- Обширные реформы Петра I не ограничились сферой государства и церкви; они в корне преобразовали и общественный и семейный быт наших предков. Московская, допетровская Русь знала лишь две сферы жизни: сфера семейная, вернее, теремная, подавляла личность женщины, сфера государственная поглощала личность мужчины. Для общественной и личной инициативы, для общественных связей и интересов в Московской Руси не было места; то, что мы называем светским обществом, было ей совершенно неизвестно. Петр, присмотревшись во время своего путешествия к западноевропейской жизни, решил для начала привить России хоть внешний лоск цивилизованного общества. Великий преобразователь России прибегал к различным мерам для того, чтобы ввести в домашнюю и общественную жизнь своих подданных нравы и обычаи европейских народов; так, он повелел перевести с немецкого и напечатать "Приклады, како пишутся комплименты" и т. д. (СПб., 1708; были еще издания 1712 и 1725). Но наиболее действительное средство для достижения этой цели Петр нашел во введенных им ассамблеях , для которых он выработал подробные правила. Правила эти были обнародованы указом от 26 ноября 1718 года, объявленным генерал-полициймейстером Девиером (Полн. Собр. Зак., ¦ 3246). Указ этот, крайне характерный относительно Петровских способов цивилизовать Россию, изложен в след. словах: "Ассамблеи, слово французское, которого на русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать: вольное в котором доме собрание или съезд делается не для только забавы, но и для дела; ибо тут может друг друга видеть, и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, при том же и забава. А каким образом оные ассамблеи отправлять: то определяется ниже сего пунктом, покаместь в обычай войдет. 1) В котором дому имеет А. быть, то надлежит письмом или иным знаком объявить людям, куда всякому вольно придтить, как мужескому полу, так и женскому. 2) Ранее 5 или 4 часов не начинается, а долее 10 пополудни не продолжается. 3) Хозяин не повинен гостей ни встречать, ни провожать, ни подчивать, и не точию вышеписанное не повинен чинить, но хотя и дома не случится оного, нет ничего; но токмо повинен несколько покоев очистить, столы, свечи, питье, употребляемое в жажду, кто попросит, игры на столах, употребляемые. 4) Часы не определяются, в котором быть, но кто в котором хочет, лишь бы не ранее и не позже положенного времени; также тут быть столько, кто похочет, и отъехать волен, когда хочет. 5) Во время бытия в ассамблее вольно сидеть, ходить, играть, и в том никто другому прешкодить или унимать, также церемонии делать вставаньем, провожаньем и прочим отнюдь да не дерзает, под штрафом великого орла (объяснение см. ниже), но только при приезде и отъезде поклоном почтить должно. 6) Определяется, каким чинам на оные ассамблеи ходить, а именно: с высших чинов до обер-офицеров и дворян, также знатным купцам и начальным мастеровым людям, также и знатным приказным, тож разумеется и о женском поле, их жен и детей. 7) Лакеям или служителям в те аппартаменты не входить, но быть в сенях, или, где хозяин определит; также в австерии, когда и в прочих местах будут балы или банкет, также невольно вышеписанным служителям в те аппартаменты входить кроме вышеозначенных мест". Судя по сохранившимся корректурным листам, в подлиннике прошлого столетия, озаглавленном: "объявление, каким образом асамблеи отправлять надлежит", был еще 8-й пункт следующего содержания, который в Полное Собрание Зак. не попал: "Также объявляется при сем реестр, кому асамблеи держать, которые начнутся от 27 числа сего месяца. Первая будет у Князь Папы, а потом будут следоватся другие, кому сказано будет от того хозяина, у кого будут сидеть на асамблее, а тот хозяин повинен спрашивать о том у Принцыпалов. И у кого означать асамблее быть, то повинен оный хозяин тогда объявить тому, кому повелено иметь асамблея". Затем следует реестр лиц, между которыми особенное внимание обращает на себя вице-адмирал Петр Михайлов; под этим подразумевался сам царь.
Относящиеся к тому времени мемуары мекленбургского посланника Вебера и голштинского камер-юнкера Беркгольца сообщают дальнейшие подробности об А. Об А. возвещалось жителям Петербурга барабанным боем и прибитыми к фонарным столбам объявлениями. В день А. генерал-полициймейстер обязан был в два или три часа пополудни являться к хозяину дома и записывать всех приезжающих. В 6 часов приезжал государь, несколько позже государыня и вдовствующая царица Прасковия Федоровна с царевнами. Перед началом бала хозяин подносил одной из дам, по своему выбору, бронзовый вызолоченный жезл, наподобие кадуцея, и перчатку, в знак владычества, давая тем знать, что в светской жизни господство принадлежит прекрасному полу. После сего дама принимала название "царицы бала", подзывала кавалера, по собственному своему выбору, приказывала ему стать на колени и посвящала в "маршалы бала", приложив, по обычаю древнерыцарских времен, два пальца к его щеке, после чего передавала ему кадуцей, а вместе с тем и власть свою. Маршал обязан был беспрекословно исполнять все повеления своей дамы. Танцы открывались польскими, за ними следовали "миновея" (менуэт) и другие модные в то время танцы, род контрдансов, напр. "пистолет-миновет" и др. Но государь изобрел еще и свой собственный танец. Это было что-то вроде "гроссфатера": от 30 до 60 пар под звуки похоронного марша медленно подвигались погребальным шествием; вдруг по знаку маршальского жезла музыка переходила в веселую, дамы оставляли своих кавалеров, брали других между не танцевавшими, кавалеры ловили дам или искали других; поднималась ужасная кутерьма, толкотня, беготня, шум и крик, как будто играли в жмурки. Сам Петр и Екатерина и вся царская фамилия не освобождали себя от этого: за ними бегали, гонялись, как и за всеми другими; сами они ловили других; наконец по новому сигналу маршала все опять приходило в прежний порядок, и те, кто оставались без дам, подвергались наказанию: осушить большого или малого орла. Это был почтенных размеров кубок, который обыкновенно хранился в одной из комнат, и от осушения его никакие оправдания не могли освободить виновного. В тогдашних танцах особенно отличались пленные шведские офицеры; некоторое время они были учителями русских дам и кавалеров. Между танцами дамам предлагались чай, кофе, мед, варенья и проч., а впоследствии, со времени пребывания в Петербурге голштинского герцога, по примеру данной им А. вошли в моду шоколад и лимонад. Этот же герцог первый познакомил петербургскую публику со стройной, приятной музыкой, выписанной им из Вены, а до того времени гремели трубы, фаготы, гобои и литавры. Выработав правила для А., Петр расписал и очереди, у кого им быть, не исключив из них и самого себя. Первая А. состоялась 4 дек. 1718 г. у генерал-адмирала Апраксина, известного в то время хлебосола; вторая - 9 дек. у тайного советника Толстого; третью А. повелено было устроить 11 дек. канцлеру Головкину, славившемуся своею скупостью; потом А. были: 16 дек. у вице-канцлера Шафирова, 20 дек. у вице-адмирала Крюйса и т. д. Впоследствии зимний сезон А. обыкновенно открывался и заканчивался у кн. Меньшикова. Государь давал свои очередные А. в почтовом доме на Адмиралтейской стороне, там, где ныне Мраморный дворец; в этом доме одна комната, предназначенная для А., была убрана с особенной роскошью. Летом А. давались лишь царем в Летнем саду. Успех А. был чрезвычайный; при Петре они до того утвердились в русской жизни, что завелись и в среде духовенства. Синодальный вице-президент, архиепископ Феодосий, сделал в Москве распоряжение о заведении А. между членами Синода и зависящими от него лицами. Первая такая А. и, должно быть, последняя была 29 дек. 1723 г. в Донском монастыре, где был изготовлен даже и обед. Какой переворот А. произвели в русской жизни, можно проследить по запискам упомянутых двух иностранцев. Вебер приехал в Россию в 1714 г., еще до издания указа об А. В своих мемуарах он яркими красками описывает грубые и дикие нравы, царившие в России, забитость и невежество русских женщин, запертых в своих высоких теремах. Когда он по приезде в Петербург вздумал сделать визиты представителям русской знати, хозяева, недоумевавшие о причине его посещения, принимали его крайне неприветливо и нередко провожали бранью и даже побоями; русские дамы являлись перед ним с вычерненными зубами (тогда господствовало еще убеждение, что белизна зубов - принадлежность обезьян и арапов). Семь лет спустя и через 3 года по заведении А. приехал в Петербург Беркгольц, приехал прямо из Парижа времен Регентства, где версальский двор утопал в безумной роскоши и был законодателем моды и утонченных манер для всей Европы, и первое впечатление его выразилось в словах: "признаюсь, я вовсе не ожидал, что здешний двор так великолепен". Прежние чопорные бояре стали светскими людьми; русские женщины явились на А. милыми и остроумными собеседницами, блистали бриллиантами, самыми изысканными прическами, богатыми туалетами, нисколько не уступавшими по вкусу и фасону иностранным. Но роль и значение А. не ограничивается тем, что они освободили женщину и создали в России т. н. светское общество, и не одно это имел в виду их гениальный организатор. Петр хорошо понимал, что лишь при сплоченности общества всякий благой почин в общественных делах может найти себе сочувствие и помощь, что при ней только может быть вызвана к жизни личная и общественная инициатива, этот главнейший рычаг современной цивилизации. В этом-то отношении Петр и возлагал большие надежды на А. Надежды эти проявились и в указе его, который вводит А. "не для только забавы, но и для дела". Те же цели преследовал и архиеп. Феодосий, который в повелении своем о заведении А. среди членов Синода разъяснил: "а ежели кто и обедом трактовать изволит, о том не воспрещается". Какое значение Петр придавал задуманным им А., можно заключить из того, что он сам корректировал указ о них, как это видно из хранящегося в архиве Московской синодальной типографии корректурного листа с собственноручными пометками царя.