver muthungen", в Holtzendorff's "Rechtslexicon"; Оршанский, "О законных предположениях и их значении" ("Исслед. по русскому праву", СПб., 1892).
В. Н.